Добыча.

- Курррросаки… - как-то очень настойчиво для игривости произнесли ему на самое ухо. Ичиго вздрогнул, попытался то ли отшатнуться, то ли наоборот, притянуть его к себе поближе… и проснулся. Удивился. Было очень странно, хоть и видно с первого, пусть и изрядно сонного взгляда, что голос, разбудивший его, раздался во сне. Ну а где, в таком случае, обладатель оных неоднозначных интонаций наяву? Ичиго отлип от подушки, приподнявшись на локтях, и огляделся: несмотря на то, что его собственное тело настойчиво и однозначно доказывало ему, что засыпал он не один, да и на склероз вроде бы он пока еще не жаловался, в комнате и в его кровати никого не было. Додумать мысль, куда посреди ночи мог запропаститься из его постели несносный адреналиновый маньяк, ему не дали. В распахнутом по случаю слишком теплой весны окне появился бывший Секста Эспада, так и не соизволивший выйти из релиза. Куросаки хмуро рассматривал грациозное эээ… животное?.. с которым сражался, когда не спал, и спал, когда не сражался. Очаровательно разнообразное времяпрепровождение для двоих, да. Впрочем, долго рассматривать длинные стройные ноги, защищенные белой броней и перекинутые через подоконник, ему не дали – Гриммджоу преодолел расстояние до кровати за долю мгновения, опрокинул сонного недошинигами обратно на подушку, подцепил острым когтем подбородок, небрежно-опасно притягивая к себе. Ичиго отвел руку-лапу в сторону, и, вместо ожидаемого поцелуя, слизнул со щеки арранкара капельку подсохшей крови. От багровой смазанной полоски явно тянуло чужой рейацу. Охотился… - Охотился, - промурлыкал ему на ухо Джаггерджак, выгибаясь, и, одновременно, отпихивая Ичиго к противоположному краю кровати. И едва удержался на самом краешке, когда его недвусмысленно толкнули обратно. - Это не повод лезть ко мне под одеяло в одеж… в релизе, - прищурился шинигами. - А разница? Ичиго иронично постучал по твердой светлой кости пальцем. Броня, покрывавшая все тело арранкара, была достаточно жесткой, чтобы звук получился гулким. Почти как в музее, когда юный Куросаки успел на спор изучить старый самурайский доспех, пока перепуганная воспитательница вместе с увлекшимся экскурсоводом не спохватились и не вывели слишком любознательного малыша из помещения. Гриммджоу фыркнул: - Я не могу это «снять». - Просто выйди из релиза. - Не хочу. - Не наохотился? То, что он зря это произнес, стало ясно сразу же. Глаза Пантеры хищно блеснули, и Куросаки ощутил, как мощные лапы зафиксировали его руки, совершенно не заботясь о том, что когти пропарывают тонкое одеяло насквозь. - Черт! Прекрати раздирать белье! Иронично приподнятая, очерченная голубым бровь была ему ответом. - Забей, Куррросаки. Я еще не наохотился. - Причем здесь я, придурок? - При том, что март, И-чи-го. Марррт наступил, - характерно прорыкивая слова, произнес Гриммджоу. - Не думал, что твой релиз и характерная активность связаны с определенным временем года.., - Куросаки даже не пробовал рыпаться – по собственному опыту он уже знал, что бесполезно. Даже не будь он в своем теле. Даже не будь бывший Секста в релизе. Даже… просто если Гриммджоу Джаггерджак чего-то хотел, проще было согласиться – иначе все получалось по его же желанию, но с гораздо большим количеством травм. – Говорят, конечно, что это случается со всеми кошачьими по весне, но я не думал… Договорить ему тоже не дали. Длинный тонкий язык пробежался по пересохшим со сна губам, острые клыки прикусили нижнюю губу. Несмотря на то, что в бедро и локти впивались твердые заостренные пластины брони, Ичиго понял, что и сам не остается равнодушным к происходящему. - Сссскотина похотливая, - прошипел он, облизывая многострадальную губу, когда арранкар царственно соизволил дать шинигами глотнуть воздуха. - Еще скажи, что тебе что-то не нравится? - Вечера тебе было мало? – выстонал Ичиго, пока его неаккуратно, но требовательно вытряхивали из пижамных штанов. - Вечер был вечером. Прекрати ломаться, шинигами… - острые когти расчерчивали ребра невольно тянущегося к прикосновениям Ичиго, нижняя правая лапа недовольно отпихнула одеяло подальше, и арранкар наконец оседлал узкие бедра. - Я не ломаюсь, я беспокоюсь за сохранность своего имущества! – попытался возразить рыжеволосый. – А еще ты тяжелый, неудобный, твердый, и… - …и сексуальный, - не оставляя ни малейшего сомнения в собственной неотразимости, промурлыкал Гриммджоу, обхватывая темной лапой уже возбужденный член Ичиго, пока тот прикусывал пальцы на второй, стараясь не поранить язык. - И как я на такое повелся? – поинтересовался в никуда юноша, в отместку стараясь чувствительнее прикусить большой палец. - У тебя не было выбора, детка, - почти пропел Гриммджоу, недвусмысленно подаваясь вперед бедрами. Мальчишка, все еще мальчишка был слишком податливым сейчас, чтобы спорить, и слишком увлечен предполагаемой опасностью внепланово покалечиться, чтобы сопротивляться… или возражать всерьез. Арранкару это было на руку… в смысле, на лапу. Не то, чтобы он серьезно думал о возможности секса в высвобожденной форме после удачной охоты, но Куросаки так искренне возмущался, что случайная мысль «а почему нет?» не могла не превратиться в реальное, и немедленно осуществляемое действие. Пустой следил тяжелым взглядом, как лежащий Ичиго поднимает руку к его лицу, проводит, насмешливо фыркая и откровенно нарываясь, по шее и остро очерченным ключицам, не скрытым защитой, по белым пластинам из иеро, переводит ладонь на внутреннюю сторону бедра, где, как ни странно, кость уже не ощущается костью, просто очень гладкая и шелковистая плотная кожа, и азартно (а вот за это ощущение жадного любопытства потом можно и прибить…) прикасается кончиками пальцев к промежности. Адреналин, который все еще в крови, горячим пульсирующим клубком перетекает в пах. Гриммджоу стонет, совершенно не удивляясь тому, что стык внешнего защитного покрова расходится и рука Ичиго уверенно накрывает его, да, да, там, так, уверенно и знающе, как сделать все, чтобы стало хорошо. Тонкие губы арранкара расходятся в усмешке – все-таки сейчас его любовник в сильно лучшую сторону отличается от того ломающегося девственника, которого он успел совратить между первым и всеми последующими боями. Еще никто не мог обвинить Гриммджоу Джаггерджака, бывшего Сексту Эспаду, в том, что он охотится на недостойных. Его добыча – лежащая сейчас под ним – лучшее тому подтверждение. А мнение самой добычи, как водится, его интересует в последнюю очередь. - Переворачивайся, - шипит Гриммджоу, выгибаясь абсолютно невозможным для человека с нормальным позвоночником образом, и награждает Ичиго поцелуем в шею, прикусывая до крови, вылизывая отметину, всасывая бледную кожу поглубже, чтобы завтра Куросаки снова орал на него за то, что невозможно же постоянно прятать шею под воротниками. Но так же невозможно прекратить его метить. Добыча. Шикарная, стройная, вредная, настойчивая добыча с гипертрофированным чувством справедливости… ужас! Ичиго не спешит поддаваться. Он запускает обе ладони в длинную густую голубую гриву, которая закрывает ему весь обзор, и раздраженно, невнятно чертыхается, когда Гриммджоу, в отместку за то, что он прекратил его ласкать, прикусывает сильнее. Но соблазн слишком силен – гладкие длинные прядки так и ложатся между пальцев. - Переворачивайся, - наконец отлипает Гриммджоу, и теперь уже непреклонно толкает его в бок. Ичиго хихикает. У него низкий, негромкий смешок, срывающийся на тихий стон. Джаггерджак недоумевающе и недовольно цапает его за ухо. Куросаки шипит и неохотно подчиняется. Ладоням, оглаживающим его бока, ставящим его поудобнее на колени, сжимающим соблазнительно раздвинутые бедра. Тихому, но уже явно очень довольному порыкиванию, с которым арранкар вылизывает его позвоночник, спускаясь ниже. Влажной головке, скользящей между его ягодиц, и не пытающейся пока проникнуть внутрь. И слишком сложно не податься навстречу, и Ичиго фыркает, и прогибается в спине, подставляя себя, под… ахх! Арранкар никогда не отличался терпением, и Куросаки сейчас спасает только то, что с момента последнего секса прошло всего несколько часов, он растянут… нет, растрахан так, что минимума естественной смазки, и небольшого количества слюны хватает. Неглубоко, глубже, еще чуть глубже, выйти… Зверь любит дразнить – даже если добыча давно загнана в угол и не думает сопротивляться. Толчки плавные, быстрые, но не резкие. Лапы фиксируют бедра, и не думая прикасаться к эрекции Ичиго, и арранкар наращивает темп. Куросаки явно нравится процесс – лопатки сведены, на бледной коже бисеринки пота, серебристые в свете луны, стоны переросли в пока еще некритично громкие, но уже неприкрыто нетерпеливые. Не сбиться с ритма сложно, когда ему так самозабвенно подмахивают, но даже кошачьему своеобразному терпению наконец приходит конец: Гриммджоу вбивается быстрее и быстрее, втрахивая Ичиго в непружинящий матрас, ловит узкое плечо зубами и кончает, контрастом последнего рывка и боли от укуса доводя и Ичиго до оргазма. И понимает, что релиз, не выдержав такого выплеска рейацу, исчезает. Шинигами несколько бесконечно долгих секунд прерывисто дышит под лениво навалившейся на него тушей, потом спихивает его с себя. Тела разлипаются с влажным звуком. Гриммджоу обессилено падает на подушки, потягивается, пока Ичиго ищет салфетки и вытирает себя, его… - Предполагалось, что ты затрахаешь до полусмерти меня, - фыркает тот наконец, когда арранкар лениво-собственническим жестом притягивает его к себе под тонкое одеяло. Окно они так и не закрыли, и в комнате, как внезапно выясняется, прохладно. – А у самого потеря духовной силы дошла до критической отметки. - Иди к черту, - фыркает Гриммджоу в ленивый поцелуй, перебирая пальцами рыжие прядки, понимая, что одного раза ему все равно мало. У него весна. Здесь, где нет песка, и есть ветер, вкусный и плотный, это время для действий – а не предвкушения. И ему плевать на глупые человеческие и шинигамские предрассудки. Гриммджоу снова трется всем телом о все еще горячее тело Ичиго и ловит чутким ухом преувеличенно недовольный стон. - Что, опять? Вместо ответа ему прикусывают сосок. -…и какая ты, к черту, Пантера? Кошка, мартовская кош… - рот Ичиго заткнут широкой ладонью. - Мне обратиться к кому-то другому? – уточняет Гриммджоу. Ему в ответ явно отрицательно кивают и закидывают ногу на бедро. Мол, ты, конечно, невыносим, но все еще мой... мое… и да, снова сделай так! И еще раз… Гриммджоу Джаггерджак насмешливо щурится и позволяет мальчишке, поддающемуся на провокации так легко, перевернуть его на спину и оседлать бедра. И смотрит – смотрит – смотрит на свою добычу… И совсем не думает о том, что у «добычи» может быть абсолютно другой взгляд на то, кто из них трофей, а кто – охотник.