***
— Какая прелесть, — саркастически хмыкнул Тивилдорм Призрак, вплывая в зал Совета, — Клевентин, позорник, ты ведь умеешь действовать скрытно! К чему эта биземеновская драма с лужами крови? — Прошу прощения, владыка, — невинно улыбнулся «позорник», обмахиваясь расписной тарелочкой, — это вышло не по моей вине. Владыка Бестельглосуд на меня так и не уселся — владычица Дайлариана и повелительница Асмодея убили его раньше. — Не ёрничай, — буркнул призрак, оценив желчь, вложенную Клевентином в этих «владык» и «владычиц», — Кто ещё нам остался? — Кажется, никого достаточно серьёзного… — Клевентин на секунду задумался, — Торатсиро погиб в Сепе, Антикваро — в лабораториях Себастиуса, Архенбух — в Талье, а больше фанатиков красные плащи не носило. Повелительница Турсея у меня на крепком крючке вместе со своей обожаемой Кодерой. Повелителям Асанте, Руорку, Муроку и Ригеллиону наплевать, а повелители Квиллион и Йоганц выступить против нас просто побоятся. Повелитель Тахем… — Сгорел на работе, — самодовольно осклабился Тивилдорм, — Как приятно было выжечь жизнь из этой провонявшей демонами тушки! — Прекрасно понимаю вас, владыка. — Кто теперь владыка — это ещё большой вопрос, — ещё более самодовольно усмехнулся призрак, — Значит, на нашем пути никто больше не стоит. Смотри, не повтори моих ошибок, ученик. — Да, владыка. Метаморф обошёл вокруг стола, стараясь не запачкать плащ в крови. Вытащить тяжёлое кресло главы Совета — настоящее — толстому сибариту не хватило сил, поэтому он просто встал на положенное место и устало приложил два пальца ко лбу. Трупы надо убрать поскорее, а милующихся и в смерти полудемониц желательно ещё и сжечь. В новой, чистой и прекрасной Серой Земле не должно остаться ни следа Лэнга — а особенно этой дважды мерзости. Не успело начаться его правление, как уже приходится разгребать дерьмо… но он и не ожидал, что будет легко. Впрочем, кто лучше него, ученика Тивилдорма Великого, справится с этой задачей? — Клевентин Император… — растянул губы в улыбке колдун.Часть 1
2 августа 2014 г. в 22:53
Бестельглосуд глупо плямкнул губами. Дайлариана без интереса взглянула в тускнеющие глаза обезманенного дядюшки и задумчиво пошевелила пальцами, разрывая ему кишки в кровавое месиво.
— Вкусно? — спросила она без тени эмоций.
— Конечно, любовь моя, — улыбнулась Асмодея, выглянув из-за спины брата, и слизнула с клыков его кровь, — Брось его, родная. Первое кресло теперь твоё.
— Спасибо, мама, — в голосе юной колдуньи, разумеется, не было и намёка на благодарность. Благодарностью были губы, которые она зовуще разомкнула навстречу поцелую Асмодеи.
Вторая в Совете Двенадцати исступлённо прижала дочь к сердцу, а язычок Дайларианы уже проникал в окровавленные уста вампирши. Тонкие пальцы девушки, всё ещё блестящие алмазными коготками, стиснули соблазнительный зад матери, оставив на сером плаще длинный след крови Бестельглосуда. Асмодея тихо застонала, в свою очередь кладя изящную ладонь на ягодицы дочери.
Сердце вампирши пело от гордости. Поначалу, задумывая свою авантюру, она рассчитывала на дочь лишь как на послушное орудие, от которого всегда можно будет избавиться потом. Но Асмодею всегда покоряла мощь — и вскоре зависть к давно превзошедшей её девчонке сменилась истовым преклонением. Дайлариана, кровь от её крови, благословенное дитя Лэнга возглавит Серую Землю, принесёт в каждый уголок планеты волю Древних, и не будет у неё более верной слуги, чем любящая мать.
— Иди же, милая, — страстно выдохнула она, едва найдя силы прервать поцелуй хоть на мгновение. Сейчас дочь займёт первое кресло, принадлежащее ей по праву, а Асмодея сядет у её ног, раздвинет безупречные коленки Дайларианы и позволит дивному аромату любовных соков дочери пьянить себя так, что просто невозможно напиться. Юное тело новой главы Совета содрогнётся в спазме изысканной сладости — это удовольствие мать готова дарить ей бесконечно — и в оранжевых глазах мелькнёт тень настоящего чувства, увидев которую, нельзя не застонать от накатывающей от низа живота огненной волны.
Шесть уверенных шагов — и Дайлариана опускается в кресло главы Совета. Крылья Асмодеи трепещут от торжества и вожделения, в глазах стоят слёзы безумного счастья…
Они сменяются гримасой кошмара, когда с тихим вздохом дочь открывает рот — и по её несравненным губам льются струйки тёмной крови. Вместо кресла под ней извивается нечто вроде чудовищного дикобраза небесно-серебряного цвета, и больше двух десятков острейших шипов пронзают Дайлариану насквозь. Живот, грудь, горло, рвётся в клочья ткань серого плаща. Несколько безумных сполохов блещут в ладонях девушки — дщерь архидемона убить трудно, очень трудно, но металлическая тварь оказывается расторопней, и в каждую ладошку вонзается по крючковатому шипу.
— Мама… — еле слышно зовёт Дайлариана, даже сейчас не выдавая голосом и лицом смертной боли, и падает на колени. Асмодея рвётся на помощь, но жуткая серебряная коса одним взмахом сносит прелестную головку дочери. Алые волосы окрашивает алая кровь.
Сгустки заклинаний разгневанной матери обрушиваются на убийцу — и отлетают рикошетом от бронированного гада, который, раздувшись до размеров мамонта, взгромоздился на стол. Каменная плитка пола вздыбилась Пронзающей Смертью, метаморф метал в вампиршу собственные шипы и когти, отращивал новые и снова метал, но Асмодея с кошачьей ловкостью уворачивалась. Проявилось между лезвий металлически блестящее лицо… Асмодея его знала! Помощник Яджуна — именно его братец звал на помощь, пока не взорвался под градом убийственных чар Дайларианы. Но… как? Неужели он настолько силён? Такая мощь — под носом у неё, у матушки, у Бестельглосуда?!
Наплевать. Сначала она убьёт его, а потом станет расследовать.
— Это за мою ненаглядную! — сквозь слёзы рыкнула вампирша, меча в метаморфа Коррозию Металла.
Тот потемнел, болезненно рявкнул и стал стремительно уменьшаться — чтобы избавиться от проклятия, металлу достаточно снова стать живой плотью. Хлопнув крыльями, Асмодея с пронзительным визгом взмыла под потолок и камнем обрушилась на метаморфа. Чары Безмолвия несколько секунд помешают ему колдовать — а она тем временем распорет жирное пузо негодяя! До капли выпьет кровь! Голыми руками растерзает труп ненавистного убийцы дочери и развеет клочки по ветру!
Но Клевентин — вампирша внезапно вспомнила его имя — даже не попытался колдовать. Он лишь с неожиданным для такой туши проворством отскочил в сторону и распахнул пузатый мешок.
Наконец-то. Я на свободе.
Грянул вопль безумной агонии. Крылья вампирши надломились, чувственный рот исказило страданием, когда навстречу ей вырвался из мешка прожорливый ураган ожившей магии. Сломанной куклой Асмодея рухнула на пол и заскребла когтями по лужам крови дочери и брата — а Пятое Заклинание жадно пожирало остатки жизни, что ещё теплились в их телах. Немыслимо, невозможно! Из многих Асмодея выпила жизнь до капли — но никогда не думала, что в этом изысканном акте когда-нибудь окажется жертвой. Несколько заклинаний, исторгнутых ей, порождение Клевентина всосало походя, но не это сломило волю вампирши.
Её рука наткнулась на тело Дайларианы. Прелестные пальчики, с такой нежностью проникавшие так недавно меж материнских губ, уже похолодели, и Асмодея поняла: это конец. Она уронила голову на грудь мёртвой дочери, из последних сил сомкнула объятия — а дальше было замолкнувшее сердце и склизкие когти асугалей.