Сохрани мою тень

Фразы летели звонкими пощечинами: «Заткнись, Малиновский!» Или: «Сядь, не маячь!» Или: «Я не хочу никого видеть, тем более тебя!» И издевательское: «Вы понимаете, Роман Дмитриевич, это Вы свободны, это я Вас не задерживаю!» Андрей, одурманенный страданиями, огрызался направо и налево, кусал своих и чужих. А Ромка, королевский шут, парировал-парировал, да все не мог выпарировать. В ответ только: «Меня уже притомили твои шутки. Я сыт ими по горло. Сделай милость, отвали от меня!» Катя исчезла после того злополучного Совета, как в воду канула. Шел день за днем бесплодных поисков, и неизвестность делала моего Андрея все более невменяемым. Давление отца, упреки Маргариты Рудольфовны, злорадство Саши. Хорошо хоть Кирюшка злобствует и страдает, но хватает гордости не устраивать откровенные разборки. Андрей устал, он очень устал. Ему бы отдохнуть чуть-чуть, восстановить силы. Черт, ведь именно это он хотел мне сказать в том ставшем роковым разговоре «как вы с Малиновским в города играли». Я, дурак, предложил ему обходной путь с наименьшими потерями, а он, на беду посомневавшись, - на секунду лишь! - отказался из этических соображений. Что ж ты, Пушкарева, недоподслушала-то? Ведь тогда бумажный рядовой Жданов готов был сгореть, объявив после Совета и про отмену свадьбы, и про свою безумную любовь к тебе… Или все-таки промолчал бы?.. Да, он нерешительный, да, он инфантильный. Избалованный красивый мальчик, наследник рода, как на грех, поставивший наследство под удар. Я-то понимаю, что наш с тобой герой – совсем не герой. Или ты, такая умная, вся из себя в очках, выдумала себе принца на белом коне и лупишь в него из своих катюш, раз обосрался принц твой? Он несовершенен, я несовершенен, ты несовершенна – ну нет в мире совершенства! Я виноват. Да, я виноват. Готов все ксерокопии этой дурацкой инструкции съесть, и даже без кетчупа. Но она писалась не для тебя, а для него, С надеждой на психотерапевтический эффект. (И кстати, нефиг было любопытствовать!) А ты знаешь ли, что он ее даже не дочитал? Выбросил, смяв. Послал меня пару раз, ну, ничего, к этому я привычный. И что он выполнил-то из нее? На Волочкову сводил? Зайца подарил? И две мной, Сирано Ле Бре, написанные открытки? А когда он свои корявые строчки начал писать – ты, со своим собачьим чутьем и знанием поэзии всех времен и народов, предпочла упорствовать. И не слышать Андрюшкин голос. Не виртуоз он в сложении серенад, но искренен был, как Кристиан: «Катя! Я люблю тебя! И, кстати, сделай мне отчет». Вот уж поистине бурьян взамен душистой розы. Что ж ты ничего не поняла-то, Катя? Ты, Крошка Цахес, сделала из Андрюшки идиота, заставила его страдать, опозорила перед отцом. Что ж, тогда баш на баш, мы квиты. Но отбирать фирму? Честно, даже мне не верилось, что твоя подлость простирается настолько далеко, хоть я и пытался предуготовить Андрюшку к такому повороту дел. Однако... Когда в последнем телефонном разговоре сука Зорькин ясно дал понять, что процесс Никамоды против Зималетто на днях будет завершен, сорвались мы оба, и Андрей, и я. Ну, он понятно - нажраться, подраться, умыться кровью и соплями - мазохист, твою мать! Но я! Как же прокололся-то я! Вспомнить жутко: - Может, думаешь, что тебе тут хуже всех? Так вот - мне тоже досталось прилично. Я так на минуточку все потерял. Только я сейчас думаю совсем не о деньгах... Слава богу, что стоящий у лифта бешеный Ждан, у которого уже кровь кипела в ушах, не понял эту фразу. Вернее, понял ее совсем не так. - А то, что про деньги напомнил, так это ты молодец, Ромочка, дружище. Да ты не волнуйся, я тебе все отдам. Все будет в порядке. Я все верну, до копейки. А себя ты мне можешь вернуть?.. Ведь я об этом... Правильно сказал кто-то из великих: "Ты знаешь ли, какое это бремя, молчать, не замолкая ни на миг?" Жданов вернулся к Кире. Она оказалась в нужное время в нужном месте. Шестикова, ты не могла позвонить мне? А может, к лучшему, что Кирюшка его приняла? Спасла и обогрела, но ведь... Опять возвращаться к предыдущему левелу, где все ловушки известны, а все призы уже пойманы, и понятно, что Андрюша там с тоски удавится. Тем более, что ничего не изменилось - он все равно скучает по Пушкаревой, не знаю, что она там с ним сделала. Как же помочь ему выйти на новый уровень? Перескочить Пушкареву бонус-броском или овладеть этой крепостью, чтоб рассыпался мираж маниакальной идеи Жданова: Катя - самая прекрасная из всех женщин? Как? Тем более, что меня он не слушает и не слышит. Жданов и раньше истерил часто и со вкусом, но удавалось успокаивать его, отпаивать виски и разговорами. А сейчас? - Хватит меня спасать, спасители нашлись! Я видеть вас больше не могу, меня тошнит от вас от всех, вы понимаете? Выходит, спасти его можно лишь незаметно для него. Но как? Новая новость: Катька не претендует на фирму. Подслушавший разговор "отцов" Ждан вернулся если не сияющим, то наполовину сбросившим тяжесть своей вины. Но оставшейся половины было достаточно. Я несколько раз осторожно подкатывал с шуточками-прибауточками и вопросом: " Ты виделся с Пушкаревой? Хочешь ее увидеть? Ну, неужели тебе не хотелось с ней поговорить?" И видно было, что Андрей очень хотел, но... Боялся. Сначала охмурение, инструкция, потом он еще дров наломал дома у Пушкаревых, да и Катя сразу узнает от подружек, что "наши голубки, Кира и Андрей, снова вместе". - Она вообще не будет меня слушать. Ничего не изменится. Поздно. Жданов ронял слова тяжело, как будто ему, несмышленышу Ромке, объяснял, что надежды нет, и последний гвоздь вбит. Что он ставит на себе крест. И значит ли это, что его страдание будет длиться вечно? Эх, Катя, как же выкурить-то тебя из его дурной башки? Ладно, пойдем от противного. Даром, что ли стратегия – мой конек. Я те устрою счастье с Пушкаревой! И это будет шаг вперед, а не топтание на месте, причем по трясине. Получишь ты свою лягушонку в коробчонке. Для начала будете жить долго и счастливо, ну, а потом, может, ты очки и протрешь. Помнишь, я твоей маме обещал, что отважу тебя от постоянного пьянства в барах и заставлю забыть навсегда Катю? Ты знаешь, а я все равно выполню это свое обещание. И хоть путь будет долгим, поехали! Я дома. Жданов у Киры. Ночь. Сегодня вечером, 7 марта, Пушкарева прилетела из своих заграниц. Пал Олегович убедил-таки ее встретиться с Советом директоров. Назначил на послезавтра. Ромашка, у тебя есть шанс! Расстарайся в Женский день 8 марта и заставь ее вернуть Андрея. А что нам в помощь? Цветы и стихи! Пусть я буду снова Сирано, хоть Катя не Роксана. Я все же Сирано, хоть ты не Кристиан. Опа, уже начинаю говорить стихами! К перу же поскорей, как к шпаге, поэзия сродни отваге. Стихи для тебя Роман, которому по смерти Склероз воздвигнет изваянье, Оставил злополучный тот пакет... Я понимаю: оправданья Ни другу моему, ни мне тем паче нет. Но ведь в письме была лишь злая шутка, Дурацкая и глупая при том. Стыдится он бездумного поступка И съесть свою инструкцию готов. Да, клялся я изменчивой Луною И зайцев игрушечных дарил. Но клятвы при Луне придуманы не мною, А заяц, кстати, тот был очень мил. Так, может быть, все в мире неслучайно, И к лучшему - как нам сейчас узнать? - Что ты открыла соблазненья тайну, И пусть тебе пришлось вдвойне страдать, Но я, чурбан бесчувственный, почуял Невыразимость нежности и боли колотье. Привыкший раздавать пустые клятвы всуе, Влюбился я в страдание твое. Теперь признанье мне далось непросто. Тебе себя на суд я отдаю. Не стоит жечь последний хлипкий мостик. Прими же исповедь печальную мою. *** Я относился к женщинам легко: Влюблял, обманывал, менял. Ценил я только форму лепестков, А цену истинному чувству я не знал. Но ароматом дивного цветка, Который не высок, не ярок, как звезда, Отныне я пленен, и каждая строка Твердит: мне без любви твоей беда. А знаешь, глаз твоих глубоких ясность, Наивность, вера и любовь Мне, ловеласу, страшную опасность Впустили в суетную кровь. Я чувствовал, что я бледнею, гасну, вяну, Умру я, коль ты меня не простишь. Довольно прибегать к постыдному обману, Долой чужое мненье и престиж. Пусть лучше буду нищ, пускай я буду беден. Гол как сокол, зато не червяком Обязан буду жить средь мерзких сплетен И пробираться хитростью ползком. Когда же ты ушла, я плакал, как ребенок, Искал тебя везде, не находил. Ты мне являлась миражом в притонах, Где я почти что каждый вечер пил. Поверь мне, выше слез я ничего не знаю, В то время был и враг - не враг, и друг - не друг. Познав блаженство ада, муки рая, Я должен был разнесть, разрушить все вокруг. О сколько нежных слов во мне, я задыхаюсь, Но их не скажет мой пристыженный язык, И все же я губами прикасаюсь К листу, что держишь ты во этот миг. Ведь каждая из этих горьких строчек - (и каждой рифмой в пропасть я лечу!) Души моей опавший лепесточек, И я иного счастья не хочу, Чем быть с тобой, тобой любимым быть. Услышь меня, сумей меня простить. *** Солнце еще не успело позолотить верхушки деревьев, как Роман был у дома Пушкаревых. Для весны было слишком морозно, мимоза в руках просилась в тепло, голубой конверт за пазухой трепыхался, как голубь. Или это сердце выскакивало? В голове бродил коктейль бессонной ночи и написанных строк. Надо же было так понадраться поэзии! Почтовый ящик как способ передачи любовного послания отпадал - слишком неромантично. Однако окно пушкаревской комнаты Ромка вычислил еще во время ночных бдений, когда Жданчик спал в желтой машинке с зеленым огоньком. Пожарная лестница. Четвертый зтаж. Окно наверняка на шпингалетах. "Эх, кто бы знал, как я боюсь высоты!" Но отступать поздно. Мимозу в зубы! Не смотреть вниз! Представляя себя бессмертным Мюнхаузеном, Ромка напевал приличествующие моменту строчки: "И пробегает дрожь, и штрашно, и шмешно, и тешно облакам, и кругом голова, по буквам, по шлогам вожьми мои шлова и брошь к ее ногам". Вот и окно. Форточка приоткрыта, но надо ступить на карниз, весь в колючках инея. Держись, Малиновский, это не шаг вниз! Где-то за углом прогрохотал трамвай, дрожь передалась лестнице, от неожиданности скользкие перекладины чуть не расстались с Ромкиными ногами. "Да, это вам не куст жасмина! Спокойно! Будет все быстро и элегантно, как в поединке на шпагах. Первый выпад - шаг, второй - удар по стеклу, бросок вперед - письмо, еще бросок - цветок... Салют, адью, я смог..." *** А вот и эпилог 7 марта 2014-ого. Прошло 8 лет. "Сейчас Амура разрезает торт, а Татьяна, снова севшая на диету, уговаривает себя, что кусочек ради такого праздника - святое дело! Тропинкина то сует Ромке, чтоб открыл, бутылку шампанского, оставшегося с печального Нового года, то кидается со слезами ему на шею. Да что там, Шура вообще от счастья второй носовой платок выжимает!" Андрей протер запотевшее стекло иллюминатора и взглянул на взлетное поле аэропорта Хитроу. Однако это не помогло: туманный Альбион вполне оправдывал это свое второе имя, и в молочной густоте, казалось, боялись заблудиться даже Cobusы. Слава богу, что рейс не задержали. Ланечка, впервые так надолго расставшаяся с отцом и Романом, (на семейном совете решили, что девочка уже достаточно взрослая, чтоб жить на две страны) хоть каждый вечер и болтала с ними по скайпу, бодренько рапортовала об успехах в Caterham school, совала поближе к веб-камере Каролинку, слышащую голос Андрея и звонко-радостно лающую в ответ, все же очень скучала. Девочке Андрей вез в подарок ее любимые ром-бабы, которых во всей Англии днем с огнем не сыщешь, и посылочку с секретом от Романа. А маме, неожиданно увлекшейся разведением цитрусовых, черенок какого-то дива дивного с трудно произносимым названием. Каролина, его третья любимая женщина, будет рада только одному подарку - ему самому. Мысли снова вернулись в Зималетто. Ромка, загоревший и отпустивший бородку-эспаньолку, утром долго вертелся перед зеркалом, выбирая парадный костюм, но потом чертыхнулся и залез в любимую цветастую толстовку. Бледный Палыч не мог не съязвить: " Возвращение блудного попугая Ромы. Женщины рыдают. Мужчины давятся попкорном." "Что, так ужасно? - Рома вытащил за кончик из кучи пафосного тряпья на полу дорогущий галстук. - Да нет, я и так им как снег на голову свалюсь. Застесняются еще. Пусть все по-домашнему. А ты, мой президент, будешь в это время пронзать время и пространство..." (Если честно, Ромка немного побаивался войти второй раз в реку по имени Зималетто. Но там они хотя бы будут спина к спине с Андреем, да и Модный дом - это вам не масс-медиа, где подозрительность и страх растут вместе с разнузданностью и хамством.) Жданов, пока не пригласили к выходу из самолета, быстро набрал Малиновского. Не отвечает, свинтус! СМСкой поинтересовался, не съел ли ненароком женский коллектив сладкого Ромочку вместе с тортом. Тот чувствовал вибро мобильника на пузе, но пока не мог освободиться от объятий то одной, то другой дамы, а то и самого Потапкина. Щеки его были в помаде всех оттенков красного. Коробка Мартини подозрительно быстро подходила к концу - зато тосты не кончались. Казалось, Женсовет наконец понял, какого счастья им не хватало в жизни. Под предлогом покурить Малиновский выскользнул к крутящейся двери, но достал не сигарету, а телефон. "Все, Палыч, праздник удался. Тебе привет от коллектива. Поцелуй Ланика. Маргарите мои поздравления." Еще тыкая в кнопочки, подошел к машине, достал из багажника вторую коробку с Бьянко и тугой сверток роз. Ему еще предстояло спуститься вниз, к своим белошвейкам... По буквам, по слогам возьми мои слова и брось к ее ногам.