Пиромания

      Когда он видит нового пациента, то сразу вспоминает собственное детство. Тогда он очень боялся темноты – ему мерещилась нечисть, тянущая к нему свои…руки? Есть ли вообще у несуществующего руки…       Такие же страх и беспокойство охватили Хоро, едва он взглянул на вверенного ему психа. К слову, душевнобольным тот совсем не казался – Рен Тао (так же значилось в его карте, да?) на вид был абсолютно нормальным. Он в любой ситуации оставался молчаливым, невозмутимым и абсолютно спокойным. Даже когда к его руке поднесли иглу, Тао никак не отреагировал на это – бросил отстранённый взгляд на санитара и вновь принялся сканировать глазами абсолютно пустую белую стену напротив. Да… Вот именно это в нём и настораживало Хоро.       Вы когда-нибудь пытались заглянуть человеку прямо в зрачки? Нет, не в глаза. Именно в эти самые чёрные отверстия, окружённые радужкой. Нет? Попробуйте. Как бы не противоречила этому анатомия, Вы сможете увидеть там, в черноте, отблески света. Именно это делает глаза человека живыми. Они сияют. У Рена не было этого сияния. Складывалось ощущение, будто внутри него выключили лампочку. Или же она перегорела… ***       Когда он заходит в палату Тао и не находит там его, к горлу подкатывает тошнота. Это паника. И её нужно подавлять в себе. И всё равно против воли Хоро сжимает пальцы с такой силой, что на ладонях оставляет царапины от ногтей. Только когда сердце успевает пропустить несколько ударов, Юсуи вспоминает, что Рен сейчас на процедурах – наверняка санитар увёл его немногим ранее.       Хоро собирается уходить из палаты, когда замечает торчащий из-под подушки лист бумаги. Любопытство пересиливает здравый смысл и банальное уважение к личным вещам пациента, хотя когда Юсуи берёт лист в руки, то старательно пытается себя оправдать тем, что ему важно знать всё о Рене.       Обычная бумага в клетку, жёсткая и плохо обработанная. Но то, что на ней изображено, впечатляет. По всему листу идут одинаковые волнистые полосы, проведённые простым карандашом. Хоро, бывало, приходилось работать с людьми, страдающими эпилепсией высшей стадии. Он видел, как некоторые из них рисуют, и рисунки всегда были исполнены хаотично – никакого смысла в переплетающихся изломанных линиях не было. Сейчас же Юсуи видел перед собой такую же бумагу, такой же простой карандаш, но… Это пламя. Серое, нарисованное. Но какой-то мерзкий голосок на задворках сознания шептал, что оно вполне себе живое, обжигающее.       Хоро прячет рисунок в карман халата. ***       Когда он видит Тао, сидящего на своей кровати и уставившегося в никуда, то понимает, что парень обречён. Это резкое заявление, и Хоро скорее бы попытался повеситься на капельнице, чем сказал такое кому-нибудь из близких пациентов. Но у Рена родных нет. Его привёз сюда мужчина с резкими чертами лица и раскосыми глазами, ничуть не похожими на «миндалики» Тао. Представился этот человек дядей Рена и потребовал лишь одного: чтобы его «племянника» не выпускали из клиники до самой смерти.       Садясь на краешек койки Тао, Хоро невольно засматривается на этого парня. Он, несомненно, красив. Даже не так… Он прекрасен. Бледная матовая кожа, золотистая радужка глаз, тёмные волосы, уложенные в необычную причёску, которая уже почти растрепалась окончательно – увы, психиатрические лечебницы в принципе не предусматривают в себе салон красоты.       Рен рассеяно убирает прядь волос за ухо и поворачивается к Хоро. Вмиг того охватывает неподдельный страх – бездонная чернота зрачков затягивает в себя, и взгляд Рена направлен будто бы сквозь доктора. В какой-то момент Хоро замечает, что совсем перестал дышать. - Опять уколы?.. - Что?! – Юсуи изумлённо смотрит на пациента, который…да, смотрит теперь на, а не сквозь него. - Я спрашиваю: ты пришёл, чтобы сделать укол? – Тао поджимает тонкие пересохшие губы и протягивает руку. Рукав белой сорочки, которую носят все пациенты этой клиники, задирается на локте. От запястья вверх тянутся тонкой, едва заметной вязью следы от иглы. - Нет… Хоро рассматривает эти следы с долей какой-то странной ярости. Ему кажется это кощунством – портить такую идеально ровную белую кожу. - Тогда почему ты здесь? – складка между тонких бровей Тао разгладилась, и теперь он не был хмурым. Разом ему будто добавилось полсотни лет, и из восемнадцатилетнего юноши он стал похож на уставшего от самого своего существования старика. Хоро приоткрывает рот, но тут же захлопывает его. Молча он достаёт из кармана сложенный вчетверо рисунок и протягивает Рену. - Почему огонь? – спрашивает доктор осипшим вдруг голосом. В принципе, он знает ответ. Пиромания…       Рен разглаживает на коленях бумагу, смотрит на неё так, будто и сам не понимает, что это перед ним. Потом, будто очнувшись, не глядя тянется к прикроватной тумбочке и берёт оттуда карандаш. Грифель плохо скользит по листу, разложенному на мягком одеяле. Он рвёт бумагу, в некоторых местах линии едва видны. Когда Рен заканчивает, то протягивает лист Хоро. Тот хмурится, разглядывая исправленное изображение. Теперь в пламени можно разглядеть знакомые очертания клиники.       Когда Юсуи вновь смотрит на Рена, внутри того вновь не горит свет. На тонких губах остался чёрный след от грифеля. На постели лежит карандаш с явными следами зубов. ***       Когда Рен просит принести ему коробок спичек или зажигалку, Юсуи тут же бьёт по яркой кнопке вызова санитаров, вмонтированной в стену. Два здоровенных амбала в светло-зелёных робах немедленно скручивают Тао, вминая его лицом в подушку. Хоро успевает поймать опустевший взгляд в никуда до того, как игла в очередной раз входит в тело Тао, передавая в кровь лекарство.       Позже Юсуи, давясь сухими рыданиями, просит у спящего Рена прощения за это. В очередной раз он убеждается, что новичку-практиканту не место в такой клинике, пока он не научится подавлять в себе панику. ***       Когда Хоро находит новый рисунок, лежащий скомканным клочком в углу, то едва не начинает тянуться пальцами к той самой кнопке. Бумажка отправляется в карман, и Хоро даёт себе обещание выбросить её в ближайшую мусорную корзину.       На очередном листе в клеточку изображены заживо сгорающие в пламени темноволосый юноша с причудливой причёской и парень в халате врача и шприцем в руке. ***       Когда на обходе поздно вечером Юсуи замечает мерцающий желтоватый огонёк, играющий за дверью в палату Рена, то испытывает жуткую смесь ужаса и…интереса. Откуда пришло последнее он и сам не понимает.       Рен сидит на полу палаты, заворожённо глядя на горящую перед ним простую восковую свечку. Тонкие белые пальцы собирают горячий воск с пола и рисуют на полу разнообразные узоры. Тао не признаётся, кто ему дал свечу и кто поджёг её. А Хоро и не спрашивает больше. Сидя напротив Рена, он слушает. - …и тяжело… - шепчет хриплым голосом Рен, продолжая собирать кончиками пальцев воск с оплывающей свечи. – Это очень тяжело, док… Мне хочется видеть эти искры повсюду. Хочется чувствовать это обжигающее пламя на своей коже… Я хочу чувствовать на языке эту горечь, хочу, чтобы всё вокруг окрасилось этим светом…       И Юсуи боится. Боится слушать дальше этот сумасшедший шёпот. Он тянется над свечой к Рену, обхватывая его за шею и прижимаясь к губам Тао.       Тепло, исходящее от свечи, меркнет по сравнению с их жаром. Хоро бездумно водит ладонями по бледной груди, впалому животу и слушает, слушает, слушает…       Когда свеча догорает, на полу остаётся лужа воска, не превратившегося в узоры. ***       Когда ночи наедине с огнём снаружи и внутри становятся маниакально желаемыми, Юсуи уже не может остановиться. Он как губка впитывает всё, что говорит ему Рен об огне, о жаре, о пламени, об искрах вокруг… И ему кажется, будто он и правда видит всё это вокруг себя. И это чертовски красиво, завораживающе. - На огонь можно смотреть вечно, - произносит воспалённым шёпотом Рен, выгибаясь в руках Хоро.       Он и сам слушает. Только не говор. Юсуи теперь задыхается. С каждым вечером кислороду всё тяжелее найти путь к лёгким, и Хоро со свистом втягивает в себя воздух.       Ему хочется огня вокруг себя… Грёбаная пиромания… ***       Когда в утренних новостях сообщают о том, что третий этаж частной психиатрической клиники «Закат» сгорел дотла, люди строят свои версии. Власти не разглашают причину, а руководство «Заката» и радо этому.       Ни к чему людям знать…       За секунду до того, как пожар от свечи поглощает их тела, Юсуи всматривается в глаза Рена и видит в его зрачках яркий отблеск огня.