Весна приходит...

Прошло двадцать минут с начала урока, пятнадцать минут назад учитель угомонил класс, десять минут с момента раздачи заданий для самостоятельной работы, и вот уже пять минут Каркат беззастенчиво пялится на Джона, начисто забыв о том, где находится и что должен делать. А Джон не замечает, задумчиво грызет ручку, кусает губы, мучительно пытаясь вспомнить хоть что-то из пройденного материала, подпирает щеку рукой и, забавно морщась, чешет нос. Сейчас весна, тепло и цветет все, что только может цвести, да и то, что не цветет по определению, тоже цветет, только незаметно, где-то в глубине своей души. Окно открыто, в класс залетает легкий ветер, принося с собой запах весны и щебет птиц. Вантас, как существо, предпочитающее исключительно ночной образ жизни, терпеть не может такую погоду, когда светит солнце и в городе начинается любовная лихорадка. Весна приходит, и крыша ползет, ага. Нет, Каркат не такой, ему по душе лишь долгие осенние сумерки, когда на улице слишком промозгло и слякотно для влюбленных парочек, да длинные ночи зимы, заполненные холодом и снегом. Но сейчас... сейчас он готов, проклиная все на свете, со всех ног кинуться к и без того загруженным психиатрам, к каждому по отдельности, а потом ко всем сразу, потому что мысли, которые крутятся в его голове в данный момент совсем не его, нет-нет-нет! Ну не может быть такого, что бы Каркат Вантас пожалел о том, что у него нет фотоаппарата, чтобы заснять Джона во всех ракурсах, отнюдь нет. А того, чтобы он захотел взять в руки кисть и краски и со всем тщанием нарисовать каждый локон жестких, растрепанных волос Джона, каждую складочку на его расстегнутой рубашке, трещинки на губах и долго-долго сидеть, вырисовывая его синие-синие, невозможно синие глаза, вообще никогда не должно было случиться. Однако это происходит прямо сейчас и продолжает случаться дальше и, кажется, теперь будет продолжаться всегда, не взирая ни на что. Хотя, возможно, это только мерещится Каркату, пройдет еще пять минут, и он и думать забудет и о Джоне, и об этих несвойственных ему мыслях, и о пробеге по психиатрам, снова начнет громко, тихо у него ничего не получается, ненавидеть весну, заниматься программированием, пусть из рук вон плохо, но это лучше, чем малевать картинки или таскаться везде с фотоаппаратом, как хипстер, громко ругаться на всех и вся, в особенности на Джона, и быть самим собой. Но сейчас он пялится на Эгберта (ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ ЭГДЕРП ГРЕБАНЫЙ, ПРЕКРАТИ СЕЙЧАС ЖЕ ТАК СЕКСУАЛЬНО ГРЫЗТЬ РУЧКУ!), и у него стояк, эстетический, но, чуется ему, что и физический не за горами.