Компенсация

Не то чтобы Косте было страшно… просто опасливо. Идти от автобусной остановки километра полтора по узким кривым, то вверх-то вниз, улочкам. И темень такая, хоть глаз коли – фонари вроде светят, но, как и положено в родной помойке, исключительно для галочки или для строки в отчете, тускло, ничего не освещая. Шел вдоль обочины, практически на ощупь и по памяти. Зачем Вардан его сюда пригласил? Места другого не нашел?! Под подошвой звучно хрустнуло стекло, тут же из-под ближайшего забора вынырнула тощая псина и яростно ощерилась. Костя отскочил от неожиданности в сторону, и нога, подвернувшись, сорвалась с выщербленного, одно слово, что тротуара. Выматерился громко, то ли на шавку, то ли от боли. Но ума хватило не побежать, да и спиной не поворачиваться: – Пошла, пошла прочь, дура! – замахнулся, как будто у него в руке зажат камень. Камня не было, но псина оказалась опытной, не раз, видимо, битой, жест поняла и, трусливо рыкнув, юркнула куда-то в кусты. Блядь! Глухая злость забила всё: предвкушение встречи, любопытство – а что подарит? Помнил маршрут: идти метров триста до поворота, там старый пивной ларек с выбитыми окнами, потом вверх на две улицы, и налево до упора. У ларька кто-то ошивался – слышались невнятная перебранка, хохот. Черт! Местные! Они пострашнее собак. И Костя, пока не заметили, метнулся на другую сторону дороги, где темнота лежала гуще, плотнее. Ступал напряженно, шаг, еще шаг. Страшно – и упасть в какую-нибудь канаву, и попасться местной гопоте. Район плохой, хуже не придумаешь. А название! «Капай»! Что копай? Куда копай? Частный, чтоб его, сектор. Не единственный в городке, но самый большой и самый… бесперспективный что ли... В довесок к разрухе – СИЗО рядом с остановкой: само слово "тюрьма" страх вызывает. Он, Штейн, один по своей воле ни за что бы не сунулся сюда, тем более, вечером. Холодно, но не промозгло, морозы пока не наступили, октябрь, зато темнеет рано. На дворе – девять вечера, а чернота такая, словно ночью. И на небе – ни луны в помощь, ни звезд. Блядь! Трижды… Дух перевел, только когда верх по улице поднялся, и пивнуха осталась за спиной. Проскочил, слава богу. Пейзаж вокруг унылый: заборы, заборы, заборы. Редкие, кривые, а местами – высокие, глухие. Калитки, покосившиеся ворота, полынь жухлая вдоль тротуаров, во дворах – огни. Тишина лживая, будто и жизни, там, за заборами, нет. Есть: то собаки забрешут, то двери заскрипят, то вдруг музыка раздастся – «Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша» заезженная, и заглохнет внезапно. И этой местной жизни – бухающим-нюхающим детям бухающих рабочих и крестьян – на глаза лучше не попадаться. Ему, Косте Штейну, жителю центра в фирменных шмотках – джинсах «Вранглер», тенниске «Лакоста», в голубой ветровке японской – уж точно нельзя. Дом, где Вардан назначил встречу – по Штейновским меркам, барак-бараком, от обычного отличен лишь тем, что на двух хозяев, – в самом конце проулка, в тупике. Когда до него добрался, от злого психа и страха звенели нервы. Сустав на лодыжке побаливал – подвернул, оказывается, сильно. И ничего не хотелось! Ни дня рождения, ни Вардана, ни подарков. Но… развернуться и уйти… черт, опять совершать марш-бросок в полтора километра по этой сталкерской зоне… нахуй. И Вардана нахуй! Пихнул коленом калитку, она, мерзко скрипнув… ага, как серпом по нервам, легко отворилась. Костя усмехнулся криво и безрадостно, потому что себе представился дешевой блядью – жопа с доставкой на дом! И как же унизительно! Само место – унизительное, а тут и пешком пришлось переться – вдвойне унизительно. Пока шел до крыльца по дорожке, выложенной крышками от бочек из-под машинного масла, надеясь, что выбрал правильную калитку и не к соседям по бараку сейчас запрется, злость в голове крутила единственное решение: «Я пошлю его нахуй! Увижу и пошлю, всё, заебал. Хаты эти съемные, прятаться, тайны вечные. Заебало!» Взбежав на крыльцо, не стучась, толкнул дверь, обитую потрепанным дерматином, попал в сени – так вроде называлась заваленная бутылками квадратная пристройка с каким-то рваньем на рогатой вешалке, рассыпанной по полу кучей дров. И растерялся – в доме он был дважды, но оба раза днем. Вардан на машине привозил, и на гляделки по сторонам времени не хватало – до дивана добраться спешили. Растерялся. Туда попал или нет? От растерянности к звукам не прислушался. Прошел сразу, с прохода отпинывая пивные бутылки, дернул за ручку вторую дверь, ведущую в комнату, и замер на пороге. В комнате играл магнитофон… но песни… блядь, хуже чем «Ксюша», хуже всего, что можно было ожидать. Лезгинка! Да что за хуйня?! С контраста «темно-светло» пока привык, не сразу картинку рассмотрел. А когда рассмотрел, моментально сообразил – бежать надо! Да не успел. Откуда ни возьмись Маха, Варданов родственничек, седьмая вода на киселе, а громко названо «Брат!», Костю под локоть подцепил. И потащил к небольшому, но щедро накрытому столу посредине то ли кухни, то ли зала: у стены печь дровяная стояла, рядом мойка – мойдодыр – и шкаф с посудой, в угол диван задвинут, страшный продавленный, пара кресел, стулья вокруг стола. Блядство… – Костя, именинник! Мы тебя тут заждались! – Маха настойчиво усадил его на один из стульев. Костя чувствовал его руки на плечах, шее, на спине – с него заботливо стягивали куртку. Но никак не реагировал… Ошеломление… удивление и навязчивое: «бежать, бежать…» А ноги к полу приросли, пошевелиться невозможно. Страх… сковал. Команда «бежать» не передавалась в мускулы, вязла в страхе между мозгом и нервными окончаниями. Не может быть! Просто не может… Но было. Вот стол, вот Маха с липкой ухмылочкой и масляными черными глазами – не урод, просто… животное. Вот еще трое, тоже черные, в скрипучих красных адидасах, как на подбор… аха, три молодца, одинаковых с лица. Только слово «молодцы» не подходит, слишком уж… славянское. Вот две девки, блондинка крашеная и рыжая. Скорее, не девки – девчонки молодые, лет по шестнадцать, у обеих юбки-варенки еле ляжки прикрывают. И никакого Вардана! Нет его! «Кот, ты к девяти, туда, помнишь, в Капай, приезжай. Я не успеваю за тобой, а ты такси бери и приезжай. Сюрприз ждет». Сюрприз… нет, сюрприииииз, охуенный такой нежданчик! А Костя, между прочим, опоздал на полчаса – автобусом добирался, на такси денег не хватило. Ступор отпустил, когда накатил залпом рюмку водки, подсунутую Махой. Чудо, что не подавился. Водка обожгла желудок и успокоила враз. Может, и не успокоила, но голова заработала и мозги включились. Во-первых, вряд ли именно его ждали – про именинника Вардановский родственничек, вероятно, для красного словца брякнул. Знал про день рождения и брякнул. Азеры девчонок выгуливали – вон, один из «спортсменов» подливал им частенько, совсем пьяные уже – явно ждала их участь быть пущенными по кругу. Во-вторых, Вардан, вполне возможно, мог где-то задержаться и приедет попозже. В-третьих… а вот «в-третьих» Штейну не понравилось… Маха водку не выпил, пригубил для вида и отставил, а перед его молодыми, лет по двадцать пять, не больше, соотечественниками так даже тара не стояла. Мусульмане, спортсмены… Интересно, борцы, что ли? Не… Костя вспомнил, напряженно улыбаясь – нельзя ни в коем случае показывать, что охуенно страшно – по части борьбы это вроде дагестанцы. Да и хуй на них. Вежливо кивал на плоские шутки Махи, две стопки выпил одну за другой – правда, закусывая. На большом блюде в центре стола красовался здоровый шмат запеченного мяса, куски нарезАли острым ножом с костяной рукояткой. Вкуса Штейн не ощущал, ни водки, ни мяса – но судя по темному цвету, точно не свинина. Пьяненькие девчонки грызли шашлык. Были еще так любимые Костей печеные овощи, свежие помидоры, много зелени какой-то, лепешки. – Сколько тебе исполнилось? – вопрос Махи оторвал от размышлений: свалить под видом «пойду, покурю на воздух» или подождать, приедет или нет? – Двадцать, – неохотно отозвался Штейн. – О, совсем большой мальчик! А… нет, ты же девочка, да, Костенька? – у Махи так четко прорезался акцент, что смысл до Штейна дошел не сразу, а лишь когда все, кроме него, дружно заржали, даже сучки малолетние, пусть их выебут беспощадно! Костя непроизвольно отшатнулся от Махи – слишком близко тот сидел, бедром прижимался. – Да пошел ты! – попытался встать, но чертов азер крепко надавил на плечо, заставляя остаться на месте. От страха водка пошла в обратку, чуть-чуть и вырвет. Блядь! Блядь. Что делать и как реагировать? Что, вообще, происходит? Резко повернулся к Махе и почти уперся носом в его щетинистую рожу – тошнота стала ближе, сглотнул раз, два… – Руки убери, урод! – подспудно Костя догадывался – чем больше он будет барагозить, тем хуже ему придется. Но перевести в шутку не хватало… опыта и смелости. – Да ладно, Котик, мы же пошутили! – Маха демонстративно поднял руки, «спортсмены» заржали громче и многозначительнее. – Ты пей, пей, ты нам сегодня нужен пьяным… И кушай, не стесняйся. Маха по-хозяйски отрезал ему большой ломоть мяса, положил на тарелку, снова водки налил. Смотрел. Внимательно, в упор, нагло. Пиздец. А Костя сжал кулаки, а разжать и взяться за вилку – нужно, да, сделать вид, что расслабился – не выходило, руки дрожали. – Где Вардан? Когда приедет? – голос сорвался на фальцет. От страха, в предчувствии ответа… И что-то поднималось неожиданное, неясное, озвученное мысленно иронией: «Вот она какая, настоящая мужская…» и «лучше ты, Штейн, расслабься и получи удовольствие». Ответ не обманул ожидание: – А не приедет Варданчик наш, занят. Нас попросил тебя развлечь. Мы и развлекаем, как умеем. Видишь, и девочек пригласили. Хотя… зачем нам девочки? – Маха снова придвинулся, и внезапно сжал Костино бедро, высоко, у самого паха. Рефлекс Штейн переборол, оба рефлекса – и рвотный, и брезгливо дернуться, оттолкнув от себя ублюдка. Улыбнулся. И понял – оказывается, поднималась злость, яркая, пружинистая. От нее становилось холодно в груди и ясно в голове. Улыбнулся. На Маху посмотрел, не высокомерно-испуганно, а как бы спрашивая себя: «Способен ли он, Костя Штейн, добровольно лечь под этого урода?» Родственничек Вардана выглядел неплохо, ну… для азера… Лет ему вроде около тридцати, кряжистый, живот намечается, пальцы короткие – фаланги покрыты жесткими черными волосками, глаза с поволокой и рот красивый, вишневый. Может, и смог… был бы голодным и одиноким, но не был… А выбор небольшой – ласково улыбнуться Махе и прощай, гордость, или начать сопротивляться и прощай, жопа. Дилемма, однако. Маха взгляд засек и расценил правильно – как оценивающий. Льстя себе, победно ухмыльнулся и отлип, проведя жестко от паха до колена. Его дружки интерес к Штейну потеряли – сидит мальчик, молчит, значит на все согласен, разве интересно? На девок переключились, причем, двое одну, которая блондинистее и сисястее, атаковали сверху и снизу. Она не сопротивлялась – пьяно хихикая, ляжки пошире расставила, подставляясь под грубые ласки. Омерзительно… Костя понял. Жевал мясо, культурно орудуя огромным ножом и вилкой, и понял: прощай, жопа. Не выйдет у него добровольно. Не сможет он. Дружок Лешка, наверное, смог бы, он пуганый уже – очаровал бы Маху, лучше одному дать, чем через строй пройти, а Костя непуганый и идиот. Маха что-то трындел на ухо про подарок: «Извини, дорогой, подарка нет. Но… как там в вашем… – засмеялся, поправился: …нашем мультфильме поется: «Лучший мой подарочек это ты!» – захохотал, довольный тупой шуткой. «Мой», в противовес «мы» и «у нас» вначале, Костя заметил. Тут бы порадоваться. Но не радостно. О Вардане он старался не думать, страшно и больно. Думал… надо выпить, улыбнуться, время потянуть. Пусть «спортсмены» с девками удалятся к диванчику, увлекутся процессом. Маху отвлечь, пусть пощупает, не убудет от Штейна. Выбрать удачный момент… и рвануть к двери. Попытка не пытка. А не получится, ножик хороший, лезвие острое, главное, из рук не выпускать… Хотя, глупости – так вообще убьют влегкую и на заднем дворе закопают, не найдет никто… Быть или не быть, блядь, и страшно, и зло. Маха напряжение Кости не чувствовал, опасности не ждал – подкатывать начал откровенно: в шею дышал, волосы на затылке подергивал, осторожно вытягивал тенниску из джинсов. Штейн инстинктивно вжался в стул спиной, вдавив со всей дури кисть азера в деревянные прутья. – Сучка! – прошипел Маха и толкнул Костю в плечо, разворачивая на стуле. Штейн стиснул нож, ничего не соображая, глаза затопила белая дымка, сердце в груди замерло, лишь под ладонью приятная прохлада рукоятки… – Маха! Сейчас же глаза лишишься! Руки убрал нахуй! – С тяжелой спортивной сумкой в руке в дверях стоял Вардан и как долго стоял – неизвестно. Костя не видел ничего, кроме мерзкого Махи, и не слышал – ебаная скрипучая лезгинка все звуки заглушала. А сейчас – будто заглохла пластинка, и все заглохли. Немая сцена… И двусмысленная, но Вардан правильно ее истолковал: – Костя, ты нож положи, пожалуйста, – на «Косте» Штейн очнулся, по имени Вардан редко его называл, – а ты, братец, собирай блядей и валите отсюда! – говорил тихо, голос не повышая, но «спортсмены» моментально про баб забыли, подхватились. А Маха, демонстрируя, что не боится, сидеть остался, хотя все же отодвинулся подальше от Штейна. – Да не ругайся, брат, без обид. Любопытно стало… чего ты так на этом сучонке помешался… Бэлла на тебя жалуется, – веско добавил, улыбаясь гаденько. Вардан не ответил, со стуком к ногам сумку уронил, оценил развороченный бардак на столе, и от ярости у него ноздри затрепетали. Костя в странном равнодушии зачем-то его сравнивал с Махой и остальными. В надежде разочароваться? Но… даже смешно, год спустя после знакомства, именно в этот момент увидел – а он красивый, особенно такой: злой, со сжатыми губами, темными прищуренными глазами. И седина, щедро разбавившая темные волосы, придавала ему… утонченность. Размывала смуглость, тушуя нерусскость. – Ты не болтай лишнего, Маха, потом с тобой поговорим. Забирай своих и валите быстрее… – Пусть остаются! – громко прозвучало, все звуки будто через слой воды, а Костины слова – звонким криком Взгляды: Махи – довольный, Вардана – удивленный, Штейн проигнорировал, тошнота накрыла беспощадной волной. – Я ухожу. Не дожидаясь ничьей реакции, резко вскочил и рванул к двери, услышав позади грохот падения стула. Пришлось, правда, отпихнуть с дороги Вардана… Выскочил на улицу и вдохнул с жадностью холодный воздух. Как будто он задыхался и теперь не в силах надышаться. Вдох-выдох, вдох-выдох… Тошнота не отпускала, подкатывала к самому горлу. – Кот, постой, подожди, – оказывается, Вардан за ним бросился. Догнав, накинул на плечи куртку, – ты оставил. Обхватив, притянул к себе. Костя продолжал шумно разевать рот – вдох-выдох, не блевануть бы… и не разрыдаться. Наверное, по дрожи и всхлипам Вардан догадался о его состоянии, погладил по спине успокаивающе: – Ну, все, все… сейчас уедем. Я заберу то, что в доме осталось, и уедем. Ты в машину иди, она открыта. Быстро вернусь. Костя кивнул, разжал пальцы – он и не заметил, как вцепился в рукава кожанки. Его не отпустило, но полегчало. По крайней мере, рыданиями больше не давился. Слава богу, не опозорился. Черт, у машины, черной приземистой GTO, его все-таки вырвало. Выворачивало наизнанку долго, с хрипом. Удачно, что сегодня решил выебнуться и линзы надел - кстати, подарок Вардана, американские, очки точно потерял бы, так его корежило. Но, наконец, отпустило. Очистил нутро и страх ушел, мышцы, до этого сведенные спазмом, расслабились. Накатила усталость, даже злость… притупилась, все стало неважным. Главное – найти салфетки, вытереться, сесть в машину, дождаться – и домой, пусть везет домой. Вот тебе и день рождения, Штейн. Поздравляю! Сюрприз удался! Вардан вернулся минут через десять, забросил на заднее сидение две сумки, уселся за руль. Завел машину, и спортивный мотор мощно зарычал, плавно выехали фары. Свет выхватил из темноты местное убожество – Костя прикрыл глаза, видеть этот райончик уже невмоготу. И Вардана – невмоготу. Молчали оба. Костик боялся – откроет рот, и его не остановить, заведет бабские разборки. – Кот… ты сильно испугался? – первым нарушив молчание, Вардан резко переключил скорость. Обычно плавно, неощутимо, а сейчас – рывками, дергано. Штейн соизволил на него посмотреть – на нервно зажатую в губах сигарету, на руку с сильными пальцами на рычаге передач – напряженную, аж вены выступили. – Нет, блядь, совсем нет, – сначала резко огрызнулся, и во рту разлилась горечь, в глотке саднило, а потом все же признался иносказательно, что почти обосрался от страха: – Меня вырвало… когда тебя ждал. Вардан снял ладонь с рычага, погладил по бедру, там же, где до этого тискал Маха, словно стирая мерзкие прикосновения. – Подержи руль… – Костя передвинулся поближе и перехватил управление тачкой. Пока Вардан, согнувшись в три погибели, что-то искал за пассажирским креслом, мелькнула дурная мысль – попросить порулить? Давно ведь мечтал, но не просил, а Вардан ни разу не предлагал. Сегодня же не имел шанса отказать – он, Штейн, в своем праве. – Вот, держи, – Вардан протянул найденную бутылку минеральной. К месту. Неловко передав руль, Костя с жадностью прилип к горлышку. Холодная, газированная и соленая вода смыла налет горечи, успокоила желудок. Черт! Что у него за реакции такие? Ну, разрыдаться – понятно, или орать, или… дрожать. А его скрючила тошнота. Стыдно. Они выехали в цивилизацию – на трассу, здесь фонари светили не ярче, но встречные машины прочесывали темноту фарами. Собственная злость остыла, страх остался там, в череде заборов и разрухи, но напряжение пружинило в салоне, и исходило не от Штейна. От Вардана. Разогнавшись до ста, вдруг резко затормозил, оставив резиновый след на асфальте, и, вспоров пыль обочины, остановился у кольца-развилки. Саданул кулаком по рулю и повернулся к Штейну, порывистый, горячий. Все правильно, это Костя умеет молчать бесконечно, а Вардану сложно… – Что Маха тебе наговорил? – Наговорил?! Тебя лишь это волнует? – постановка вопроса резанула по самолюбию, и Штейн зло усмехнулся. – Может, он и сделать успел? – Не гони, Кот. Я знаю, ничего не сделал, не посмел бы… а вот сказать мог всё что угодно, – помолчал и виновато добавил, – прости… – Сказал, что ты не приедешь, что попросил меня развлечь. И так… сука, с намеком – ты, мол меня ему… подарил. Внезапно укололо подозрением: «А если то была проверка на вшивость?» Но Вардан среагировал – словно опровергая действием, вдавил в кресло, его жесткие пальцы впились в подбородок, вынуждая задрать голову и посмотреть в глаза: – И ты поверил? – ждал ответа, внимательно вглядываясь в лицо. Костя… секунду назад готов был ответить: «блядь, да», но мгновенно щелкнуло в мозгах: скажет «да» – и порвется веревочка, их связывающая. Даже не веревочка пока, ниточка, тонкая, которая и без жаркой ебли держала вместе. И порвётся не именно в этот момент, а чуть позже – через день, неделю, месяц… Солгать «нет»? Вардан не купится, слишком хорошо знает Штейна – наивностью от того и не пахнет. Нахуй! – Знаешь… – честно признался, – тебе повезло. Я не успел поверить, некогда было о тебе размышлять. За сохранность своей жопы переживал. Хватка на подбородке ослабла, и Вардан выдохнул, склонился низко и попытался поцеловать, но Костя увернулся – запашок от него еще тот, наверное. Губы мазнули по скуле, виску, уху. Глухо и настойчиво шепотом в самое ухо: – Вот и хорошо, что не успел. Ты, Кот, в будущем, если кто-что скажет – не верь. Обещай мне. Костя неуверенно кивнул, про себя подумав: обещай-не обещай, а струхнул он знатно, и поверил… почти. Стыдно. И щекотно в ухе… – Да что вообще случилось? Зачем ты туда меня позвал? Вардан на свое сидение откинулся, потер виски и снова саданул кулаком по ободу руля. – Хотел как лучше… ага, а вышло… хуево, прости, Кот. Не думал, что Маха такое отмочит… Просил же его, предупреждал… что занят дом на два дня. Все приготовил, мясо, овощи, как ты любишь. Я старался, веришь? Вновь кивнув, Костя ситуацию уяснил – значит, стол был накрыт для него, а Маха нагло совершил набег на готовое. И барак убогий не они одни, оказывается, в качестве дома свиданий использовали. Раньше не задумывался, а теперь – противно. – Не понял, а ты-то куда сорвался? Почему тебя не было? – В одно место ездил, в порт. Со Стасом, помнишь Стаса с крабовика? С ним хотел словиться, они сегодня днем подошли. Рассчитывал, что к девяти успею вернуться, но таможня пароход задержала. – Понятно… но не ясно, нахера Махе-то понадобилось так тебе подсирать? Вардан прикурил, явно размышляя над ответом, а Костя вспомнил – на нерве ни одной сигареты с момента выхода из своей квартиры не выкурил. – И мне дай, – Вардан молча протянул пачку «Мальборо», Костя мельком отметил – опять контрабандная. С наслаждением затянулся, прислушался к себе – никотин затушил вскипевшие вновь: обиду, злость и унизительное чувство страха. Хохотнул про себя, представив такого змея-Горыныча трехголового. На сигарету посмотрел, сигарета как сигарета, точно без особой начинки. А вштырило! И совсем полегчало, стукнуло в голову беззаботной легкостью. У него же день рождения, а они сидят, о Махе уродском терки трут, нахуй его! – Ладно, не хочешь говорить, не надо. Что дальше делать будем? Или по домам? – Кот, да я не то что не хочу, просто не знаю. Может из-за Бэллы, она с ним недавно встречалась, может из зависти. Не знаю… Костя нахмурился, хотя обычно упоминания о жене не раздражали: Вардан ее и сына из Баку вывез полгода назад, но… дверь в его семейную жизнь всегда оставалась плотно закрытой. А тут будто приоткрылась, и оттуда полезли ненужные: вина, ревность и болезненное любопытство. Опять двадцать пять! Беззаботной легкости как не бывало. К черту! – А что делать… – задумчиво продолжил Вардан, – что делать, тоже не знаю. Мне сейчас в гостиницы соваться не с руки, а квартиру на ночь глядя вряд ли найдем… Блядь! Сука Маха, увижу – убью, все изгадил! Уточнять, почему нельзя в гостиницу, Штейн не стал – и эта дверь плотно закрыта, за нее соваться себе дороже. Он изначально усвоил – меньше знаешь, крепче спишь, по крайней мере, в отношениях с Варданом. – Тогда домой меня вези, – Костя совсем потерялся, не сознавая, что хочет, расстроился или нет, как-то все смешалось. Подленькая мыслишка проскочила – можно и без Вардана отпраздновать, позвонить Лешке и рвануть на дискотеку в «Маяк», давно там не показывался – и пропала, на люди выходить опасно, настроение как у сестры-Аленки в ПМС. Неуравновешенно-истеричное. Можно нарваться. Почему-то ждал, что снова услышит надоевшее «прости», но Вардан удивил – на раз-два перегнулся через колени, дернул рычаг, и Костя оказался властно прижат к опущенному креслу. Пахнуло потом, сигаретами и одеколоном – мох, табак, сандал. Встало моментально, условный рефлекс, блядь. Услышал смех, когда Вардан, скользнув ладонью, усёк Костину реакцию. Прохладные пальцы на животе, чуть надавливая, звяканье пряжки на ремне, губы у губ… и без лишних мыслей о запахе изо рта, совершенно пусто в черепушке. – Ну уж нет, Кот. Никаких «домой», даже не мечтай. Я что-нибудь придумаю… Костя потянулся губами – хватит трындеть, надоело, самое время поцеловаться, и чтобы Вардан расстегнул, наконец, чертов ремень и болты на джинсах, и… Обломил, гад, отвалился, сверкнув в темноте улыбкой. Дразня, похлопал по бедру и завел машину. Костя так и остался лежать на опущенном кресле, теряя контроль над собой и обстоятельствами. Или иллюзию контроля. Лежать и ехать, не видя куда и как, оказалось… безумно странно – страшно, остро и до края уязвимо. Зато на член перестал давить жесткий ряд болтов – возбуждение смешалось с одуряющей легкостью, невесомым полетом. Не задавать вопросов и не задаваться целью полета, вручая себя другому… Черт! Его не к месту развезло на философию. Машина давно стояла, а Костя не ощутил ни пути, ни торможения. Поднял кресло и с любопытством огляделся. За бортом светло – полная иллюминация вдоль дороги, значит, они в центре. Вопросительно уставился на Вардана, тот подмигнул таинственно. – Кажется, я придумал! Надо позвонить кое-кому… Есть пятнашки? Костя, порывшись, нашел забившиеся на дно кармана монетки, ссыпал их в протянутую ладонь. Не объясняя, Вардан хлопнул дверью и быстро зашагал к центральному гастроному, на углу которого висел телефон. Вернулся он минут через пятнадцать, Штейн успел выкурить сигарету и занервничать. Сохраняя загадочное молчание, вырулил на дорогу. – Ну? Что? – стукнуть бы его за нервотрепку. – Все отлично, Кот. Прикинь, вспомнил – на неделе встретил одного кекса, Сурика, мы в Москве пересекались, он администратором в гостинице работает, здесь у нас. Оставил мне свой номер. Так и вот… он сегодня дежурит. Повезло… Праздник будет! – Штейн оптимизм Вардана не разделял, гостиница может и будет, а праздник – вряд ли. – Что за гостиница? – Октябрьская, слышал? – Нет. Нас пустят двоих и в один номер? – ради конспирации обычно приходилось брать два или просачиваться тайком. Причем, Косте. – Сурик глаза закроет, не бойся. Да и должен он мне… обязан по жизни. Знаешь, Кот, иногда не деньги решают проблемы, а правильные знакомства. Тут близко… И впрямь, оказалось недалеко. Они затормозили у скромного, ничем не примечательного трехэтажного дома, чуть в стороне от главной площади с бронзовым Ильичом посредине. Метрах в ста сверкало подсветкой здание администрации города, около охранной будки прохаживался милиционер. Оглядел их внимательно, но, увидев сумки, потерял интерес. Костя зря волновался – все прошло гладко, Вардан быстро получил ключи у верткого рыжего армянина – видимо, Сурика, и через пять минут они ввалились в гостиничный номер. В таком номере Штейн никогда не бывал – видел на фото в журналах, но воочию… Нравилось, Косте нравилось то, что пахнет не хвойным освежителем, а как от Вардана – сандалом, табаком – дорогим, рождающим ассоциации с морем, песком и пальмами – Кубой. В мебельной обивке нет прожженных дыр, и мебель – новенькая, темной полировки, с намеком на классику, но не массивная. В номере две комнаты – гостиная и спальня с огромной кроватью, на ней даже матрац один широкий, а не два одноместных с вечной щелью посредине. Пока он осматривался, ничуть не боясь показать своей дикости, гладил, щупал обивку, включал и выключал люстры – слишком громоздкие для таких помещений, но явно богатые, Вардан накрывал на столик у дивана. От помощи он отказался, и Костя не настаивал. Искупительная суета была приятна, да что уж, откровенно льстила. – Вот как, значит, живут наши партагеноссе… – скинув кроссовки, Костя уселся на диван с ногами. Та опустошенность, возникшая после нелепой сцены в бараке, после того, как его полоскало у GTO, покачало на эмоциях в машине, сменилась умиротворением. Пожалуй… пожалуй, он простил и забыл, да. И хотя… праздничное настроение не вернулось, что-то зашевелилось, не желание пить-есть, а что-то лениво-игривое. – Уже не они… живут, в смысле, – сообщил Вардан, поочередно хлопая дверцами то ли секретера, то ли бара. Нашел два стакана, не простые граненые, а причудливой изогнутой формы с тяжелым донышком. С улыбкой продемонстрировал их Косте. – А тарелки есть? Вардан кивнул: – И ложки-вилки. Как в лучших домах… – Кто теперь этим владеет? – лень не помешала Костиному любопытству. – Областная администрация, а раньше… да облисполкомовская гостиница была, для высоких гостей. Нравятся декорации? – вопрос прозвучал с долей тревоги, и Костя не удержался от подъебки: – Да, и намного больше тех блядхат, куда ты меня таскал, – и сразу пожалел, Вардан вновь начал оправдываться, но с примесью раздражения: – Ну уж прости, Кот! Кто ж знал, что так будет! – Ладно, проехали. Не хочу даже вспоминать. Проехали, честно. – Тогда будем реанимировать праздник! Штейн согласно улыбнулся и улегся на спину, откинув голову на диванный валик. Лениво наблюдал, как на стеклянном столике появляются: пострадавшее от набега Махи печеное мясо, лепешки, овощи. Оживился, лишь увидев синюю высокую коробку, нарядную, с золотой надписью. – Что это? В коробке? – Свесился с дивана, пытаясь рассмотреть поближе. – Виски. Блу лейбл, Джон Уокер. Слышал о таком? – Да вроде и пил даже… с тобой. Хотя нет, тогда была черная коробка. – Именно, Кот. А знаешь, что их несколько видов? – Костя отрицательно помотал головой, и Вардан принялся с удовольствием его просвещать: про Блек и Ред, про Голд и Грин, и про самый крутой и дорогой – Блу, бутылка обошлась ему в четыреста баксов. Штейн слушал, но внутри слегка кривился – бля, оседлал любимого конька, хрен его остановишь… Зато наблюдать за Варданом в такие минуты искреннего увлечения темой – неимоверно приятно. Сверкая темными глазами, он переставал контролировать дурную привычку – взъерошивая, прочесывать пальцами волосы. Становился моложе, мягче… доступнее. Да. Костя вновь откинулся на диван. Звук голоса – теплого и тягучего, без привязки ко смыслу слов, отозвался внутри – привычным, нетерпеливым и колючим – желанием… жесткой еблей стереть воспоминания о минутах унизительного страха. И к черту стол, и к черту виски. И даже подарки… хотя, любопытно, что подарит… Рассказ о виски давно закончился, и Вардан, встав на колени, копался в большой спортивной сумке, той, с которой появился в бараке. Толкнуть бы его, оседлать и быстро, без всяких там ласк, насадиться… Так бы и поступил, но остановила разумная мысль: снова ломать планы – Вардан старался сделать все красиво. «Круглая и такая… значимая дата, Кот. Грех не отметить. Двадцать! Сам себе завидую, что ты у меня такой молодой» Да и номер снят на два дня, успеют. Отчаянный сумасшедший секс – суть их встреч, а сегодня… ну хочется любовнику романтики, и пусть. Он, Костя, потерпит. Зажмурился, пытаясь прогнать яркую и живую фантазию, стоящую перед глазами, и не застонать. Удержаться, не погладить себя по члену, туго натянувшему джинсы. Фааак… – Ты за виски в порт мотался? – попытался отвлечься разговором. – И не только, – Вардан загадочно ухмыльнулся, скользнув по Косте взглядом, от которого не укрылись покрасневшие щеки, учащенное дыхание и натянутая ткань в паху: – Ух ты! – присвистнул он. – С чего ты так завелся? – Ты очень красиво стоишь на коленях… – что дернуло так сказать, Костя не знал, на Вардановскую пятую точку он обычно не засматривался, то есть иногда… ну, как с машиной – порулить хотелось, а просить – нет уж. Не предлагали, он и не просил. А сейчас, обраткой от пережитого, напала смелость. – На мой зад покушаешься? – Вардан засмеялся, на коленях подполз к дивану, что-то пряча в руке. – Нууу, о своем сегодня я устал беспокоиться, – Штейн вроде не собирался к этой теме возвращаться, но фраза быстро выкатилась на язык, и поймать не успел. – Сволочной характер у тебя, Кот… – черт, обиделся? Но Вардан рассмеялся, – за то и…– не тянул паузу, нет, но Костя на мгновенье замер в ожидании, – …нравишься. Смотри, это тебе. И что-то положил Штейну на грудь. Пришлось скосить глаза вниз, рассматривая, а в голове крутилось – ждал ведь других слов. Хотя… он и без слов знал, что скрывалось за нейтральным «нравишься». – Давай, открывай! – поторопил Вардан. Костя с интересом отщелкнул застежку на небольшом черном футляре с причудливым, смутно знакомым логотипом. – Часы? – по блеску в глазах Вардана понял – угадал. Вардан с улыбкой, скрывающей нетерпение, наблюдал, как Штейн открывал подарок, как доставал часы, снимая ремешок с черной распорки, как рассматривал циферблат. – Вау! Ориент, настоящие, да? И механические… Как я хотел! – Косте все же пришлось привстать, от неудобной позы затекла шея. Отложив футляр, примерил часы к запястью, попробовал застегнуть, но с первого раза не вышло. – Давай, я… – перехватив запястье, Вардан умело застегнул ремешок. Штейн крутил рукой туда-сюда, любуясь… Про «как хотел» он солгал, то есть, хотел, но не такие. Как у Стрельцова с курса – на металлическом браслете, с массивным корпусом. А эти… простые, ну видно, что дорогие. Но, на первый взгляд – слишком скромные. Улыбнулся, надеясь, искренне и не выдав разочарования, да и про то, что часы дарить – плохая примета, промолчал. Вардан ждал реакции и поэтому уловил заминку: – Знаешь, там были и другие модели, молодежные, но мне подумалось… такие на твоей руке будут лучше смотреться. Черная кожа с золотом… Тебе идет. Стильно и… – Вардан задумался, стараясь подобрать сравнение, и удивил, продолжив: – …стремительно. Твой вариант. Бесил. Иногда он бесил своей правотой. Часы сели идеально. Не поспоришь. И руки… Тонкие запястья, плавно переходящие в узкие кисти, ни грамма мужественности и видимой силы. Хрупкие. Одновременно – причина собственных комплексов и чужого восхищения. А черный кожаный ремешок и блеск золота – строгая оправа для слабости… Безусловно, Вардан прав – это его стиль. – Спасибо! – вот теперь вышло искренне, – мне нравится… Красиво. Вардан чуть выдохнул – сомневался, угодил ли? Смешной он… Наверно, и правда – любит. Льстило. – Давай поедим, пока мясо теплое. Костя еле сдержался, не поморщился. Жрачка вызывала тошноту. – Там для тебя по мелочи еще есть подарки, потом посмотришь, – Вардан махнул в сторону сумки и налил виски. Виски Штейн пил одну дозу за другой, игнорируя укоризненные взгляды Вардана, но кусок в горло не лез. Зато алкоголь падал в пустой желудок, как к себе домой, опьянение накатывало легкое, хорошее опьянение – не сонное и мутное, а живое. Язык развязался, щеки горели. И часы… с каждой минутой нравились все больше, и Вардан… Красивый. И ел он красиво, всё делал красиво… А был бы голый – так еще красивее… Мысли покатились в правильном направлении, что время терять. Погладил Вардана по голове – волосы густые и контрастные на ощупь, седые – жесткие, черные – мягкие. Тот так и сидел на полу около столика, чтобы дотянуться до тарелки, ему приходилось привставать, опираясь на диван, и мускулы на спине перекатывались под тонким джемпером. Рукава закатаны, и видны смуглые предплечья, волосатые не по-обезьяньему, а в меру. Привлекательно. Он как раз потянулся вилкой к мясу, и Костя перехватил ладонь, сжал, заставив уронить вилку. Вардан смотрел блестящим от веселья и предвкушения взглядом, поощряя к активности. А Штейн завис – то ли на себя дернуть, то ли сползти к Вардану на колени… обе позиции – привычны, приятны. Но сегодня душа… или тело желали иного, а чего – неясно. Поэтому просто переплел пальцы, поцеловал костяшки на ладони Вардана, скользнул языком между средним и указательным, этих простых действий оказалось достаточно. Не успел он среагировать, как Вардан, стремительно поднявшись, завалил его навзничь. Обхватив губами кадык, чуть прикусил. Костя застонал – выбор сделан за него, и пусть… Жарко, пьяно, тесно. Джинсы мешают. Выгнулся, упираясь затылком в подголовник, прижался пахом к паху, намекая, что пора бы… Да, нахуй джинсы! Вардан приподнялся, оседлал бедра, с силой дернул за ремень… И засмеялся, сволочь. До Штейна не сразу дошло, что случилось и где продолжение – кровь кипела, пульсировала, губы горели от возбуждения… А потом увидел – Вардан держал в руке оторванный кусок ремня с болтающейся пряжкой. Раскрутил и отбросил, пряжка со звоном приземлилась на стеклянный столик. – Переборщил! – смеясь, провел настойчиво ладонью по животу, сминая тенниску. Игривый, блядь! Прошептал в губы: – Ну и нахуй, я тебе там парочку новых в подарок… Не договорил, Костя с психом оттолкнул руки, попытался изменить позу. Вардан не позволил, перехватил запястья. Вмиг до этого возбуждающая тяжесть начала давить, сплющивать, разом навалились все сегодняшние метания, собственная покорность выбесила – он, блядь, что, игрушка? То ебаный Маха в убогом сарае, то в машине – аха, отсутствие контроля ему подавай, то тут, в номере – все по-Вардановки! Даже часы, и те! – Да что с тобой? – Вардан не мог уловить суть изменений, но игривость исчезла и смех пропал. Поцеловал в скулу нежно, отпустил на свободу. – Ничего! – в натуре, у него гормональный выброс, ведет себя, как истерик. – Из-за ремня, что ли? Сейчас, подожди… – Вардан встал, подтащил сумку, – двинь булками. Костя так и валялся – тенниска задрана, джинсы полурасстегнуты. Пришлось подняться и сесть. Чувствуя себя идиотом, смотрел, как ему на колени Вардан бросил один ремень – гладкая черная кожа с вытесненными буквами, второй – бугристый, темно-синий, следом приземлилась легкая коробка с галстуком. А потом Вардан что-то вытянул из сумки, секунду помедлил и бросил обратно. Ноздри у него трепетали, желваки напряглись, нервный, порывистый. Бросил обратно и не попал… распахнутое нутро сумки будто выплюнуло загадочное «что-то» аккурат к Костным ногам. Не размышляя, он наклонился и схватил… Поднялся резко, аж голова закружилась, подарочки-последыши повалились на пол. – Это тоже мне? – Костя с удивлением рассматривал тонкую картонку в шуршащем целлофане. Удивление вызвала не сама картонка, а нарисованная на ней женская нога в чулке. – Неее, отдай, это Бэллке! – Вардан ловко вскочил с дивана и потянулся – вырвать из рук, но Штейн увильнул. И разозлился, резко, до сведенных скул. «Белла»-Бэлла, слишком много ее. Не забыл про жену Варданчик и ей подарочки припас. Хуй! Крутил рукой туда-сюда, не давая выхватить картонку. Раз – вверх, два – за спину. Вардан велся на обманные дерганья, пока не прижался, поймав в захват. Не чуял, что игры кончились. Или только начались… Костя коробку бросил на пол, демонстративно ногой наступил. Они близко, глаза в глаза, и сложно не заметить злой вызов в Костиных. Вардан пошло усмехнулся – губы у него влажные, сочные. – Ревнуешь? Костя уверенно мотнул головой, это точно не ревность… Злость. Хотелось, чтобы Вардан встал на колени, выдергивая коробку. Пусть так, глупо, по-детски, но отыграться, утвердиться. И ждать глупо – не встанет, и угадал. – Хочешь себе оставить? Ну… забирай, тебе чулки должны пойти, – Вардан отступил, опустил руки, до этого сжимающие бедра. Поморщился – стояло до боли, у обоих. Не дожидаясь ответа, отвернулся к столу, подхватил бутылку. Сволочь… Сразу вспомнились Махины реплики про «девочку». И… фак, в голове – горько от обиды, а в животе – горячо от возбуждения и виски. Сумасшедший коктейль – то ли ударить, то ли… – Сейчас и посмотрим! – Костя подхватил с пола коробку и кинулся в спальню. Пока не передумал. С трудом разорвал целлофан – пальцы подрагивали, чулки были намотаны на кусок картона. Стряхнул их – тонкие, черные, они двумя лентами упали на кровать. И пахли – резко, сладко. Духами их брызгали?.. Вытянул огрызок ремня из шлевок, рванул за пояс – болты вылетели из петель – щелк, щелк, щелк. Сдернул джинсы вместе с трусами и носками, отпихнул в сторону, быстрее, не передумать бы. Во рту скопилась слюна, член блестел и казался тяжелым, как будто кровь превратилась в свинец. Услышав позади шаги, не обернулся, выждал паузу – девочка так девочка, прогнулся в пояснице, отклячивая задницу. Спешка «быстрее, быстрее» больше не требовалась, почувствовав зрителя за спиной, Костя понял – он не передумает. Девочка?! Ну и ладно, эпатировать публику ему, Штейну, не привыкать – бывало всякое. И можно покрасоваться, потянуть за рукав тенниску, стягивая сначала с одной руки, медленно, потом также с другой, бросить назад неглядя. Как в кино стриптизерши кидают в толпу трусики. Вардан засмеялся. Костя не утерпел, обернулся – убедиться, что нужный эффект достигнут. Похоже, нет… Вардан, не входя в спальню, прислонился к косяку. Одну руку засунул в карман, в другой крутил стакан полный виски. Улыбался, но улыбка выглядела скорее недоуменной, чем предвкушающей и довольной. Он не ожидал, что сказанные сгоряча слова повлекут за собой неумелый стриптиз и примерку чулок. Наблюдал, как Костя, усевшись на кровать и закинув одну ногу на другую, встряхнул черную ленту, растянул ажурную резинку, нанизал на кулак и принялся натягивать чулок. Осторожно, аккуратно, стараясь не зацепить и не порвать, а сердце билось в истерике – черт! Черт, он зря затеял… идиотское шоу. Натянув первый чулок до колена, взглянул с надеждой на Вардана – может, остановит? «Кот, прекрати!» Не остановил, замер в дверях, опустив руку, вертел стакан, перебирая пальцами. Виски плескалось в ладонь, капало то с одного края, то с другого. В спальне светло, люстра слишком яркая. Неловко, голо, кожа покрылась мурашками. Бляяядь… Расстояние между ними метра полтора. Чертовы линзы, все как на ладони… то есть, на лице, видно каждую эмоцию. Обычно нетерпеливый и страстный, сейчас Вардан – задумчивый и серьезный. Ни вечной усмешки, ни горячего блеска глаз. Только дыхание долгое, вдох-пауза-выдох, словно в паузе он забывал дышать. Беззвучно застывал и срывался на шумный выдох. И эта задержка дыхания подстегнула к продолжению. Костя решил, что не отступится. Дальше… дальше, как во сне – чулки плотно обхватили ноги, чтобы натянуть их полностью, пришлось встать. По коже звучно щелкала резинка – сверху цветочные узоры, внизу какая-то до одури неприятная липкая пленка. Глупо стоял посредине комнаты, сутулясь, подупавший член смешно терся при движении о край чулка на левой ноге. Странно… по-дурацки! Ноги чесались… – Подойди ко мне, – внезапно попросил Вардан. Вздернув голову, Костя выпрямился. М-да, похоже, придется доигрывать, раз начал. Вардан поставил стакан на пол у двери, вытер руку о джинсы и огляделся. Что искал, непонятно. Дошло, лишь когда он, обняв со спины, толкнул дверь, закрывая – стакан с виски, проехав по паркету, накренился на один бок, звякнув, на другой, и опрокинулся. Виски растекся лужей. Ну и нахуй! За дверью висело зеркало, не в полный рост – они отражались в нем от макушки до колен. Вардан поцеловал Костю в плечо, обнял за талию, сильные пальцы прошлись по инстинктивно поджавшемуся животу, ниже – на бедра, пощелкали резинкой и дальше – до колен, жестко и… обратно, нежно, спокойно. Костя, завороженный, как со стороны, видел в зеркале их двойное отражение. Подсознательное ожидание – раз-два и его завалят на кровать, содрав нахер эти чулки, снова лишив выбора, – не оправдалось. Они оба возбуждены, но в разумных пределах. Сценка с переодеванием ни у Кости, ни у Вардана крышу не сорвала. Что-то другое… У Штейна-то к возбуждению примешаны неловкость и неуверенность, у Вардана – Костя заглянул ему в глаза – задумчивый интерес. – Посмотри… – почему-то прошептал Вардан, – что видишь? Костя окинул себя взглядом – странно. Он выглядел странно. Чулки… подошли идеально, то есть физически они ему шли, да… Красные пятна на щеках, русые всклоченные волосы, безумно-распахнутые глаза и агрессивно выдвинутая челюсть. Кожа светлая, в яркой иллюминации отливала розовым, особенно на ключицах и на стянутых резинками бедрах. Подстриженный лобок и вновь поднявшийся в стойку член. На запястье – строгий черный ремешок и блеск золотого корпуса часов. Чулки и часы… Чулки шли… и казались абсолютно гармоничными, не придавая внешности ни уязвимости, ни хрупкости. По-юношески стройный, все равно он ни разу не напоминал тонкий стебелек. Да, нормальная из тебя девушка получилась, Штейн. Нормальная и не более. Только челюсть слишком агрессивная, а глаза – слишком безумные… Шоу не удалось. – Ну? Что думаешь? – Костя, по-глупому хохотнув, резко развернулся… и вспыхнуло в голове, внезапно, сумасшедшей картинкой – вот оно, вот чего требовала душа: – Сейчас я сниму… А ты наденешь! Сказать, что Вардан выглядел удивленным, мало. Он выглядел ошарашенным, но молчал. Костя тесно прижался. Так остро – потерся напряженными сосками о мягкую шерсть джемпера, вклинился коленом между ног, член торчал уже вертикально. Потянулся к губам, но Вардан откинул голову назад, уходя от поцелуя. Костю вело. Разбуженные инстинкты ревели – давай, давай, заставь! И он, обхватив за затылок, жестко притянул обратно и наконец-то поцеловал. Настойчиво, грубовато, с разгона атакуя языком. Ждал сопротивления, но Вардан как будто обмяк, подался навстречу, позволяя владеть своим ртом и… да, Штейн, правильная догадка… собой. Оторвался, за нижней губой потянулась нить слюны, Костя слизнул ее и прошептал: – Надень… Давай, прошу тебя, – попросил интуитивно, хотя вертелось на языке приказное: «Только посмей отказать, сволочь, ты мне должен – за страх, за унижение и неуверенность, за то, что я поверил ёбаному Махе!» Попросил осторожно и нежно. И Вардан кивнул… Как Костя стягивал с себя чулки, как отдавал их – помнил смутно. Минуты скакали в бешеной пляске. Вот Вардан без джемпера, избавляется от футболки, вот Костя помогает ему расстегнуть джинсы. Ну как помогает, вернее, мешает и получает по рукам, больно. Зато Вардан теперь улыбается, легко, светло. У него волосатые грудь и живот, но так правильно волосатые – красивым изгибом черный, без примеси седины мех сужается к пупку и переходит в блядскую дорожку. Мягкий. Костя, сглатывая слюну, пробегает пальцами от паха до сосков против шерсти. Вардан шумно выдыхает и отстраняется. Он уже голый… Чулки растянуты после Кости, и Вардан легко натягивает их. Опять щелкают резинки. Фааак… Потом снова перед зеркалом, только Костя за спиной Вардана, и они оба обнажены. Зрелище чудовищное, почти безобразное, но у Штейна от желания сводит мускулы, член истекает, и он рефлекторно тычется в смуглые Вардановы ягодицы, куда-то под яйца. Там жарко и влажно. Они похожи фигурами, но Вардан массивнее, мощнее. Ни тебе пуза, ни кривых ног, но возраст наложил свой отпечаток. Черт! Чулки на нем смотрятся карикатурно – волосы торчат по краю резинок, просвечивают сквозь тонкую ткань, а местами и пробивают ее. Ноги расставлены, он слегка прогибается, вжимаясь задницей в Костин пах. И видны крупные яйца под темным, перевитым венами, членом. Ужасно, обворожительно, хрупко… уязвимо. Костю накрывает волной сумасшедшей нежности и любви... Да, он ловит себя на этом непривычном, а может даже первом ощущении – смеси любви и нежности, когда покрывает поцелуями плечи, лопатки Вардана. В глазах режет, чертовы линзы! Как они оказались на кровати, он тоже не помнил. Но у него точно хватило сил и терпения найти крем и презервативы, перерыв сумку в гостиной. Вардан стоял на коленях, упираясь лбом в кулаки. Костя чувствовал его страх, неуверенность. И был благодарен за щедрость. Успокаивая, гладил спину, тер поясницу, не замечая дурацких чулок. Все мысли-чувства сосредоточились на контроле – не сорваться, не сделать больно, не уязвить сильнее. Оттого, что получалось контролировать себя, повторяя на практике отлично изученное на самом себе, возбуждение стало острее, прозрачнее, искристее. Пир не только тела, но и сознания. Новые открытия – у Вардана чувствительные ягодицы и копчик. Костя прикусывал, похлопывал, спускаясь поцелуями к промежности, и слышал сдержанные хриплые стоны, превратившиеся в один длинный вскрик, когда язык, дразня, коснулся ануса. На мгновение Костя отстранился, разглядывая – смотреть и видеть для него особое наслаждение – как соски, яйца и член, и дырочка у Вардана коричневая, темная. Смуглая дорожка как будто нарисована от копчика до промежности. Любопытно… хотя, он же наполовину азер… Забавно. Вардан дышал тяжело, лопатки поднимались и опускались в такт дыханию, на позвоночнике блестела испарина. Красиво… Костя вновь склонился, держа за бедра, ладони скользили по чулкам. Нахуй их! Рванул, стягивая, но без толку – капрон лопнул, а тугие резинки остались на месте. От дыр поползли нелепые стрелки. К черту! Нырнул языком – странно, терпко, слегка вяжуще. Заводят – вкус, звуки, подрагивания бедер, толчки навстречу языку, пальцам. И то, что приходится сдерживать себя, накапливая возбуждение, собирать его в точку. Наверное, он все же затянул с подготовкой, два пальца входили легко и Костя увлекся процессом, наблюдая как сокращаются мышцы, выпуская и затягивая обратно – Вардан изогнулся и шикнул на него: «Ну же, не спи!» Он смотрел из-за плеча, и Костя видел край улыбки. Улыбнулся в ответ, хватило сил. Презерватив натянул мгновенно – все-таки это не первый его раз, даже не второй. Но… фак, как же классно – плотно, горячо, чуточку больно с отвычки. Сначала осторожно, неглубоко, опасливо отслеживая реакции Вардана, его дыхание, стоны, движения навстречу… Потом – понесло и унесло. Как первый раз, даже круче – власть, власть, власть полная, безграничная… Он даже сумел продержаться, кончить секундой позже, захваченный спазмом любовника… Господи, нереально! Но реально – Вардану тридцать пять, и вот он, в истоме, вдавлен в кровать. Костя в последний миг рухнул сверху и замер, пытаясь отдышаться. Сполз рядом, почувствовав под собой недовольное шевеление лопаток. Поцеловал в плечо… – Ну? Как? – не удержался, спросил, глупо рассмеявшись. – Нормально… хорошо… Вру, отлично! – перевернувшись на бок, Вардан тихо рассмеялся в ответ. Ногой об ногу попытался избавиться от рваных чулок, не получилось. Встав на колени, Костя поймал его ступни, ухватил за пальцы, и, подцепив тонкие швы, стянул оба разом. – Идиотская была затея… Прости, – смял в комок и запустил в стену, они не долетели – легко раскрутились и опустились у самой кровати мятыми лентами. – Не скажи… Полезная затея, – Вардан зевнул, расслабленный, мягкий, а Косте хотелось курить, он было встал, но затормозил: – И в чем польза? Без них ты бы мне не дал? – Без них ты бы не захотел… Иди, и мне принеси, только на вискаре не поскользнись. – Черт, точно, у дверей же лужа, надо вытереть… – Сигарету? – уточнил Штейн. – Ну да, – Вардан выговаривал слова тягуче, лениво, словно не отошел от оргазма, – и воды. Курили в темноте – Костя, вернувшись с водой и сигаретами, потушил свет. Молча стряхивали пепел в пустой стакан, иногда соприкасаясь. Вардан дышал размеренно, тихо, его явно срубало на сон, а Штейну не спалось – сознание чистое, ясное. Словно и не пил. Во всем теле блаженная легкость. А в голове множество слов, мыслей, вопросов. Докурив, присмотрелся – Вардан так и уснул, а сигарета тлела в уголке губ! Осторожно вытянув, затушил. Свесился с кровати убрать импровизированную пепельницу… – Не ревнуешь больше? – от хриплого шепота Штейн аж вздрогнул. Вардан обнял его со спины и притянул к себе под бок. – Нет. Я уверен в тебе и в… себе, – ответив, Костя улыбнулся куда-то ему подмышку. «В себе-то я точно уверен!» – Хорошо. У нас с тобой есть два… нет, полтора… – не договорил, как-то в момент потяжелев, засопел. Вот теперь отрубился. «Дня»… додумал про себя Штейн. Да, полтора дня… в гостинице, в отличном номере с удобной кроватью… надо только пожрать докупить. И не пить, надоело. Повторить бы… и на трезвую голову. Как будет? Лучше? Ярче? Почему-то в том, что Вардан позволит, ни капли не сомневался. Роль «сверху» он, Костя, отыграл на отлично. Или не роль. Определенно, не роль… роль можно снять с себя как те сраные чулки. А в нем что-то родилось новое, другое. Контроль и ответственность… Черт, из пугающей и, казалось бы, ненужной обратной стороны власти родилось новое наслаждение, более полное: физическое удовольствие помножилось на моральное. Зевнув, Костя с удивлением отметил, что мысли скользят хоть и рвано, но логично, несмотря на чехарду пережитых эмоций. Слава богу, этот день завершился так – рядом с мирно спящим Варданом, а не где-нибудь под забором в Капае. И он ощущал себя… завершенным… да, и абсолютно уверенным в себе. С днем рождения, дорогой любимый Костя Штейн. Часы мерно тикали под щекой, тик-так, тик-так, тик-так…