Актеры одной роли

      Звонок в дверь. В почти пустой квартире он звучит особенно громко, словно кто-то ударил в огромный колокол. Но парень, лежащий на двухместной кровати, не двинулся с места. Смотреть на плакат дорогого тебе человека ему казалось куда более приятным, чем расхаживать по темным коридорам. Впрочем, человек по ту сторону двери не в первый раз встречался с Кеннетом, потому бесцеремонно открыл её своим ключом и прошел, захлопнув за собой.       Темнота, что, как и всегда, укрывала в себе эту квартиру, её бардак и её хозяина, с каждым днем, казалось, только сгущалась, превращаясь в совсем черный оттенок. Зажав нос, побледневшая от «великолепных» ароматов светловолосая девушка, раскидывая валяющиеся перед ней вещи ногой, пробиралась к спальне. Такими впечатляющими движениями в таких не менее поражающих своей открытостью нарядах она могла бы вызвать не малое количество восторженных взглядов мужчин, но здесь некому было любоваться её накаченными прелестями. Да и она сама не хотела этого.       - Эй, ты что, еще не собрался!? – недовольно немного писклявым или скорее походящим на скрип, издаваемый натянутой резинкой, когда её дергают, произнесла блондинка.       - Уйди… - тихо, растворяясь в блаженном для него сумраке, прорвал небольшую тяжесть всей появившейся атмосферы хриплый голос розововолосого молодого человека, что мирно в одних домашних штанах лежал, подогнув руки за голову. Взгляд его был направлен на плакат из какого-то девчачьего журнала, на которой красовался актер, сыгравший Лаксаса, в одной шубе и джинсах.       - Да черт тебя бери, Кеннет! – продолжала негодовать появившаяся без приглашения гостья, пытаясь еще сохранять показное дружелюбное отношение, что у неё не так уж и хорошо выходило – Завязывай уже хандрить! Мы из-за тебя даже съемки приостановили, а ты тут только выпендриваешься, строишь из себя погрязшего в депрессии меланхолика!       - Заткнись уже. – Актер кинул в свою партнершу бутылкой из какого-то дорогого мартини – Ты меня раздражаешь… - продолжал вытягивать жалобные речи он. Но для Дины это было не более чем крокодильими слезами.       - Черт, как же ты меня достал, - пробурчала она наконец, прикрыв глаза и часть лба ладонью. Волевой походкой подойдя к нему, девушка с силой потянула парня на себя за шею, при этом впившись в неё длинными ногтями. Маленькие капельки слез, как два драгоценных камня, моментально выступили и застыли на серых глазах, которых до этого было не разглядеть – Ну отказал он тебе и что?! Думаешь, в мире геев на всех не хватит?!       - Не тебе меня упрекать… - дрожащим голосом медленно отвечал Кеннет – Подстилка для сорокалетних мужиков – вместе с его словами сжалась женская холодная рука, а по комнате раздался крик боли. Моментально пальцы на шее парня разжались, а по его телу медленно, оставляя красную дорожку, стекла капелька крови. Но это совсем нельзя назвать соблазнительным или сексуальным, несмотря на накаченное тело актера. Это было скорее… страшно.       - Откуда ты… знаешь? – дрожь, разрядами пробегавшая по еще более похолодевшему телу почти идеальной девушки, только предавала ужасу накрывшей это помещение пустоте разных сердец.       - Так все же знают. И про то, как ты попала в сериал, и про то, кто тебя увозит на мотоцикле после съемок – с горькой усмешкой, всё еще ощущая ту пронизывающую боль в шее, ответил недоНацу. Иногда ему было даже жаль свою «напарницу», но и в те редкие моменты, когда его коллеги обсуждали эту прославившуюся своими формами и не только этим особу и его посещали подобные чувства, он вновь вспоминал, что она – обычный уличный мусор, шлюха, продажная вещь, что предала свои принципы ради денег. И именно поэтому Дина не вызывала у него ничего кроме искреннего раздражения и презрения. Впрочем, как и он у нее.       Воспоминания, что она так давно пыталась запереть в глубине своего сознания и сердца, теперь просто не могли не вырвать наружу. «Принцесса Диана» - вот, как её называли. Девочка из детского дома, которая мечтала однажды стать популярной, которая верила, что добьется успеха в большом городе, которая так глупо сбежала, и которая не смогла ничего кроме как торговать собственным телом. Наверное, провинциалам нужно запретить мечтать. И, возможно, тогда каждый из них не будет энный раз переживать это осознание того, какова на самом деле жизнь. Да… Так определенно было бы легче.       Как забавно, что удача повернулась к ней лицом только тогда, когда ей самой это, казалось, уже и не нужно. И сделала это именно в публичном доме, где Дина пребывала вот уже который год. Переспать со сценаристом – большое ли дело. Разве что только гонорар будет крупнее обычного. Да, так она тогда и думала, но всё пошло так, как пошло…       Слов больше не осталось ни у одной, ни у другой сторон. Хотелось убиться, исчезнуть, остаться для всех неизвестным – хотелось обоим, но время назад уже не обернуть. Теперь есть только неизбежное будущее, ведь у них нет сил остановить эту карусель.

***

      Крик. Такой громкий и проницательный, словно бьющий в сердца многих. И этими многими были соседи. Какие бы на самом деле не вызывали эти жалобные стоны сердца и тела чувства у них, все на перебой, следуя общепринятой моде на доброту и сострадание, жалеют её, предлагают помощь и раза в раз. Но этот крик был всего лишь один.       Удар, еще удар – всё нормально, так и должно быть, ничего необычного вообще-то. По бледной щеке прошлась мелкая слезинка, одна единственная. Она уже давно отвыкла плакать без глазных капель – много сил разнообразных психологов ушло, чтобы сделать из этой игрушки для битья Титанию, а Титании не пристало лить слезы, и уж тем более кричать.       Только шрамы и синяки на теле не спрятать. Только главной ошибки прошлого уже не исправить. Алые волосы Кэрол кровавым пятном расстилались по полу. Последний размах ноги, попавшей в живот, заставил девушку сжаться как можно сильнее. Кажется, он, наконец, выдохся. Пьяными кривыми шагами муж актрисы медленно проследовал в спальню. Еще где-то минут пять – есть время подождать, пока боль от очередных побоев не утихнет. Скоро он уснёт, и вновь всё по кругу: работа - дом - работа - избиенья и пьяные возгласы – и снова работа. Всё правильно, всё так, как и должно быть…       Она устала. Она уже давно от многого устала. Но всё равно, несмотря ни на что, продолжает содержать семью, продолжает давать ему любую сумму денег, продолжает терпеть и продолжает безответно любить. Как ни сложно было бы в это поверить – это так. Наверное, так и будет до конца. И в этом самом конце Кэрол видит лишь свою одинокую смерть.       Кажется, уже стало терпимо. Когда долго испытываешь боль – постепенно привыкаешь к ней. Человек вообще такое существо, которое приспосабливается ко всему, как бы он это не ненавидел. Это то, что называется «ставить перед фактом», и в этом факте никто не играет важной роли, как личность – все равны пред ним, как пред Богом.       Актриса осторожно поднялась, пытаясь не смотреть на разбитый левый локоть. Она уже не знала, где хуже – на съемках или дома. Эрза открыла ненавистную скрипучую дверь, оставшуюся еще после её родителей, отдавших им свой дом. Девушка уже давно могла бы всё поменять или купить им новое «гнездышко», и она на самом деле планировала это сделать, но каждый раз что-то обязательно мешало. Хотя, возможно, это были лишь оправдания перед самой собой.       Пара шагов, и Кэрол шокировано замерла на пороге. На ступеньках сидел крашеный синеволосый парень. Единственным желанием, посетившим в тот момент актрису, было зайти обратно и спрятаться в любое возможное место. Но скрип, словно назло, сыграл свою роль, и гость сразу же обернулся. Увидев хозяйку дома, Кристофер улыбнулся и по-детски радостно вскочил с места. Чем ближе подходил он к ней, тем больше покрывали её тело мурашки. Страх, застывший во взгляде темно-карих глаз, было уже никак не скрыть, но парень, казалось, и не замечал. Впрочем, так оно и было.       Крис обнял свою напарницу по многим сценам. Вот он – один из немногих людей, что полюбил её, такую скрытную, пугливую, непонятную многим девушку. Но полюбил, как мать, как какого-то мудрого ангела, что сопровождает и помогает ему. Вот только она никогда не сможет его понять и разделить чувства.       Кристофер – её самый страшный кошмар, который она ненавидит больше, чем кого-либо вокруг. Страх… Лишь страх и безумное отчаяние вселяет в неё этот человек. Мало кому известно о том, кто же на самом деле «Джерар». Для Кэрол это психически неуравновешенный человек, который так же, как и она сама, прошел через множество тренингов, лечился у множества врачей и психологов, чтобы наконец покинуть больницу, в народе именуемую «Дуркой».       Но она ему не скажет. Никогда не посмеет разрушить его веру. Ей не впервой прятать злую истину.

***

      Собраться с силами. Открыть глаза. Тяжело. Тела у обоих затекли.       Кучка голых девиц, подобранных с холодных улиц, покрытых сигаретным дымом и выхлопными газами, валялась вокруг. Дейв окинул их взглядом, полным нескрытого раздражения. Эта комната, казалось, совсем не относилась ко всей остальной вилле. Да, здесь были те же богатые убранства и красивые виды из огромного окна, вот только в отличие от приятных цветочных ароматов, окутывавших все помещения, здесь откровенно воняло спермой и алкоголем.       Атенаис всегда поддерживала в доме идеальную чистоту и уют, хоть и не особо хотела этого. Так предписывали нормы, установленные, как известно, давно и надолго. Впрочем, что до самой актрисы – она бы и в мусорном баке прожила, если бы в том был хоть какой-то смысл. Да и само это понятие «смысл» давно утратило для неё ценность.       Мольберт так и остался нетронутым. Кажется, она уснула в кресле. Синеволосая девушка собрала краски и вместе с холстом закинула их всех в кладовку. Идеи, как и время, приходили ночью и уходили с ней же.       Черные цвета её предыдущих картин сливались с темнотой небольшого пространства кладовой, а ярко-алые оттенки наоборот, как цветки мака, зацветали и раскрывались в бесконечной окутывающей пустоте. Что бы ни рисовала, все картины, как одна, вбирают в себя лишь эти краски, краски её прошлого, её несбыточной мечты.       Алый – цвет крови. Так принято считать. И у нее тоже. Всё, чем она жила – убийства. Всё, что она видела перед собой - смерть, одна за другой. Нет, она не убийца. У Атенаис просто не хватило бы храбрости. Но каждый раз, когда вы смотрели на ваши ярко-голубые экраны, могло ли вам прийти в голову, что эта милашка Джувия на самом деле дочь одного из известнейших маньяков и киллеров Франции? Отец никогда не пытался скрыть свою работу от дочери и даже заставлял её учиться стрелять. Наверное, вы уже догадались, кто был его первой жертвой…       Этот момент девушка помнит четче, чем остальные убийства. Хотя нет, всю картину юной француженке не передать, но в её памяти осталось главное – этот взгляд матери, пустой и неживой, какой и должен быть и всех погибших. Кровь, тела, время и сама смерть – каждому предназначены свои собственные, но взгляд умерших всегда один, покрытый какой-то дымкой окутавшей пустоты.       Черный – отражение жизни, именно такой, какова она есть. Не отрицайте, не лгите себе – это на самом деле плохо и неприятно. Просто примете всё, как должное – так же, как и она, так же как и все. Жить, видя это нормальным – вот что истинно верно. Когда-нибудь мы все понимаем, что только так и никак по-другому: это называется повзрослеть.       - Джувия! – раздался жалобный возглас её парня по особняку, – Принеси пива и выведи их отсюда.       Крик маленького мальчика. Не более того слышала девушка в его словах. Поднявшись на второй этаж, Атенаис вновь лицезрела своего сожителя, который даже в похмелье умудряется лежать в королевских позах. Маленький избалованный ребенок. Вот кем был актер и кем, видимо, останется навсегда.       Стакан из дорогого хрусталя со звоном цепей в темницах коснулся поверхности прикроватной тумбочки. Брюнет быстрым движением осушил его, впрочем не до конца. Вся оставшаяся часть слабоалкогольной жидкости смешалась в дорогом ковролине с другой выпивкой и чьими-то рвотными позывами.       - Убери здесь, Джувия. – актер поднялся и направился в ванную, почесывая темную голову, но слова его так называемой девушки на секунду остановил:       - Почему называешь меня Джувией? – равнодушно бросила синеволосая, собирая, как всегда, раскиданные вещи. Первым ответом была его манерная грубая усмешка:       - Чтобы ты помнила, что ты для меня не больше, чем просто Джувия, а я для тебя – не больше, чем просто Грей. – Далее за её спиной раздавались его удаляющиеся шаги. Атенаис только тихо цыкнула. Кому, как ней ей понимать это лучше…       Эти двое с самого начала не вызывали друг у друга никаких эмоций: ни положительных, ни отрицательных. Он – часть окружения, попавшая в проект благодаря богатому папочке, она – ещё одна муха рядом с царем. Но кино есть кино, и, конечно же, у фанатов всегда есть какая-то пара-кумир. Нет ничего удивительного, что это были именно они.       И как же всё смогло так далеко зайти, что обычный пиар-ход, имеющий громкое название у журналистов желтой прессы «Не в сериале, так в жизни!» и рассчитанный максимум на полтора месяца, постепенно перетек в совместное жительство уже на протяжении полугода? Что ж, сложно говорить что-то определенное об их совместной жизни. Ясно лишь одно: Дейв и Атенаис счастливы. У них есть то счастье, которым можно довольствоваться в наше время, ведь сейчас многие понятия приобретают новый смысл.       Вряд ли какой-либо другой девушке под силу перевоспитать этого парня, а вытерпеть тем более. Разве что только если этой самой девушке не всё равно… ***       Гримерка. Одна большая на всех. Какая-то уж больно яркая для наших героев. Впрочем, сейчас она как раз соответствовала им. Но и на фоне этой показной теплоты и красоты, никто не собирался любезничать или улыбаться – на это у них ещё будет достаточно времени. Привычная тишина, проглатывавшая все звуки этой комнаты, никого не успокаивала, но создавала привычную атмосферу.       Кеннет, как обезьянка, кривлялся у зеркала, пытаясь, наконец, по-нужному улыбнуться. Уж больно давно он этого не делал, мускулы лица, казалось, засохли в тяжкой засухе.       Дейв с нескрываемой гордостью смотрел на это, будучи полностью уверенным в себе. Что ж, его роль не велика – строить серьезное лицо и угрюмый взгляд. Наверное, только на такую безэмоциональную роль можно было взять этого горе-актеришку, что в театре-то был раза три-четыре.       А в то время его девушка всё тем же непоколебимо-равнодушным взглядом смотрела беспрестанный снегопад. Снежинки отливались какой-то слабой радугой. Редкое зрелище, когда сквозь тучи пробиваются лучи холодного зимнего солнца.       - Посмотрите на этот снег, - начала вдруг синеволосая, отчего вся жизнь в гримерной на секунду замерла в немом ступоре, но девушку это как-то мало волновало – Снег так похож на ложь. Он очень красивый, и иногда мне не хочется, чтобы он переставал падать. А потом наступит весна. Время чистоты, невинности, нового начала, правды. А правда эта такая грязная, везде слякоть, ветер, дождь… - на секунду она прервалась, пока все удивленно слушали монолог человека, что никогда ничего не говорил в неформальной обстановке прежде, - Мерзко, правда?       - Так, стоп! – вскрикнула Дина, чувствуя неприятный ком в горле, мешавший нормально продохнуть, – Идемте уже, а то опоздаем!       Последние слова она явно выдавила из себя, но тем самым и спасла всех. Никому больше не хотелось слушать этого. Что-то кольнуло каждого, кольнуло больно и прямо в точку. Стоит ли и говорить, что с кем бы ни начать беседу на эту тему, все попытаются уйти от столь ненавистной и на самом деле мерзкой темы, не так ли? И Вы тоже, и я тоже. Здесь нет места самообману – мы все лжем.       И вновь линзы камер перед ними. И вновь они улыбчивые и веселые друзья. Они уже никогда не станут кем-то другими в наших глазах. Для всех – идеальны. Для каждого – друзья, в которых хочется верить. В чем цена чужого счастья? Она лишь в наших собственных потерях. В жизни всё ограничено: если нет у тебя, значит есть у кого-то другого.       Правда, мечты, цели – вот, чем пришлось пожертвовать им всем, чтобы подняться на вереницу судьбы. И даже когда сериал, наконец, будет окончен, они всё еще останутся для нас теми же Нацу, Греем, Эрзой, Люси, Джераром и Джувией. До конца. И после смерти.