Как же они не поймут...

— …Сетцуна, ты меня слышишь? — словно из тумана донесся разочарованный голос Рей, заставляя обладательницу густой копны изумрудных волос раздраженно тряхнуть челкой, призывая все свое внимание и прогоняя наваждения. Девушка осторожно перевела взгляд с чашки остывшего зеленого чая, судорожно стиснутой ладонями, на говорившую подругу, всем своим видом стараясь показать любопытство. — Так что ты думаешь? — раздраженно спросила Рей, небрежно откинув прядь черных волос от лица и выжидающе уставившись на подругу, попутно поставив давно уже пустую чашку на столик. «Да ничего!» — раздраженно подумала Сетцуна, мучительно пытаясь вспомнить, что же именно ей предлагала Рей всего лишь несколько секунд назад. После минуты, проведенной в тщетных попытках хоть что-то вспомнить, но показавшейся ей вечностью, девушке пришлось признать свое поражение и, приготовившись к очередным гневным нападкам, спросить: — По поводу чего именно? Сначала Сетцуне показалось, что Рей просто задохнется от охватившего ее возмущения – еще бы, Хранительница Огня привыкла к тому, что ее все слушают, жадно ловя каждое слово. Ведь именно она взяла на себя ответственность за подготовку торжества. Но, надо отдать ей должное, девушка удивительно быстро взяла себя в руки – всего лишь пара глубоких вдохов, и от едва не вырвавшейся наружу истерики не осталось и следа. Изучив Сетцуну тяжелым взглядом, Рей медленно поднялась с уютного диванчика и направилась к выходу, не проронив ни слова. Внимательный взгляд обладательницы гранатовых глаз равнодушно следил за ее передвижением. Девушка даже не пыталась остановить подругу, поговорить, выслушать, извиниться, в конце концов. Зачем?.. Уже закрывая за собой дверь, Рей обернулась и тихим ровным голосом произнесла: — Не ты одна любишь его… Слышишь? Не только ты… Но это ничего не меняет. Он выбрал Ее… Он любит Ее! И ты ничего не изменишь… Только об одном тебя прошу… — Рей на секунду помедлила, собираясь с мыслями, а в глазах Сетцуны впервые за весь двух часовой разговор промелькнуло любопытство. — Завтра их свадьба… не рушь счастья Усаги – она этого не заслужила… Да и Мамору тоже… — сказав это, Рей выскользнула на улицу, бесшумно притворив за собой дверь. Стоило девушке задержаться хоть на секунду в доме Хранительницы Врат – и она стала бы свидетелем удивительной картины: всегда сдержанная и собранная Сетцуна, своеобразный оплот спокойствия и надежности, впервые испустила протяжный стон, выронив чашку из ослабевших рук и не замечая желтой лужицы, расплывающейся на белоснежном ковре. В следующий миг она судорожно сжимала виски, борясь с подступающей от нескольких бессонных ночей головной болью. — И ты туда же, Рей… — раздраженно прохрипела Хранительница Врат, не в силах больше сдерживать давно душившие ее эмоции. Через несколько минут, когда первый порыв уничтожить всех и вся прошел, девушка откинулась на диван, прикрыв усталые глаза. К гневным нападкам Харуки и осуждающему взгляду всегда более сдержанной Мичиру девушка уже давно привыкла – слишком долго они были вместе и не могли не заметить душевной борьбы старшей подруги. Вот только понимали они ее совершенно неправильно, приписываю всю бурю эмоций абсолютно не тому человеку. Что было вдвойне странно. Ведь Харука сама была не без греха, а Мичиру всегда очень проницательна… «Но, черт бы с ними – привыкла уже. Рей – это что-то новенькое… Нет, я, конечно, не слепая и вижу ее неравнодушие к будущему королю. Но, как? КАК, объясните мне, можно перепутать взгляд, полный затаенной страсти, со взглядом, явно выражающим зависть? Откуда эта безумная идея моей влюбленности в него? А уж тем более, как она могла вообще дойти своей, вроде бы неглупой головой, до того, что я смогу причинить боль Усаги?» Сетцуна глубоко вздохнула, успокаивая вновь нахлынувшее раздражение от одной только мысли, что ее златовласому ангелу кто-то способен причинить боль. Все ее естество буквально вопило: «Уничтожу любого, кто обидит ее. Просто сотру в порошок…» — Господи, какие же вы все глупцы… — прошептала Сетцуна. …Храм был украшен восхитительно. Все было именно так, как любит Усаги – огромное море роз: белые, красные, розовые, персиковые… Создавалось впечатление, что даже стены сотканы из этих цветов. А этот неповторимый аромат, от которого кружилась голова… «Рей, ты постаралась на славу!» — несмотря на вчерашний инцидент, Сетцуна не могла не похвалить девушку за проделанный труд, особенно если учесть, каких моральных переживаний ей это стоило. Еще раз окинув убранство храма своим пытливым взглядом и не заметив никаких изъянов, она медленно прошла к алтарю, где вот уже несколько минут остальные девочки спорили, кто будет стоять рядом с Усаги. Мамору и Мотоки с нескрываемым интересом наблюдали за этой перепалкой, – у Сетцуны даже промелькнула мысль: а не поспорили ли они, и теперь ждут – кто же выиграет? Все так же сохраняя молчание, Сетцуна обогнула раскрасневшихся подруг и встала у алтаря перед Мамору, ясно давая понять, что именно она будет стоять рядом с Усаги. Со стороны спорящих донеслись недовольные возгласы, которые быстро прекратились под не терпящим возражения взглядом Сетцуны. Девушка редко когда проявляла свою истинную силу, но и этого хватало, чтобы понять – есть моменты, когда не стоит с ней спорить. Убедившись, что все смирились с таким положением вещей, Сетцуна перевела взгляд на Мамору. Стоило ей только это сделать, как сбоку послышалось недовольное шипение. Слегка повернув голову, она увидела Рей, едва сдерживающую себя от негодования. «Пора прекратить это недоразумение…» — слегка раздражаясь, подумала Сетцуна и, повернувшись к подруге, спокойно, едва слышно, прошептала: — Мы с тобой по разные стороны баррикад. Ты готова на многое, лишь бы только Мамору взглянул на тебя с сотой долей нежности, которую он дарит Усаги. А я… Подожди… — едва заметное недовольство проскользнуло в голосе говорившей, как только она заметила, что Рей хочет ей возразить. — А я просто уничтожу любого, кто заставит заблестеть от слез васильковые глаза Серенити. Пораженная Рей не смогла вымолвить ни слова, но Сетцуне уже не было никакого дела до нее, ведь только что заиграл торжественный марш, и в дверном проеме показался до боли родной и горячо любимый силуэт. Такой красивой, как в тот момент, Усаги еще никогда не была, да и навряд ли когда-то будет, поэтому Сетцуна с жадностью разглядывала ее, совершенно не заботясь о том, как выглядит со стороны и что подумают другие, стараясь запомнить каждый ее жест, каждую ее черточку, каждый плавный изгиб. Она изучала ее, запоминала именно такой… все еще свободной… А несколько минут спустя, обреченно опустив голову, чтобы никто не увидел ее слез, Сетцуна еле слышным шепотом повторила клятву за Мамору: — Усаги, я люблю тебя!