Езжай с Богом...

«Небо… какое чистое небо, словно глаза её», - Богун лежал на холодной земле, устремив свой мертвенный взгляд в голубые небеса. Рядом шумела река, заглушая все другие звуки. Молодой казак лежал неподвижно, даже не корчась от боли. На груди его ярко-красной полосой горел порез от сабли, нанесенный ему польским шляхтичем. Над ним стоял его старый товарищ, казацкий солдат, и вымаливал пощадить своего командира, не дать ему умереть, как последней собаке. Богуну было наплевать на все в этот миг. Лучшим выходом для него была смерть, но такие, как он, не умирают. Это слишком легкое наказание для них. Полковник казацкий уже не раз смотрел смерти прямо в глаза, но та постоянно проходила мимо, заставляя его продолжать жить в собственных мучениях. Перед глазами Богуна предстал образ княжны Елены: светлое, прекрасное лицо, которое в последнее время не часто дарило окружающим улыбку, густые, шелковистые русые волосы, падавшие полотном на ее нежные плечи. Но сильнее всего в ее образе выделялись глаза, такие чистые, лучезарные. Глаза, которые смотрели на казака со страхом и ненавистью. «Это ужасный человек», - говорила она. «Одна смерть от тебя…» - говорила она. Эти слова, словно хлыст, били по сердцу Богуна. Он любил Елену, любил больше жизни. Она затуманила разум его, сделала еще более безумным, чем он был раньше. За ее любовь, за ее взаимность он готов не только умереть. Он готов убить любого за нее. Она для него – образ в церкви. Она самый святой и целомудренный человек, которого Богун когда-либо видел. Душа ее самая чистая на земле этой грешной. Елена может увидеть хорошее в человеке, даже в таком чудовище, каким являлся он. «Юрко…» - как она произносила имя его. Медом оно казалось для грешной души казака. Но княжна страшится его. Для нее он сам дьявол, смерть во плоти. Он выкрал ее, спрятал в безопасном месте. Богун не мог допустить, чтобы она узнала, насколько страшна война. И все же Елена не верила в добрые намерения казацкого полковника. Она хотела быть свободной. Но разве там она в неволе? Она там хозяйка. А вот любовь Богуна делала его рабом. «Да если бы я тебя не любил, то был бы волен как сам Хмельницкий!» - вспомнил он собственные слова. Если бы он не приехал тогда в Разлоги, в это чертово имение Курцевичей, то никогда бы не познал, насколько горька и жестока любовь. Но казак побывал там, на то воля божья была. «Езжай с Богом», - она сказала ему это напоследок. Не было страха или ненависти в голосе и глазах ее. Только нежность, только жалость. Она пожелала ему это от чистого сердца, как делала всегда. Прозрачная, соленая слеза покатилась по лицу Богуна. «С Богом… с Богом», - повторял он про себя, и слезы выступали из его глаз. Во взоре Богуна все становилось мутным и темным. Сознание покидало его, а боль в груди усиливалась. Глаза стали медленно закрываться, но где-то там, вдалеке, сиял белый свет. То был образ девушки, то был ее образ.

***

Далеко-далеко, в тайном логове ведьмы Горпыно, Елена неожиданно проснулась. Ее разбудило страшное предчувствие. Она осмотрела комнату, в которую ее заточил казак. Она подумала о старом знакомом. В груди защемило, проснулось чувство жалости, которое она не испытывала к Богуну раньше. «Юрко, что же ты делаешь…» - тихо прошептала она. Елена поднялась с кровати и, не отходя далеко, опустилась на колени. Девушка перекрестилась и вознеслась с просьбой к Господу: «Господи всевышний, отец наш, помоги рабу твоему, Юрию Богуну, покой душевный найти, разум его шальной успокой, защити в бою опасном…» - Елена взяла в руку крест и нежно прикоснулась к нему губами. Вновь перекрестившись, она встала с колен и подошла к грязному окну. Княжна думала о бедном казаке, душа которого была пропитана жестокостью ко всему миру, но которая смогла так сильно полюбить ее. Елена вспомнила момент, когда они сидели за столом и Богун взял в руки кобзу. Он заиграл на ней медленно и мелодично и так же запел: «Сподобалась мені, сподобалась мені тая дівчинонька…» - Елена, неожиданно для себя, начала напевать эти слова, аккуратно гладя свои волосы. Но она не перестала ее петь, ей нравилась эта песня. Нравилось то, как исполнял ее в тот вечер Богун.