Немой крик

      Я медленно скользил белыми от тонального крема пальцами по его сухому лицу, оставляя на коже тонкие светлые полосы. Его глаза, заключившие в себе отражение луны, безучастным взглядом смотрели куда-то мимо меня. Я коснулся тонкой тёмно-багровой кожи, затянувшей впадины под блеклыми глазами, дотронулся отросшим, потрескавшимся ногтем до его жёстких редких ресниц, но тут же одёрнул руку, будто по ней прошёлся пар, прозрачной струёй поднимающийся от кипятка. Он даже не дрогнул, продолжая стоять в тени, испепеляя взглядом пустоту и, по-видимому, витая где-то высоко в своих радиоактивных облаках.       Откуда-то издалека, пробиваясь сквозь тонкие гипсокартонные стены и пелену моего замутнённого сознания, звучала музыка. Высокие ноты, тут же становясь низкой затяжной мелодией, вновь резко взмывали вверх и вновь погружались в глубину. Этот диссонанс отдавался противной резью в ушах, но завладел моим мозгом окончательно. Закрыв глаза, я не без удовольствия отметил, как моя душа взмывала в небеса и низвергалась в пучины ада вместе с этой странной мелодией. Внутри меня всё сжалось от какого-то непонятного ликования, затем последовала тяжёлая тоска, от которой ныло всё тело, будто кто-то слабо бил меня холодным молотом в грудь, а после — ледяное спокойствие, какое бывает только тогда, когда тебе известна твоя дальнейшая судьба и остаётся только ждать и где-то в самой глубине души надеяться на лучшее.       Я рухнул на колени на скользкий плиточный пол, силясь подавить в себе стоны и крики. Зубы впились в мягкую губу, и я быстро зажал себе рот руками, чувствуя, как по лицу горячими ручьями льются слёзы. Мозг в голове словно обратился в лёд. Вы когда-нибудь держали в руках осколок льда минуты две-три? Он словно жжёт, верно? Лёд жжёт хуже огня. Ощущение было такое, словно мой мозг пролежал на льду много часов.       Мелодия врезалась в моё сознание, словно тонкие прочные нити марионетки. Они управляли мои мыслями, и мысли эти были ужасны. Перед моим внутренним взором дрожали мерзкие картины, выполненные в самых мрачных тонах. Лица, испещренные и изборожденные ранами, сквозь тёмное мясо которых проглядывали светлые бежевые кости. Огромные, красные из-за лопнувших сосудов глаза, выкатившиеся из глазниц. Я дрожал, бился в конвульсиях, чувствуя, как по спине градом катятся капли горячего пота. Кровь приливала к вискам, в голове шумело, но сквозь этот серый, монотонный шум прорывалась та самая ужасная и одновременно прекрасная мелодия. Я отчетливо понимал, что нужно срочно открыть глаза, но, тем не менее, боялся это сделать. Перед внутренним взором появлялись всё новые и новые лица, если это, конечно, можно было назвать лицами. Но что будет, если открыть глаза? Не стоит ли сейчас один из них рядом со мной?..       Я резко распахнул глаза и рывком подполз к зеркалу, напряжённо вглядываясь в потонувшее в немилосердной темноте отражение. На меня испуганным взглядом смотрел он, с белыми пятнами тонального крема на тёмно-бурых синяках под глазами.       Я прислонил руку к стеклу и медленно провёл вниз, оставляя за собой жирные серые следы. Человек по ту сторону зеркала доверчиво смотрел мне прямо в глаза, слёзно умоляя о помощи. Я уставился в эти зрачки, расширившиеся до устрашающих размеров, и слышал в голове его истошный вопль. Музыка стихла, и с ней из сознания ушли все гротескные образы.       Окаменевшие, обожженные губы, казалось, срослись между собой. Я хотел кричать на весь мир от переполнявших меня эмоций до тех пор, пока не охрипну или не потеряю голос совсем, но я не мог. Отражение жалостливо ухмыльнулось, пытаясь скрыть свою боль за утешающей улыбкой. Я чувствовал, как мне в тело врезаются раскалённые жгуты ужаса. Я боялся. Боялся, что оно заговорит голосом моей совести, которую я давным-давно усыпил, но которая вновь проснулась, красным цветком пробиваясь сквозь мягкий серый пепел.       Я ненавидел этого человека по ту сторону зеркала. Я ненавидел каждого, кто встретился мне однажды и теперь беспокойной душой блуждал по кладбищу чувств, надежд и мечтаний, которое находилось глубоко внутри меня.       Все они были подобны ангелам, и я не мог прочитать в их наивных глазах и милых улыбках то, что они хранили за спиной оружие. Все они могли бы защищать с помощью него других, но они лишь с упоением мучили своих жертв, втыкая им спину ножи, хлыстами полосуя руки и перетягивая жгутами вены.       Но это уже не имеет никакого значения. У меня есть только я и моё отражение, которое я ненавижу.       …Солнце сквозь окно залило светом душную бетонную коробку. За окном радостно чирикали птицы, недавно вернувшиеся с юга. С громким тяжёлым стуком падали на подоконник капли. Я слабо улыбнулся новому дню, в тайне молясь, чтобы он длился как можно дольше.       Но я никуда не смогу деться от ночи и своего отражения, запертого по ту сторону зеркала и молящего о помощи.