У костра

Сероватая пыльная дымка лёгкой спиралью вьётся вверх. Огненные искры, тёмно-красные, пронзительно-жёлтые, яркими, крошечными жалящими точками разлетаются над костром, вспыхивая остро и пронзительно и тут же погасая. Тауриэль смотрит на огонь, ржавым блеском отражающийся в её глазах, горячим сухим дыханием замирающий на её щеках. Тонкие, загрубевшие от тетивы лука, пальцы перебирают беспорядочно волосы, то расплетая длинную рыжую косу, то стягивая обратно. Пряди путаются между собой, цепляются за ногти. Эльфийка прижимает ладони к груди, вцепившись в рыжие локоны до боли, до судорог в пальцах. Запах крови бьёт в нос, пропитывает одежду и кожу, разжигает злость, ярость и мрачный азарт. Тауриэль выпускает стрелу, разворачивается и всаживает кинжал в ближайшего противника. Пригибается, уворачиваясь от удара и бьёт снова. Тёмная, горячая, дурно пахнущая кровь хлещет на одежду, брызги летят на лицо. Тяжёлая рыжая коса бьёт по плечам. Эльфийка наскоро заталкивает её под воротник, успевая порадоваться, что волосы по обыкновению не распущены. Она стреляет снова, машинально отмечая, что стрел в колчане почти не осталось. Коротко ругнувшись на выдохе, лучница с усилием выдирает стрелу из мёртвого тела, целится и стреляет вновь. Кровь стучит в ушах, приливает к щекам, окрашивая горячечным румянцем бледные скулы. Тауриэль оглядывается, выискивая взглядом невысокую фигуру гнома, вооружённого, подобно ей, луком. Тщетно. В гуще сражения найти кого-либо сложно и Тауриэль не знает, есть ли у неё причины беспокоиться. Вечерний воздух свежей прохладой касается шеи, гладит руки, забираясь под воротник покусывает плечи. Эльфийка придвигается ближе к огню, ловя тепло. Тёплое дыхание Кили щекочет плечо. Тауриэль блаженно щурится, переворачиваясь на бок. Старое шерстяное одеяло неприятно колется, запахом рыбы и гнили пропитано, кажется, всё вокруг, зыбкая размытая темнота комнаты забивается в глаза, немного затуманивая даже безупречное эльфийское зрение. Кили улыбается, разглядывая причудливый узор рыжих локонов, разметавшихся по подушке и улыбка его, сдержанная, нежная, разительно отличающаяся от его неизменного жизнерадостного оскала, неслышимой музыкой очаровывает Тауриэль. Рука гнома бережно и трепетно касается кончика носа эльфийки. Та радостно фыркает. - Мне нужно уходить. - с сожалением во взгляде гном отстраняется и встаёт с кровати, - Мы с братом должны вернуться к Торину. - Знаю. - Тауриэль ободряюще улыбается, садясь на постели и подтягивая колени к груди, - Ему стоит поблагодарить Барда за гибель Смауга. - замечает эльфийка, собирая волосы в хвост и пытливо глядя на молодого гнома. Кили натягивает рубаху. - Он так и поступит. Горькая усмешка кривит губы эльфийской лучницы. Лицо, оказавшееся слишком близко к огню, обдаёт жаром, в нос забивается запах палёных волос. Тауриэль торопливо отшатывается от костра. Когда эльфы горюют, они замирают в своей тоске, запирают её в себе, не позволяя вырваться наружу. Они уходят глубже в лес, бродят среди деревьев, растворяясь в неясной смеси теней и редких солнечных бликов и лишь запутавшийся в опавшей листве ветер слышит пронзительную, полную печали и неземной скорби песнь. Она не видит удара. Не видит выстрелов, не видит стрел, пронзивших насквозь его тело. Не замечает неестественной бледности кожи и запёкшейся крови в уголке губ. Она не хочет верить застывшему взгляду тёмных глаз, пустому и совершенно, абсолютно и бесповоротно мёртвому. Тауриэль отворачивается от костра и, закрыв лицо руками, позволяет себе заплакать. Тонкие эльфийские черты искажаются мучительной гримасой, слёзы обжигают кожу подобно искрам костра. Тауриэль не вытирает их, позволяя солёной ядовитой воде скользить по щекам. Она прерывисто дышит, стискивая зубы и жалко и жалобно хныча. Тонкие всхлипы хрустальными осколками разбиваются в тишине, короткими вспышками разрезая ночную тьму, подобно звёздам, бледными лучами света проскальзывающими через крону деревьев. Листья впитывают звук и едва слышно, нежно и участливо шелестят в ответ. Эльфийка поднимает голову и слепо всматривается в едва виднеющееся за ветвями небо. И тихий, горестный, пронзительно певучий плач робко, несмело взлетает ввысь, к мерцанию звёзд, призрачными сияющими цветами распускаясь в ночи.