Смотри в меня в упор

- Ебать мою жизнь! Вот это пиздец на улице. Думал олимпийским призером по фигурному катанию стану, пока доберусь до работы. Скользотень нереальная! – вот именно с такими словами на проходной возник высокий, стройный молодой человек с длинными темно-русыми волосами, собранными в неаккуратный «конский хвост» на затылке. Однако взглянув на место вахтера, где обычно сидел веселый дедок, Есенин залился румянцем смущения – на него смотрели ошарашенные глаза женщины, второго вахтера, которого здесь быть не должно было. Насколько помнил лирик, сегодня не ее смена. Хотя он вполне мог перепутать… Что собственно и сделал. - Ой, простите, - неловко улыбнувшись, парень положил перед ней свой пропуск. – Я думал, здесь не Вы. - Есенин, Есенин, - укоризненно покачала головой женщина. – Ни стыда, ни совести. Да к тому же и к обеду только явился. Лирик просиял, потихоньку успокаивая краску стыда: - А я особенный, мне можно. Женщина коротко усмехнулась, а молодой человек пошел к лестнице, ведущей на второй этаж, где располагались офисы. Пока он дошел до двери в свой отдел, успел снять верхнюю одежду и теперь шел по коридору в черном джемпере, такого же цвета узких джинсах, которые впрочем, не облепляли его ноги, и в кожаных ботинках. Войдя в свой кабинет, который делил с еще тремя агентами, Есь увидел одного Драйзера, мирно попивавшего чайок за монитором своего компьютера. - Привет, - бросил парень, закидывая свои вещи в шкаф. - Привет, - ответил мужчина. - Как дела? – поинтересовался Есенин. - Да как обычно, - пожал плечами коллега в ответ. - Ясно, - протянул лирик, окинув взглядом пустые столы. Ну Дюма был на больничном, а Гюго куда уже унесло. – А энтузиаст наш где? - А его «скорая» забрала, - просто ответил мужчина, отхлебнув из чашки. - Как? – у Есенина глаза стали по пять копеек. - Да аппендицит вроде. - Нифига себе, - молодой человек уселся за свой стол. - Да сегодня день вообще бешенный. Утром Роб с Жуком скандалили. Ор на весь этаж стоял. У Есенина глаза заблестели любопытными искрами. Он даже неосознанно чуть подался вперед, к Драю, сидевшему напротив него. - А они чего? – с обостренным вниманием парень смотрел на мужчину. - Ну Роб же увольняться хочет, а Жуков его не отпускает. Так Роб сказал, что не будет работать, пока этот вопрос не решится. А как назло система зависла. Жук тут чуть все не разнес. В итоге сказал, что если наш аналитик все не починит, то его по статье уволят. Короче, Роб бой проиграл. - Жесть! – Есенин откинулся в кресле в легком шоковом состоянии. Он и подумать не мог, что кто-то решится ругаться с Жуковым. С ним обычно не то, что не спорили, с ним разговаривать старались тихо и вежливо, как с агрессивными психами, чтобы не разозлить, не приведи Господь. А уж о том, чтобы прямо смотреть ему в лицо и речи не шло. Взгляд невольно уходил в сторону. А чаще вниз. Ну, это насколько замечал Есь. У него самого почему-то не возникало желания отвести глаз от лица Жука. Напротив, он всегда с интересом, даже любопытством заглядывал в глаза директору, отмечая чуть заметное недоумение того. Видимо, мужчина не мог понять, что значит этот прямой заинтересованный взгляд. А Есенин лишь искал там то, что заставляет других нервничать. И, увы, не находил. Может быть, конечно, что у лирика были проблемы с инстинктом самосохранения, о чем часто любила повторять его мать, но Жуков не вызывал в нем такого уж страха. Просто легкую дрожь… Да и если уж начистоту, Есенину дико нравилось вызывать у Босса, - как они прозвали в коллективе Жука – подобную реакцию. Это и впрямь заставляло его чувствовать себя особенным, ведь кроме него никто так не осмеливался делать. Да никому это и не нужно было. В конце концов, чем дальше директор, тем спокойнее живется. Но только не лирику. Есенин еще с их первой встречи, когда парень только пришел устраиваться сюда, почувствовал к мужчине, годящемуся ему в отцы, безумную тягу. Тягу, заставлявшую лирика трепетать внутри даже неизвестно от чего. Просто стоило Жуку оказаться рядом, как все внутри начинало мелко резонировать, и так и подмывало сделать что-нибудь, чтобы обратить его внимание на себя. И со временем Есенин нашел, чем привлекать внимание – взглядом. Статный, уверенный в себе, грозный мужчина будто терялся, что неимоверно забавляло парня. Пару раз лирику даже казалось, что он доиграется, и Жуков подойдет с вопросами по поводу того, какого черта Есенин так смотрит на него. Но Жук не подходил, а напротив, старался не оставаться с подчиненным в пределах 3 метров продолжительное время. Правда, шло время, и эти игры в гляделки перестали удовлетворять тягу лирика. Этого было мало. И парень быстро понял, в чем дело. Все чаще он стал обращать внимание на руки директора. Большая широкая ладонь, длинные, сильные пальцы, смуглая кожа… Вскоре это переросло чуть ли не в фетиш. Есенину дико хотелось ощутить эти руки на своем теле. А вот это было уже проблемой. С чего бы Жуку прикасаться к своему подчиненному. Да тем более так, как хотел этого Есенин. Но и продолжать обычные обмены взглядами парень не желал. Ему нужны были более бурные реакции на себя со стороны Босса. Но почти целый год не подворачивалось никакого предлога, и вот тут такое. Кажется, фортуна, наконец, повернулась лицом к лирику. План созрел в голове мгновенно. В конце концов, парень сильно сомневался в том, что Жуков оставит безнаказанным того, кто поможет Робу слинять с работы. Едва сдержав довольную лыбу, Есь взглянул на Драя: - А Дон уже пришел? - Да, - кивнул мужчина. – У себя в кабинете сидит. - Схожу поздороваюсь, - бросил Есенин и выпорхнул из кабинета, двинувшись по коридору. Миновав несколько дверей, лирик постучался в нужную и тут же вошел в кабинет, который искатель и аналитик делили на двоих. - Привет! – весело улыбнувшись, Есь плюхнулся в пустовавшее кресло Робеспьера и повернулся к Дону, смуглому, черноволосому молодому человеку с яркими зелеными глазами. Собственно, искатель был копией своего отца – Жукова. Только моложе лет на 20. - Привет, - он улыбнулся в ответ. – Ты что, только что пришел? - Угу, - кивнул парень. – Слышал, тут утром писец котенку приснился. Босс с Робом собачились. - Точно, - Дон поднялся и подошел к чайнику, вероятно, решив сделать себе чайку. Обед как-никак. – Роб считает, что зарплата низкая. Папаня не согласен. - Ну, вообще Роб прав. С его мозгами он должен получать раза в 3 больше, - крутясь на кресле из стороны в сторону, протянул Есь. - Да я понимаю, - согласился Дон. – Только у начальства свои мысли на этот счет. - Не честно, - заметил лирик, рассматривая стол Роба. – Мне его жалко. В принципе, я знаю, как он может уйти отсюда. - Да? – на лице искателя отразилось искреннее любопытство. - Мне Макс как-то подсказал, когда у моего знакомого похожая ситуация была. Робу нужно будет только… - А это реально выход, - согласился Дон, когда лирик закончил. - Осталось Робу рассказать, - улыбнулся Есенин. – Дай мне его номер, а то я не записывал. - Держи, - искатель бросил агенту визитку аналитика, валявшуюся у него на столе. - Спасибо, - Есь забрал полученную вещицу и вышел из кабинета. Ну вот, первый шаг сделан. Дон будет тем, кто расскажет Жукову, что именно Есенин надоумил Робеспьера. Теперь нужно все рассказать самому Робу. К концу рабочего дня и с этим было покончено. Оставалось лишь ждать, когда же его действия принесут плоды. Приятная дрожь предвкушения пронеслась по телу Еся… С тех пор, как Есь поделился планом побега с Робом, прошло семь дней. Аналитик, поблагодарив коллегу, принялся за дело. Насколько знал лирик, это все могло занять около недели. Так впрочем, и произошло. Придя на работу утром в понедельник, Есь обнаружил у себя на столе небольшую песочного цвета коробочку, обвязанную красной лентой и с бантиком наверху. - Ой, а что это? – любопытными глазами глядя на коробочку и попутно снимая шарф, поинтересовался лирик у Драйзера. - Это презент от Роба, - с полуулыбкой ответил мужчина. – Его заявление сегодня подписали. И без статьи. Он не дождался тебя, на автобус побежал. Просил передать, что это маленькая благодарность. - Вай, - просиял Есь, усевшись за стол прямо в куртке и потянувшись к коробочке. Лирику не терпелось узнать, что там. – Это так мило с его стороны. - Ты это заслужил, - Драй уже принялся за работу и копался в папках на столе. Есенин залился краской смущения. Ему было очень приятно получить такую милую благодарность, которой он и не ждал. Получился сюрприз. А такие сюрпризы всегда грели Еся. Может, именно из-за того, что были особо редки в его жизни. Развязав ленту, парень открыл коробочку и заглянул внутрь. Там было клубничное пирожное. То самое, что когда-то приносила Дюма на свой день рождения и так понравившееся Есенину. Лирик едва не запищал от радости. - О, Боже! Это оно! Пироженка! – восторженно захлопал в ладони парень, со счастливой улыбкой запрыгав на стуле. – Роб, я тебя обожаю! Драйзер усмехнулся, бросив взгляд на потешного коллегу. Он показался мужчине пятилетним дитем. Хотя, наверно, в душе Есенин именно таким и был. Лирик же тем временем все-таки удосужился раздеться до конца, скинув куртку и шарф в шкаф. Поправив длинную, до середины бедра, вязаную кофту светло-серого оттенка, украшенную лапландским узором, отряхнул от снежинок синие джинсы и протер тряпочкой сапоги от воды. Настроение благодаря сюрпризу было прекрасным, и начинать рабочий день теперь стало намного легче. Осторожно закрыв коробочку, Есенин засунул ее в холодильник. Пусть подождет пару часиков, пока лирику не захочется горячего чая с вкусностями. Дон стоял в кабинете у отца, ожидая, пока тот подпишет нужные ему документы. Что-то говорить Жуку сейчас парень не отваживался. Отец был злой как черт и являлся потенциальной угрозой сейчас чуть ли не для всей компании. Хотя, искатель сомневался, что в его нынешнем состоянии Жук будет думать, на кого срывается. Под горячую руку вполне мог попасть и гендиректор. К счастью, последний был за границей в деловой командировке. А вообще, это же надо, Робу действительно удалось уволиться. И Жук ничего не смог с этим сделать. Ну, Есенин, прямо палочка-выручалочка. Хотя не удивительно, с таким братом как Горький, который был одним из лучших юристов этого не маленького города, вряд ли пропадешь. Хм, надо будет попросить Еся, чтоб он проконсультировался у Макса, по поводу пары вопросов, не дающих Дону покоя. - Ты часом не в курсе, как Роб до такого додумался? – неожиданно спросил Жук, чиркая резкие росчерки подписи на, казалось, бесконечных бумагах. - Да это один из агентов ему подсказал. Есенин, может, знаешь? Жалко ему стало Роба с такой смешной зарплатой, вот и поделился знаниями, - без задней мысли выложил Дон. – Я на самом деле, даже не знал, что так можно. Это по-своему гениально просто! Пока сын восхищался гениальностью произошедшего, Жуков едва не сломал ручку пополам. Есенин, значит? О да, он хорошо знал этого паренька. Странного. Во всех отношениях странного. И взгляд у него странный. И улыбка. И вообще, слишком он напрягал Жука, когда тот оказывался в зоне его видимости. Есенин вроде бы ничего не делал, просто присутствовал, но что-то внутри очень резко реагировало на него. Да и воспринимался он ну совсем не как полноценный работник. Нет, Жуков бы не сказал, что у парня плохие показатели. Напротив, получив четкие указания, он все делал прекрасно и замечательно в самые короткие сроки, даже иногда умудряясь помогать производственному отделу, где директор не раз его наблюдал, закопанным среди бумаг. Но в то же время казалось, что на работу он приходит, как в развлекательное заведение какое-то. Подчиненные Жукова четко знали, что они подчиненные, что они должны правильно себя вести, соблюдать субординацию и, в конце концов, соответственно выглядеть. Есенин же, казалось, о подобном даже не слышал. То, что он чей-то подчиненный, для него будто ничего не значило. Он спокойно мог с улыбкой выслушать все замечания вышестоящего и совершенно не придать им значения. Свои опоздания он оправдывал тем, что все равно больше других пашет и 5-10 минут опоздания погоды ему не сделают. На предупреждения о лишении премии за опоздания он с той же легкомысленной улыбкой отвечал, что сразу же уволится. А вот этого уже не могли допустить сами верхи. Терять Есенина – себе дороже. И он снова выигрывал. О его внешнем виде можно было вообще не заикаться. Весь свой до безобразия легкомысленный характер этот странный парень подчеркивал одеждой. Строгая форма одежды? Нет, не слышал. Только на прошлой неделе, Жук заметил его в дверях отдела продаж в веселенькой длинной кофте с чашкой чая в руках и с волосами, собранными в художественный беспорядок на голове и закрепленными двумя карандашами. И это работник солидной компании? С одной стороны вся эта непохожесть Есенина на остальных раздражала Жука, но с другой… С другой очень притягивала. Казалось, чем бы Есенин не был занят, он во все привносил приятное расслабление. Да, он сидит закопавшись в работу среди кучи документов, время от времени трещит по телефону, при этом успевая что-то набирать на компьютере, но рядом дымящаяся кружка чая, волосы даже как-то по домашнему собраны на макушке, легкая музыка из колонок, одна нога поджата под попу – и эффект достигнут, работа не выглядит такой раздражающей и напряженной. Именно из-за этой внешней расслабленности лирика многие жаловались Жуку на то, что Есь совершенно ничего не делает и вообще ему незаслуженно платят зарплату. А на поверку все оказывалось совсем наоборот. Это раздражало и одновременно крайне привлекало в парне. Жуков только недавно понял, что же бесило его в Есенине больше всего. Его бесило то, что парень был слишком свободным. Ему невозможно было угрожать увольнением или лишением премии и этим заставлять следовать хоть каким-то правилам. Создавалось впечатление, что лирик здесь сугубо по своей прихоти и делать он будет по большей части то, что нужно, но всегда сугубо на свое усмотрение. Есенин не принадлежал Жуку. Ни как подчиненный, ни как человек. А этого маршал ой как не любил. И, тем не менее, при всех попытках подчинить себе Есенина, тот только улыбался и снова ускользал из рук. Как ветер какой-то, ей богу… А теперь еще и выясняется, что эта вольная пташка уводит из директорских лап тех, кого компания не хотела бы терять. Да, Жук прекрасно понимал, что зарплата у Роба была слишком маленькой, но не он это решает. Не раз он пытался поднять этот вопрос, но генеральный не обращает на это внимание. Что ж поделать, он в первую очередь печется о компании, а потом уже о людях. Пусть Жук и был не согласен с такой политикой, пока что это ничего не могло изменить. Да и Роба он отпускать не хотел сугубо из-за того, что найти другого человека на эту должность за такие деньги будет очень не просто. А Есенин, этот жалостливый засранец прибавил Жукову головной боли. Сейчас у мужчины было одно желание, каким-то образом заставить Есенина пожалеть о своем длинном языке. - Слушай, будешь возвращаться, попроси Есенина зайти ко мне минут за 10 до обеда, - Жуков протянул Дону все бумаги, что тому нужны были. - Эм, он же не виноват ни в чем, - забрав бумаги, произнес, нахмурившись, Дон. Он уже пожалел, что ляпнул про агента отцу. Нужно было держать язык за зубами. Все-таки злой отец – агрессивный психопат. - Я просто хочу кое-что уточнить в этом способе увольнения, - усмехнувшись, ответил Жук. Только если он считал, что губы растянулись вполне доброжелательно, то Дон не увидел на лице отца ничего кроме кривой маски злорадства. Ох, и попал же Есенин, подумал Дон, мысленно извинившись перед лириком. Выходя из кабинета отца, он искренне надеялся, что тот все-таки не убьет симпатичного агента. Когда Дон заглянул в отдел агентов, Есенин по своему обыкновению с кружкой чая сидел в своем кресле, сунув ногу под попу, и беззаботно болтал с Драйзером, который в это время еще что-то набирал на клавиатуре. - Нет, ну я бы на твоем месте за это дочке пиздюлей отвесил, - произнес лирик прежде, чем заметил гостя. – О, привет! А смотри, что мне Роб презентовал за то, что его уволили. Есь тыкнул пальцем в сторону своего стола, от которого он откатился на метр, чтобы тот не мешал ему крутиться вокруг своей оси на стуле. На столешнице стояло чуть тронутое клубничное пирожное, от которых лирику крышу срывало. Роб явно угадал с тем, чем можно было поблагодарить агента. - Круто тебе, - улыбнулся Дон, привалившись спиной к стене. – Слушай, Есь. Папаня просил тебя к нему зайти минут за 10 до обеда. Я, что-то не подумав, ляпнул, что это ты Робу выход подсказал. Извини. Но если искатель ожидал увидеть на лице Еся смертельную бледность и адский испуг в глазах, то явно пролетел с предположениями. Глаза Есенина подозрительно заблестели, а щеки покрыл легкий румянец. Парень даже перестал мотаться из стороны в сторону и чуть придвинулся к Дону. - Так он узнал, что это я, да? – и почему искателю показалось, что в тоне Еся сквозит одно сплошное предвкушение. - Ну да, - кивнул слегка опешивший Дон. – Я не хо… - Забей! – тут же прервал его Есенин радостным восклицанием, театрально махнув рукой. – Я тебя прощаю! Но если чувствуешь вину, можешь преподнести мне еще такое пирожное. - Эм, - Дон совершенно запутался в реакции лирика. И все, что он смог выдавить в ответ это… – Ладно. - Чудно, - мило улыбнулся ему Есенин и с нетерпением взглянул на часы. До обеда еще два часа, а это значит, что времени подготовиться еще хватает. Дон решил все же удалиться, выполнив поручение отца. Он предпочел особо не удивляться реакции Еся. Все же этот агент слегка отличался от основного коллектива. Слегка так… Ровно настолько, чтобы считать директора «кавайной няшей», как лирик однажды выразился после корпоротива, вися на шее Дона, запихивавшего его в автобус. Господи, вот как этого идиота понять можно… Есенин сунул в рот последний кусочек пирожного, которое умудрился растянуть почти на 2 часа. Нужно было уже выходить, чтобы успеть в назначенное время к Жуку. Мелкая дрожь предвкушения разлилась по его телу. Ну, наконец. Наконец он дождался того момента, когда сможет с глазу на глаз поговорить с начальником. Фантазия уже бурно рисовала возможные развития событий и самые смелые из них, парень усердно запихивал подальше в сознании, понимая, что им не суждено сбыться. Но все равно, сам факт того, что он будет один в кабинете с Жуком… Этот факт дико возбуждал Еся. Кажется, я больной на голову, подумал про себя лирик, усмехнувшись и ощутив, как щеки залила алая краска. Наконец. Наконец, он сможет ощутить направленное исключительно на него внимание Босса. Сунув ноги в сапоги, Есь вышел из отдела и направился в сторону туалета. Нужно привести себя в порядок. В конце концов, Жук он ведь Жук. И не известно до чего лирику удастся его довести. Может, в приступе гнева директор исполнит самые смелые фантазии подчиненного. Поразительная нереальная сказка, конечно, но чем черт не шутит. Расчесав волосы, которыми парень так гордился, он решил, что это недостаточно мило и уложил их в любимый творческий беспорядок, кое-как скрепив черной резинкой. Пару прядей выпустил вдоль лица. Длинную кофту поправил так, чтобы большая часть левого плеча оказалась оголена. Но совсем ненавязчиво, будто она сама сползла так. Не нужно показывать Жукову, что были какие-то приготовления. Есенин совершенно этого не хотел. Он должен быть удивленным и ничего не понимающим, когда его начнут отчитывать. А там уже дело за малым. Парень радостно улыбнулся своему отражению, уверившись в своей внешней невинности и непосредственности, и, проверив наличие нужных вещиц в карманах, вышел из туалета, сделав шаг по направлению к кабинету Жука. - Здравствуйте, - Есь, коротко постучавшись, заглянул в комнату, где за письменным столом восседал, по-другому и не скажешь, директор. – Вы просили меня заглянуть к Вам. Жуков оторвал взгляд от монитора и взглянул на агента. - Да, входи, - коротко произнес он, кивнув в сторону одного из стульев, стоявших вдоль небольшого переговорного стола. – Присаживайся. Улыбнувшись, Есенин проскочил в кабинет, и сел за стул наиболее близкий к столу Босса, после чего воззрился на директора чистыми наивными глазами человека, который вообще не в курсе чего от него хотят. Жук же, свернув документ, над которым работал в это время, снял очки и, сложив руки в замок на столешнице, посмотрел на своего подчиненного. В очередной раз ему захотелось придушить этого мелкого засранца, который будто бы ни слухом, ни духом о принятых нормах одежды. Волосы в беспорядке, кофта съехала, выставляя напоказ хрупкое плечо. Сидит такой с наивнейшим видом и, судя по всему, даже не знает, какая головомойка его ждет. Хотя даже не головомойка, а расстановка всех точек над «i». - Я хотел поговорить с тобой насчет одного недавнего происшествия, - начал Жук. – На счет увольнения Робеспьера. До меня дошли слухи, что ты приложил к этому руку. - Эм, - Есенин сжал край кофты в ладонях. Сердце у него бешено стучало. Но вовсе не от страха, а от чего-то… чего-то такого… волнующего. – Ну да. Я подсказал, как ему выйти этой ситуации. Говоря это, лирик выглядел настолько невинным, что Жук едва смог скрыть удивление от его реакции. То ли агент не понимает, что с ним сейчас будет, либо у него есть какой-то план действий во всей этой ситуации. Неужто Макс опять ему что-то подсказал? Прищурившись, Жуков постарался сделать улыбку как можно более нейтральной, вместо того пугающего оскала, которым хотелось наградить этого идиота. - Значит, ты признаешься в своей причастности? - решил уточнить маршал. - Ага, - открыто с самой наивнейшей физиономией лица улыбнулся Есенин. – Это неправильно, что умный человек, получает за свой ум гроши. Я за справедливость. - За справедливость, говоришь, - хмыкнул Жук, опустив взгляд в стол, пытаясь сдержать эмоции. – Ну, тогда было бы справедливым заставить тебя найти кого-то на место Роба. Или твоя справедливость односторонняя? Думаю, ты прекрасно понимаешь, в какой ситуации оказывается компания, лишившись Робеспьера. Из-за тебя лишившись. Жуков поднял взгляд на агента, сидевшего перед ним с по-прежнему невинным видом. - Так же ты должен понимать, что твои действия понесут за собой последствия. Последствия для тебя лично. И вряд ли они покажутся тебе приятными. Директор замолчал, наблюдая за реакцией Есенина. Мало кто мог остаться спокойным, услышав от начальства подобные слова. Более того, большинство бы с белым лицом, нервной речью и дрожащими руками тотчас бросились бы умолять директора о прощении. Да. Именно так большинство людей и сделало бы. Жукову сейчас хватило бы простых извинений за то, что лирик влез не в свое дело. Именно в этой ситуации, услышав обычное «извините», он бы сжалился над несчастным, поскольку сам был на его стороне. И все было бы так, как хотел Жук сейчас, если бы на месте Еся сидел кто-то другой. Неожиданно невинная мордашка изменилась всего за долю секунды, едва уловимым движением бровей, появлением хитрого чуть заметного прищура и ехидной улыбки. Да и посадка лирика изменилась. С расправленными плечами он откинулся в кресле и спокойно заглянул в глаза Боссу. - Директор, Вы серьезно полагаете, что я стану терпеть какие-то последствия? – от невинности лирика и следа не осталось. Перед Жуком сидела какая-то крайне хитрожопая козявка и выделывалась. Маршал едва не вспылил, но сдержался и решил пойти другим путем. Тем, каким пошел Есенин. Улыбнувшись на манер лирика, мужчина ответил: - А у тебя выбора нет. Есь коротко засмеялся, чуть двинувшись, из-за чего плечо оголилось еще больше. Но опять настолько ненавязчиво, что обвинять его в чем-либо было глупо. - Ошибаетесь, - мягко ответил он. – Только попробуйте сделать в моем направлении хоть что-то, что покажется мне подозрительным, я уволюсь. - А кто тебя отпустит? – медленно выходил из себя Жук. Если он чего-то не любил, так это того, когда ему ставили условия. Есенин на мгновение отвел взгляд, закусив губы, вероятно для того, чтобы не рассмеяться, и поднялся на ноги. - Директор, я помог улизнуть из Ваших рук Робу. Вы считаете, я себе не смогу помочь? – лирик медленно подошел к двери. – Пожалуйста, не думайте, что я держусь за эту работу и боюсь ее потерять. Если понадобиться, я спокойно уйду отсюда, и Вы ничего не сможете сделать. Жуков откинулся в кресле и серьезно посмотрел в блестящие глаза агента. - Если я захочу, Есенин, я уничтожу всю твою жизнь. Уйдешь отсюда – больше нигде в этом городе не найдешь работу. Сгниешь в своей квартирке, боясь нос высунуть на улицу. Я заставлю общество ненавидеть тебя. И ты даже уехать отсюда не сможешь. Не думай, что ты самый умный, - маршал не мог понять, откуда в нем столько желания подчинить себе этого мальчишку, но вместе с тем, он почему-то был уверен, что все это больше какая-то игра, чем реальность. Очень странное ощущение. И удивительным было еще и то, что все это вызывало в нем какие-то странные эмоции. Будто он ожидал чего-то. И не просто ожидал, а медленно шел к этому. И стоило лишь взглянуть на Еся, как это ощущение становилось сильнее. Агент взялся за дверную ручку и через плечо посмотрел на директора: - Вы не понимаете, - парень в мгновение ока растерял все свое ехидство и мягко улыбнулся. – Я не боюсь Вас. Есенин приоткрыл дверь, собираясь покинуть кабинет директора. Он чувствовал, что уже пора отсюда уходить. Дальше говорить не о чем. Если он останется, то просто уже не сможет скрывать свою дрожь. Его трясло от этой волнующей радости в груди. Наконец, он смог поговорить с Жуком. И не просто поговорить, а чуть ли не бросить ему вызов. Ну что ж, по крайней мере, он обеспечил себе внимание директора еще на долгое время. Этого было вполне достаточно. Можно со спокойной совестью уходить… Что-то мелькнуло справа от его головы и, впечатавшись в дверь, с силой захлопнуло ее. Лирик вздрогнул от резкого звука и тут же спиной ощутил слишком близкое присутствие Жука. Аромат сводящего с ума парфюма стал сильнее, и Есь не удержался от глубокого неровного вдоха. - Что же ты такой дерзкий? – глухой вопрос где-то в районе макушки. Дыхание, коснувшееся волос. Волна жара пробежала по телу Есенина, затем собравшись в животе. Сглотнув, Есь покосился на руку директора над своим плечом, и затем медленно повернулся, возвращая ехидное выражение лицу. Нельзя показывать, что напуган. По крайней мере, нельзя показывать, что напуган настолько. Подняв взгляд исподлобья на такого близкого Жука и с вызовом улыбнувшись, лирик ответил: - А что? – Есь выдержал паузу. – Нельзя? Выражение. Слишком яркое прозрачное выражение, которое понял бы каждый, послужило спусковым крючком дальнейшему сумасшествию. Жуку больше ничего не нужно было говорить или делать, как и Есю. Все решил их разговор, их интонации, их игра. Все стало простым. Нужно было просто поддаться атмосфере вызова и боя. Их своеобразного боя между сильным властным маршалом и слишком свободным лириком. Рот агента оказался накрыт жестким, глубоким поцелуем, заранее сминающим любое возможное сопротивление. Жук прижал Еся своим телом к двери, сжимая тонкого парня в руках. То ли с отчаянием, то ли со страстью. Но силы в этом порыве было все равно достаточно для того, чтобы один подчинился, а второй брал эту подчиненность. Руки Есенина крепко обвили шею маршала, давая понять, что не будет никакого сопротивления этому поцелую. Жестокому, без намека на нежность. Давая понять, что он не против, а только «за». Дрожь его тела, уже больше не скрывалась, но сейчас эта дрожь давала совершенные знаки Жуку. Знаки для того, чтобы он понял, что от него хотят. Знаки, помогающие мужчине самому понять, что он хочет. Ладони директора переместились под ягодицы агента, резким движением приподняв его, Жуков позволил парню обвить себя ногами и вжался в его тело еще сильнее. Нужно ярче почувствовать друг друга. Ближе. Сильнее. Так и должно быть. Весь разговор, что был до этого, казалось, преследовал лишь одну цель. Цель – довести все до этого сладкого, неправильного сумасшествия. Но только никаких мыслей в голове кроме «хочу» уже не было. Прижав лирика к себе, маршал развернулся от двери, продолжая страстный поцелуй и сделав пару шагов, наклонился над переговорным столом, опуская парня на него. К счастью, ему даже не нужно было смотреть, куда он идет. Он знал свой кабинет от «А» до «Я». И не нужно было разрывать их безумное слияние. Так не хотелось отпускать его, этого тонкого гибкого мальчишку, ответившего с такой страстью, жаром и горячностью на порыв мужчины. Да если бы и нужно было отпустить, Жук не смог бы. Только не сейчас. Руки маршала резкими порывистыми движениями шарили по телу агента, так живо отвечающего на каждое прикосновение нетерпеливо царапая его спину через рубашку и сжимая бедра ногами. Жук подался чуть вперед, уткнувшись возбужденным членом в Еся и вызвав у того сладкий стон прямо в рот. От ощущения своей силы над этим «свободным ветром» маршал едва не зарычал, скрыв улыбку во властном поцелуе, снова сплетая языки в диком танце. Его руки пробрались под кофту Есенина, пройдя по гладкой горячей коже и вызвав очередную волну дрожи, сопровождаемую новым стоном. Неожиданно лирик прикусил язык мужчины, заставив того, разорвать поцелуй и, нахмурившись, заглянуть Есенину в глаза. Там он увидел лишь желание. Наверное, такое же отображалось и в его глазах. Мальчишка глубоко дышал через приоткрытые припухшие от поцелуев губы, а Жуку было тяжело оторвать взгляд от этого соблазнительного зрелища. Неожиданно лирик подался вперед и лизнул директора в щеку. А через секунду Жуков ощутил, как его член сквозь брюки сжимают пальцы агента. С глухим стоном, мужчина толкнулся в руку парня, прижавшись губами к его шее. Несколько движений и Жук впился зубами в плечо парня. Есенин тихо усмехнулся и убрал руку, слегка отстранив от себя директора. - Погодите, так дело не пойдет, - прошептал он и, оттолкнув мужчину, спрыгнул со стола. Лирик подошел к двери, и Жуков уже хотел было протянуть к нему руку, решив, что тот собирается уйти, как тот щелкнул ключом в замке и со сладкой улыбочкой повернулся к директору. - Так лучше. Нам никто не помешает, - Есенин стянул с себя кофту и бросил ее на стул. За кофту зацепилась и резинка на волосах, из-за чего те свободно рассыпались по спине и груди лирика. У Жука едва дух не заняло от его развратного вида. Лирик приблизился к маршалу и снова поцеловал его. Жуков тут же углубил поцелуй, чувствуя, как пальцы парня расстегивают ремень на его брюках. В следующее мгновение Есь оказался на коленях, перед освобожденным от одежды членом Жука. Его пальцы нежно прошлись по всей немалой длине, и губы накрыли головку. Жук едва подавил стон, когда Есенин начал скользить вверх-вниз, следуя за губами кольцом пальцев. Есенин выписывал круги вокруг головки, иногда задевая зубами, но вопреки всему это лишь сильнее возбуждало. С каждым движением ощущения становились все острее, губы и пальцы все туже охватывали его плоть, а язык вытворял такое, что просто так и не повторишь. У Жука уже начало срывать крышу от этих ощущений, когда Есь, убрал руку, продолжая одним ртом, и начал расстегивать свои джинсы. Сквозь приоткрытые веки, директор наблюдал за тем, как агент снимал с себя одежду. Стянув джинсы до середины бедра, он выудил из кармана небольшой тюбик. - Что это? – спросил маршал. Есь поднял взгляд и, отпустив член изо рта, ответил: - Лубрикант. Я же не женщина, меня без подготовки не трахнешь. Жук хотел еще что-то сказать, но Есь снова взял его член в рот, принявшись вытворять невесть что языком, и мужчина лишь сжал зубы. Лирик же вылил немного вязкой жидкости на руку, прогнулся в спине, и, заведя руку со смазкой за спину, вставил в себя два пальца, подготавливая к большому размеру директора. Продолжая отсасывать мужчине, Есь все сильнее насаживался на свои пальцы, и через пару минут их стало недостаточно. Парень недовольно заерзал, а Жуков уже больше не мог терпеть. Схватив парня за предплечья, он поставил его на ноги и толкнул к столу. Агент упал грудью на столешницу. - Стойте! – воскликнул Есенин, тяжело дыша. Почему-то это далеко не нежное отношение крайне возбуждало его. - Что? – нетерпеливо рыкнул Жук. - Вот что, - Есь бросил ему презерватив. Жук быстро натянул средство предохранения и приставил головку члена к тугому кольцу мышц, обильно смазанному лубрикантом. - Только медленно, - прошептал Есь. – Ах!!! Жук не дослушал, и медленно у него не получилось, по крайней мере, до половины. Есь в ответ на резкое движение царапнул по столу ногтями, стукнувшись лбом о столешницу. - Прости, - бросил Жук, проведя ладонью от шеи к пояснице парня, чем вызвал у того волну дрожи, и уже медленно продолжил вторжение. - Все нормально, - выдохнул Есь, придя в себя. Боль прошла быстро, оставляя лишь возбуждение. И Жук продолжил, не заставляя просить себя дважды. Он начал двигаться, сначала осторожно, привыкая к новым ощущениям, все же он первый раз в жизни трахал парня, но через пару минут, когда лирик начал сам подмахивать ему, стараясь с каждым движением насадиться как можно глубже, маршал перестал себя сдерживать, входя в податливое горячее тело все сильнее и резче. Каждое движение отзывалось крайне эротичными стонами агента, которые хотелось слушать как можно дольше. Однако с каждой секундой его голос казался все более горячим, в нем было все больше огня. Маршал протянул руку и, накрутив длинные волосы лирика на кулак, заставил того выгнуться. Сейчас Жуков чувствовал себя полноправным хозяином этого «свободного ветра». Он в его руках. Извивается, стонет от удовольствия, насаживается на его член и сам возбужден до предела. Жук усмехнулся и, потянув парня за волосы сильнее, заставил его выпрямиться и прижаться влажной от пота спиной к его груди. Пальцы мужчины сомкнулись на шее парня, прижимая его к себе и вырывая новые стоны из его груди. Другой угол проникновения. Директор вбивался в тело агента все сильнее, ускоряя темп. Есь вцепился пальцами в руку Жука, крепко обнимавшего его за талию. И это незамысловатое действие с его стороны вызвало в маршале непреодолимое желание поцеловать парня снова. Повернув его голову, Жуков завладел его ртом снова, получив при этом страстный отклик. Через секунду Жук почувствовал, что скоро кончит. Рука с шеи Еся соскользнула на его член и мужчина принялся ласкать горячую плоть лирика в такт своим толчкам, вызывая у того еще более громкие стоны, которые были как музыка для ушей маршала. Впившись зубами в плечо Есенина, Жуков с рыком кончил. Лирик с протяжным стоном следом за ним излился в руку директора. - Господи, - пораженно прошептал агент, когда Жук отпустил его и отошел на шаг, принявшись приводить себя в порядок. Обессиленный Есенин рухнул на стол, так и оставшись там лежать с блаженным выражением на лице. - Пока еще нет, - ответил Жуков, выбросив презерватив с парой салфеток в мусорку, и взглянул на затраханного агента на столе. Растрепанный, раскрасневшийся и с совершенно счастливой мордашкой. Почему-то видя его таким, Жукову захотелось улыбнуться не менее счастливо. - Да я не о том, - хихикнул Есь и все-таки встал на ноги. Взяв брошенные ему салфетки, он вытер остатки лубриканта и надел джинсы. - А о чем? – поинтересовался маршал. - Не думал, что все произойдет так быстро, - Есенин взял свою кофту и надел ее. - Что? – от хорошего настроения Жука и следа не осталось. Нахмурившись, он бросил на лирика острый взгляд. - Что слышали, директор, - агент связал волосы резинкой и, подойдя к двери, щелкнул замком. – Не думал, что заполучу Вас так быстро. - Прости? – мужчина чуть склонил голову, то ли не веря словам лирика, то ли не веря, что он вообще это все сейчас слышит. - Боже, - усмехнулся Есенин. – Лубрикант, презервативы… Вы думаете, я их каждую минуту в кармане таскаю? Я хотел Вас. Я собирался постепенно каким-нибудь образом затащить Вас в постель. Но даже если я не ждал этого так быстро, быть готовым не мешает, поэтому я взял все самое необходимое. Я хотел Вас, я получил Вас. Спасибо, теперь… - Пошел вон, - перебил его директор, с яростью глядя на агента. При чем таким тоном, что Есенину в раз похолодало. - Хорошо, - с улыбкой ответил парень и вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, милая улыбка перешла в открытую счастливую лыбу во все 32. Наконец-то, он получил объятия рук, которые столько времени не давали ему покоя. И действительно, чем черт не шутит, хотя это было слегка неожиданно. Есь никак не думал, что при первой же головомойке доведет директора до таких действий. Внезапно, но от этого только интереснее. Когда совсем уж все по плану, становится скучно. Однако теперь… Что делать теперь? Цели больше нет. Директор уже не интересен. А хотя к черту эти планы. Можно и отдохнуть немного. За работой, например. А сегодняшний инцидент пусть мирно отложится на полочку в архиве памяти. Вернув лицу вполне адекватное состояние, Есь вошел в свой кабинет, где его встретил заинтересованный взгляд Драйзера. - Что это он с тобой делал целый обед? – поинтересовался мужчина. - Трахал за плохое поведение, - хихикнул лирик и опустился в свое кресло. Драй коротко хохотнул: - Есенин, дождешься ты когда-нибудь со своим поведением. - А я особенный, мне можно, - улыбнулся Есенин и включил радио. «…Хотел меня на дно, Вот только одно «но»! Смотри в меня в упор! Что видишь - то мое! Хотел мою свободу – Я не отдам ее! Смотри в меня в упор! Ответы все во мне! Хотел моей свободы - Так получи вдвойне!» Жук курил у приоткрытого окна, не обращая внимания на валяющиеся стулья, которые еще несколько минут назад изрядно напробовались его пинков. Теперь все мысли маршала были об этом мальчишке. И последние его слова просто из головы не выходили. Значит, он все спланировал заранее. И просто спровоцировал его на определенные действия. Черт, Жук никогда бы не подумал, что такое возможно. Он считал себя достаточно внимательным человеком, чтобы не позволять другим управлять собой. А Есенин… Да от него подобного просто ожидать было смешно! Волк в овечьей шкуре? Да нет, скорее лис. Все произошло, как ему и нужно было. А Жук как идиот, считая, что он правит балом, повелся на эти зовущие взгляды и улыбочки, повелся на его слова. И в итоге, вместо того, чтобы сломать и заключить этого свободолюбца в клетку, он лишь поучаствовал в его спектакле и оставил его по-прежнему свободным. Это бесило. Но если агент думает, что на этом все закончилось, то он сильно ошибается. Жук не позволит ему сбежать отсюда и если не сразу, то со временем обязательно свяжет по рукам и ногам этого самоуверенного мальчишку. И у Есенина не будет другого выбора, кроме как признать свою зависимость от маршала.