Держи меня за руку

Джим не видит его два года. Два чертовых года он бегает по всем странам, в этой несчастной Европе и посещает несколько еще более несчастных стран Азии. И каждую ночь, которая мучает его бессонницей, он боится сорваться. Сорваться и набрать номер, что бы услышать хриплое “Слушаю”. Моран почему - то никогда не говорит по телефону “Привет” или “Алло”, он всегда берет трубку, не глядя на номер, и говорит “Слушаю”. И слушает с таким вниманием, словно ему, как минимум, рассказывают о том, сколько людей ему необходимо взять в плен и какие пытки к ним необходимо применить. Джим однажды присутствовал при разговоре его цепного пса с одним из мальчиков из охраны. Кажется, его хотели пригласить на чью-то свадьбу. Все эти два года, как кажется Джиму, не происходит ничего хорошего. И то, что он возвращается, означает лишь одно - выбора у него, в общем-то, и нет: или петля, или это. Сейчас Мориарти стоит перед входом в квартиру военного и надеется, что не опоздал. Надеется, что его все еще ждут, что ему повезло чуть больше чем Шерлоку, который так и не позволил своим чувствам проявиться и взять вверх над страхом быть отвергнутым. Впрочем, Шерлок бы все равно позволил Джону уйти… Он никогда не умел брать то, что действительно хотел. Нажав на звонок, консультант преступного мира ждет. Ждет, пока за дверью раздастся неразборчивое “иду”, пока не послышаться неторопливые тяжелые шаги (ведь дома не надо прятаться), пока не повернется ключ. Себастьян замирает, смотрит на него долго и не пускает за порог квартиры. При желании, Джим мог бы попробовать проскользнуть, но не уверен, что сейчас Моран позволит ему это сделать. Два показушно равнодушных и долгих взгляда встречаются друг с другом, скрывая то, что твориться внутри. И Джим думает, что готов принять любую реакцию кроме: “Извини, я остыл” . - Джеймс, - военный сдается первым, произнося вместо приветствия его имя, и отодвигается, позволяя пройти. - А ты меня ждааал, - тянет по привычке Мориарти и, улыбаясь, заходит в квартиру. Она оказывается очень маленькой. Почти такой же, как до появления Джима в его жизни. Одна комната, она же спальня и гостиная, маленькая кухня и санузел – и это все настолько маленькое, что Джеймс не совсем понимает, как здесь можно жить. Тем более, что комната больше представляет собой какой-то непонятный завал, вызывая лишь отвращение. Поймав брезгливый взгляд, Себастьян ведет его на кухню, где действительно чисто. Почти стерильно. Такое чувство, что никто не здесь не появлялся вообще никогда. Моран готовит кофе, ставит перед Джимом кружку и молчит. Криминальный консультант разливается соловьем, рассказывая, где он был и что он делал таким равнодушным голосом, словно его не было пару дней, а не два года. Он говорит, говорит и говорит, пока не ловит себя на том, что боится замолчать. Потому, как кажется, что если он замолкнет, то снайпер поднимется, приставит к его голове пистолет и выстрелит, чтобы уж наверняка. Чтобы воскресший Джеймс не разрушал его картину мира, которая успела сформироваться за последние два года. Он даже почти чувствует холод металла любимой беретты полковника, когда прекращает говорить. И Себастьян действительно встает и идет к своему боссу, в пару шагов преодолевая расстояние между ними. Несколько секунд Мориарти смотрит на свое отражение в светлых глазах снайпера и думает, что его образ уже давным-давно впаян в эти глаза с радужкой поднебесного цвета. Раньше Джим любил дразнить своего военного, сравнивая его глаза с глазами Холмса младшего, и Моран навсегда запомнил кто его личный враг. Но он никогда не предаст своего хозяина. Преступный консультант не успевает сказать еще что-нибудь, он оказывается поднятым за грудки, а в следующую секунду сгибается от удара под дых. Себастьян чуть сжимает его горло, прижимает к стене, не позволяя согнуться снова, что бы как-то блокировать удар, и начинает бить его под ребра с военной точностью: заставляя задыхаться и вскрикивать от боли, хоть и не наносит серьезных увечий. А еще он не трогает лицо, зная, как сильно беспокоится о своей внешности босс, и за это снайперу действительно хочется сказать спасибо. Джим знает, что заслужил это, знает, что его верной собачке было плохо, а потому позволяет себя избивать, пока не чувствует, что перестает хватать воздуха. И это уже не от очередного удара, и даже не от того, что сильные руки сжимают его горло. Себастьян целует его. Все еще прижимая к стене, но теперь уж всем телом, сжимая руку на горле и кусая до боли, не позволяя вздохнуть. Это настолько неожиданно, что Мориарти пытается оттолкнуть его. Джим чувствует, как в его собственной стене, созданной за эти два года крепким ограждением от окружающих, пошла трещина, и это осознание, словно соль на открытую рану заставляет, наконец, сдастся. Обнимая Морана за шею, гений чувствует на губах соленую влагу и ему хочется думать, что это все-таки кровь. Джеймс все еще пытается справиться с тем водопадом эмоций, которые пробудил в нем поцелуй, когда чувствует, как его пах накрывает вторая рука Себастьяна; из горла, невольно раздается хриплый стон, разрушая тишину. “Это глупо, нельзя доверять! Нельзя доверяться никому, даже Морану…” - одергивает себя Джим, чувствуя, как трещины паутиной расползаются по его стене хладнокровия. Трудно держать маску перед тем, кто так настойчиво демонстрирует свою искренность; особенно, если ты, в самом-то деле, не так уж и равнодушен к нему. Столь сильно углубившись в себя, Джим не замечает, как оказывается на горизонтальной поверхности. Только запоздало осознает несколько вещей: он уже на столе без брюк и белья, его пиджак и рубашка пропитались разлитым кофе, а у него в заднице уже несколько пальцев. - Не смей отключаться, - подает голос Себастьян, и чтобы сохранить уверенность, что Мориарти не будет нырять в себя или мысленно отстраняться, почти сразу входит в него. Джеймс кричит. Снайпер почти не подготовил его. Во всяком случае, неспавшему с мужчинами уже довольно давно Джиму этого мало. - Блять! Сука! Прекрати!.. - кричит он, краем сознания отмечая, что может дотянуться до ножа. Но почему-то не делает этого, предпочитая до боли в пальцах сжимать край стола. Мориарти пытается выкрутиться из рук мужчины, отстранится от большого и горячего члена, что входит в него, закрыться и сбежать. Но не от боли и унижения, а от наслаждения, которое вот-вот начинает появляться. От той тягучей сладости внизу живота, которая прибывает с каждым умелым движением полковника. Это больше похоже на изнасилование, ведь Джеймс только и может, что кричать. Он больше не тешит себя иллюзией, что соленой может быть только кровь - из его глаз текут слезы. И все из-за этого проклятого животного, что решило овладеть им прямо на кухонном столе. Однако самое оказалось страшное в другом. С каждым движением любовника он чувствует, как рушится столь долго строимая стена внутри него. И когда Себастьян задевает простату, заставляя Джима выгнуться уже с криком наслаждения, а не боли - от последних кирпичиков не остается и следа. Все, что он сделал с собой, с таким трудом за эти два года, Моран снес, всего лишь уложив его на стол и сыграв на любимом контрасте _прошлого_ Джима: боли и наслаждении. Кончая, Джеймс чувствует себя маленьким и ничтожным. Приходя в себя, он затравленно смотрит на Себастьяна и жалеет что вернулся. Стоило пройти мимо и жить как раньше. Или найти нового телохранителя и убрать этого, чтобы не мешался. Но сейчас уже поздно. - Тебя не учили пользоваться презервативами, тупое животное? – тихо интересуется Джим, отпуская ноги на пол и чувствуя, как по внутренней стороне бедра стекает вязкая жидкость. На его лице море отвращения, боль пронзает от каждого движения ниже пояса, а вот взгляд полковника почти спокоен. Он вытирает салфеткой свой член, и прячет его в брюки, которые даже не потрудился снять. - Сходи в душ,- советует Моран и отворачивается, набирая в кружку воды. Джеймс с трудом поднимается и, морщась, идет в душ. Сейчас ему уже как-то все равно на то, что по комнате разбросаны пустые бутылки из под алкоголя, а на столике главное место занимает пепельница. Ему все равно, что он шагает босиком по голому полу, на котором слоем лежат какие-то крошки и к его пятке приклеивается целлофановая упаковка от сигарет. Он даже не обращает внимания на то, что в ванной выломан замок, и закрыться ему не удастся. Скинув с себя одежду, Мориарти встает под воду и замирает в растерянности. Он почти не двигается под теплой водой и думает о том, что надо было бы взять со стола нож и убить эту скотину. Вот только эта мысль настолько медленная и тягучая, что даже не побуждает к действию. Он не знает, как долго находится под теплой водой, когда слышит, как открывается дверь. В ванную входит Себастьян, но Джиму настолько все равно, что он даже не вздрагивает, чувствуя, как до него дотрагивается горячая рука. В какой-то момент рядом оказывается обнаженный Моран и начинает водить мочалкой по его плечу. - Давай же, возвращайся Джеймс, - просит он и прижимает его к стене своим телом. Мориарти почти не сопротивляется, когда ласки становятся более настойчивыми. Это уже далеко не просто помощь в мытье, но консультирующему злодею все равно - ничего страшнее того, что уже было, с ним не сделают. Во всяком случае, он так думает, пока не чувствует как Себастьян снова входит в его тело. Хорошо, что мышцы уже расслаблены и растянуты, и это почти не больно. В этот раз Моран нежен и нетороплив. И где-то внутри, Джим ловит себя на том, что ему это не нравится. Хочется кричать и возмущаться, приказать, чтобы он двигался активнее, быстрее или позволил ему самому проявить инициативу, но кажется, полковник вновь держит его слишком крепко. В голове помимо его воли начинают всплывать воспоминания о том, как сильно он ненавидел раньше такого Бастиана, который выпивал все соки из Джима, прежде чем, наконец, разрешить ему кончить. И это было так сладко. Бастиан. Такие родные моменты в памяти и привычное сокращение «Бастиан», стало каким-то странным катализатором. В сознании Мориарти становиться кристально чисто, и он стучит кулаком по стенке, резко разворачиваясь в объятиях любовника. Оказывается, Бастиан почти не держал его, и отстраниться оказалось очень легко. -Бастиан, Бастиан, Бастиан… - Воодушевленно улыбаясь шепчет Джеймс прижимаясь к нему и закидывая одну ногу на пояс своего подчиненного, своего любовника, своего… Просто своего. Моран мучительно долгую секунду смотрит в его глаза полные безумия, возбуждения и осознания, стараясь заметить очередную маску или фальшь. Но, видимо, не находит, потому что его выражение теряет свое равнодушие, в глазах появляется триумф, а на губах хищная улыбка. Джим снова прижат к стене. А холодный и равнодушный Себастьян остался где-то там, с тем жестоким и безразличным Мориарти, строящим стены вокруг себя, но сейчас… Джеймс нервно сглатывает и чувствует, как любовник вновь входит в него. С губ срывается новый, искренний, полный наслаждения стон; черт, как же он соскучился по этим ощущениям. Соскучился по тому, что кто-то может знать его настолько хорошо и подходить ему настолько идеально. Выгибаясь в сильных руках, Джим подается навстречу каждому движению Морана. Подается насколько позволяет пространство между ними и сжимается, что бы почувствовать в себе горячую плоть еще отчетливей и резче. И, дьявол, это действительно самые яркие впечатления за последние два года! Сладко кончая уже во второй раз, Джим вскрикивает от истинного наслаждения и сильнейшего оргазма. Он поражен тем, насколько эти ощущения могут быть сильными. Чувствуя в себе горячую струю вязкой спермы, консультант прижимается к своему снайперу, не позволяя ему сделать ни одного лишнего движения, пока в глазах не перестают мелькать пятна, а тело не находит сил удерживать себя само. Отстранившись, Джеймс быстро ополаскивается и брызгает в Себастьяна водой, а тот смешно отфыркивается и ругается, обещая придушить одного мелкого мерзавца во сне. Мориарти искренне смеется в ответ - он не верит ни в одну из этих угроз. Из ванной они выходят мокрые, ведь взглянув на полотенца в этой ванной, Джим запрещает трогать «это» и предлагает, наверное, впервые в жизни, акт милосердия – подарить их бомжам. Морану немного стыдно, но он лишь усмехается на капризы своего шефа, а тот не хочет упрекать своего любовника снова. Уж слишком, пока еще, хрупким кажется тот трос, которым они привязаны друг к другу. Себастьян ведет его, словно ребенка, держа за руку, и Джим чувствует, что именно этого ему не хватало все эти два года. Он устилал свою дорогу трупами, слезами, ядом и кровью. Болью своей и чужой, и если бы не Бастиан рядом - давно бы сломался. Он и так почти сломался, когда решил рискнуть и сделать шаг назад к прошлой жизни. И сейчас, чувствуя крепкую руку, сжимающую и направляющую его, он понимает, что, наконец, спасен. Позволяя вести себя до узкой одноместной койки, Мориарти невольно отмечает, что его снайперу хватило времени привести комнату в порядок, это приятно. Постельное белье на вид тоже вполне приличное, а потому Джим лишь снисходительно кивает, показывая, что оценил старания . Он подталкивает любовника в сторону кровати; вдвоем им, наверняка, будет тесно, но один спать Джеймс не собирается. Моран, не долго думая, просто укладывает его на себя, будто личное покрывальце, и накрывает их. В этой теплоте и абсолютной гармонии совсем скоро раздается негромкое сопение. В отличие от любовника, Джеймсу не удается уснуть сразу. Несколько минут он лежит на груди мужчины, слушая, как бьется его сердце, а потом поднимает голову и рассматривает его в свете уличных фонарей, пробивающегося сквозь шторы. Он отмечает, что за последние два года Себастьян невыносимо постарел: вокруг глаз появились морщинки, вот и на лбу залегла еще одна, а в копне светло-русых волос появилось несколько серебряных. Почему-то было больно думать о том, что все это из-за него. Засыпая, он прижимается к груди любовника щекой, и мечтательно улыбается: надо будет приказать Себастьяну снова перекраситься в светло-золотой цвет, который так нравится Джиму. Или в любой другой. Сны уносят в мир блаженств, и Мориарти спокойно закрывает глаза - теперь все будет хорошо. Обязательно.