Ветер в траве

Мне снился сон. В который раз на этой чертовой планете. Я шел по пустынным коридорам нашей маленькой станции, и тени плясали позади меня в страшном искореженном танце. С лампами дневного света под низким потолком было явно что-то не в порядке: они то мигали, то вовсе выключались, то заливали помещения нестерпимым светом хирургической операционной. Я хотел было позвать Джесс, чтобы она опять починила генератор, но во рту пересохло, а язык казался полоской наждачной бумаги, прилипшей к нёбу. Я поднял руку, чтобы вытереть вспотевший лоб, но это удалось мне с превеликим трудом – конечности будто свинцом налились. Из носа текло. Опять эта несносная простуда, подумал я, и вытер нос рукавом рубашки. Мама бы в обморок упала от подобных манер. Но тут нас всего двое, на этом несчастном аванпосте, и сестры нигде не было видно. На рукаве осталась широкая полоса крови, ярко-красная на белоснежной ткани. Такая чистая рубашка? Но во сне удивляться не принято. Идти стало тяжелее, и я прислонился к стене, такой приятно гладкой и прохладной. Еще немного осталось. До чего? Я не знал. Ведь это всего лишь сон. Или не сон, а жуткая полуявь, в которой сонные видения причудливо переплетаются с реальностью. Слева по коридору приоткрылась дверь, и длинные бледные пальцы обхватили створку, марая серо-стальную поверхность грязными масляными разводами. Опять Джесс забыла про руки. Я сто раз говорил ей - если копаешься в своем допотопном хламе - изволь потом мыть руки. Джесси была просто в восторге от старых часовых механизмов. Могла изучать их сутками - отлаживать, чинить, собирать и разбирать заново, и руки у нее вечно были в масле. Я хотел было сказать ей об этом, но слова влажным комком застряли в горле. Джесс!.. Джесс, что с тобой? Джесс... *** Пробуждение было не слишком приятным - шею ломило, в глаза как будто песка насыпали, а сил не хватало даже на то, чтобы выбраться из-под тонкого синтетического одеяла. Справившись с этой непосильной задачей, я, наконец, кое-как поднялся с постели и побрел в ванный отсек. Там я уперся руками в раковину, борясь с внезапным приступом дурноты, подкатившим к самому горлу. Проклятое место, похоже, решило напоследок вытянуть из меня все соки. Я поднял голову. Зеркальная панель над умывальником как бы нехотя отразила бледное, изможденное лицо, заросшее недельной щетиной. Бриться я был не в настроении. Не до бритья сейчас. Кто еще приглядит за Джесс, если не я? Покинув ванную, я переоделся и хмуро уставился на завтрак, услужливо приготовленный поваром-автоматом. Пара бутербродов с ветчиной и чашка какао. Ладно, и это сойдет. Жуя бутерброд и запивая его холодным какао, я окидывал скучающим взором свою комнату. Взгляд упал на запыленную шахматную доску, в одиночестве стоящую на столике. Резные фигуры так и застыли в нерешительности посреди неоконченной партии. Я играл неплохо, а Джесс - ужасно. Мы играли в шахматы очень редко, в основном - чтобы скоротать время. Моя сестра порой путала даже правила хода фигур, а уж о правильном розыгрыше дебюта, миттельшпиля и эндшпиля речи и вовсе не шло. Теперь-то мы с Джессикой никогда не закончим эту партию. Покончив с завтраком, я оставил грязную посуду на столике рядом с шахматами и завалился прямо в одежде обратно на кровать. Полежав так с полчаса, закинув руки за голову и бессмысленно глядя в потолок, я вздохнул. Оттягивать посещение медицинского отсека больше не было смысла. *** В медицинском отсеке стояла гудящая тишина, нарушаемая лишь пощелкиванием и попискиванием системы жизнеобеспечения, которая старательно и преданно поддерживала остатки жизни в теле Джесс. Она лежала на больничной кровати, укрытая до подбородка белой простыней. Я тихо подошел и осторожно сел на краешек постели. Погладил длинные черные волосы. - Привет, сестренка. Ну как ты, все еще держишься? - нарочито жизнерадостно спросил я ее неподвижное и бледное лицо. - Ты давай, держись. Не вздумай оставлять меня одного, нам тут еще два месяца сидеть. Мой голос пересекся. Два месяца. Конечно, я связался с начальством и все рассказал о случившемся. "Ждите" - вот и весь ответ, который я получил на просьбы о помощи и досрочном завершении смены. У этих поганых бюрократов помощи не дождешься, я знал это наверняка. Но попытаться надо было - просто для очистки совести. Странная прихоть руководства. Казалось бы, почему не отправить на эту планету человек пятьдесят-шестьдесят, построить приличную базу, да начать полномасштабное исследование этого странного мира, который скрывает немыслимые богатства? Но я догадывался, в чем причина. Эта планета не только скрывает в своих недрах драгоценные металлы, камни и руду. Что-то еще есть здесь было. Таинственное и чуждое человеку. Я сразу это почувствовал, как только ступил с трапа корабля, доставившего нас на Сибиус, в высокую изумрудную траву, пробегающую волнами под теплым ветром. Может ли у планеты быть разум? Здесь было красиво - целые долины, залитые шелковистой и мягкой травой. И ни одного деревца - по крайней мере, в месте, где была расположена наша станция. Просто целое море волнующейся зелени высотой по колено взрослому человеку. Красиво, но эта красота таила в себе недоброе. Там, глубоко под землей, было что-то. Я чувствовал. Что-то, что убило Джесс. Я не верил, что она сама, по собственной воле могла сотворить с собой такое. Она? Нет, не она, не она. Раз-два-три-четыре. Ты один в своей квартире. *** Я не мог видеть лицо сестры, скрытое за бинтами, но чувствовал, что она все еще дышит. Взяв ее руку в ладонь, я смог нащупать слабое биение пульса. Дыхание и пульс – вот и все, чем Джесси давала мне знать, что она все еще держится за жизнь. Держится? Или просто безучастно застыла на краю, ожидая конца? Я сдвинул простыню, обнажив ее руку до локтя. Два уродливых вспухших рубца пятнали бледную кожу. Вены были вскрыты. То же самое было и на другой руке. Лицо под слоем бинтов было покрыто сетью ссадин и глубоких порезов. Хорошо, что глаз удалось спасти; я содрогнулся от воспоминаний. Зачем ты это сделала, Джесс? Или тебя заставили? Бедная моя малышка, как же тяжело тебе сейчас. Нельзя было отправлять ее вместе со мной. Я твердил это, как попугай, раз за разом. Но мне отказали. Да, у нее нестабильная психика, но она должна справиться, говорили они. Проклятые эксперименты! Но я ничего не мог сделать – нас бы в любом случае отправили бы сюда, пусть даже в ящиках и с кляпами во рту. Исследование. Они исследовали влияние Сибиуса на человека. Я легонько сжал вялую руку Джесси. Держись. Только держись. Решив выйти прогуляться, я натянул непромокаемую куртку и впервые за несколько дней вышел наружу. Два маленьких солнца только недавно взошли над размытым горизонтом, и холодный воздух с запахом перечной мяты завивался маленькими потоками между сапог, тут же покрывшихся крупной росой. Травяное море все так же привычно и невнятно шелестело под порывами ветра, теперь несущего целый водопад ароматов. Я учуял мяту, запах свежеиспеченного хлеба, духи матери, тяжелый и мягкий запах озона. Все это не могло существовать здесь, и все-таки… Что-то досконально изучило меня, прошило, прошло до самой глубины моей души и памяти. Сам того не замечая, я смахивал слезы с ресниц. Проклятая планета… Зачем? *** Прошла неделя *** Я просидел у постели сестры несколько часов, бездумно наблюдая, как на мониторе пробегают кривые волны и фиксируются редкие удары пульса – кровь бьет в стенки сосудов, желая покинуть поскорее умирающее тело. Что ты несешь, идиот?! Джесси все еще жива, все еще есть надежда… Но на что? На то, что она поправится? Но Джессика без сознания уже больше недели. Это не могло продолжаться вечно. Я тихонько встал, поправил одеяло Джесс и вышел из медицинского отсека. Меня преследовал неотвязный звон в ушах, как будто сотни маленьких колокольчиков тихо-тихо побрякивали, привязанные к рукавам рубашки. Выйдя наружу, я подставил лицо легкому ветру, пахнущему холодной перечной мятой… И как же я раньше этого не видел? Решение созрело в голове, простое и ясное. Спеша поскорее претворить идею в жизнь, я чуть ли не залетел обратно в медотсек. Система жизнеобеспечения все так же равнодушно и монотонно гудела, казалось, что в ней спряталось какое-то уродливое насекомое. Аккуратно отключив аппарат, я поднял Джесси на руки. Она весила не больше пыли, которая танцевала в косом луче света, пробивавшемся через маленькое оконце. Все еще никаких признаков жизни. Я страшно рискую, поступая таким образом. Если ничего не выйдет, я не успею вернуть Джесс. Но идея, молоточком бившая в голове, не отпускала. Получится, все получится. Я осторожно вынес Джесс наружу. Там бушевал роскошный багряно-золотой закат, и небо было жуткой раскрашенной маской древнего божества. Где же ветер? Вот он. Я с замиранием сердца встретил его порыв. Ветер с ароматом клубники, старой бумаги и запаха горящих свечей заиграл длинными волосами Джессики, захлопал белым одеялом. Ну, шептал я. Пожалуйста. Тебе ведь несложно, правда? Ветер как будто замер в нерешительности, но потом задул вдруг с удвоенной силой. *** Я плакал. Джесс так и не открыла глаза. Глупец! Идиот! Ты убил ее, убил. С чего ты взял, что ветер, играющий в высокой траве, как зеркальце ловящий человеческую душу, сможет вернуть ее? Дурак, безумец. Я стоял на коленях, и безжизненное тело Джесс лежало передо мной. А любопытный ветер печально шелестел изумрудной травой. Он увидел то, что хотел. Люди порой до безумия верят в чудо.