For The Longest Time

*Glee Cast – For The Longest Time* Дженсен любовно перебирает струны раскрасневшимися кончиками пальцев, от усердия зажав в зубах старый медиатор с изображением молнии. Звонкий голос взмывается вверх, к пыльным прожекторам, к потолку, словно ударяясь об него и рассыпаясь миллионами оттенков эхо по пустому актовому залу. Сегодня воскресенье, а значит он может репетировать столько, сколько захочет – ну кто же сунется сюда в выходной, да еще и в такую рань? Более того, он уже не первую неделю засиживается здесь, забравшись на край высокой сцены с ногами, подмяв их под себя и затейливо устроив гитару ближе к правому колену, чуть приподняв его. В пятницу здесь репетировал школьный хор. В память о себе старшеклассники оставили пластиковые стаканчики, разбросанные у первых рядов, и несколько полупустых бутылок минералки. А еще в пятницу Джаред, высокий темноволосый парень, каждый день надевающий новый свитер, подсел к нему во время обеда, протянув донельзя исписанный листок бумаги. Почерк у Падалеки был мелкий и неразборчивый, но за те три месяца – лучшие три месяца в жизни Дженсена – парень смирился и даже научился различать его. Быстро пробежавшись зелеными глазами вдоль ряда рифмованных строк, он вопросительно поднял брови, улыбнувшись: – Что это? – Это то, на что я убил две литературы и биологию! – возмутился Джаред, отправив в рот ложку салата, прикрыв глаза от удовольствия, слыша, как размеренно хрустят свежие зеленые листья. На нем был голубой свитер. Дженсен улыбнулся уголком губ, еще раз перечитав последнюю строчку. В ней восхвалялся голос мисс X, который был созвучен первым весенним ручьям. – Тебе не нравится, – слегка понурив плечи, понял он. – Ты не положишь это на музыку? – Ну, конечно же, мне нравится, – честно ответил Дженсен. – Правда, придется подкорректировать кое-где и урезать проигрыш. – Нет, ничего не нужно менять! – всполошился Джаред, подскочив на стуле и перекинув рюкзак через плечо. Он требовательно протянул руку через весь стол, неуклюже облокотившись о него и сбив поднос. Чертыхнувшись, он покраснел и попросил: – Верни его, стихотворение, я все исправлю. Дженсен едва не взвыл, когда теплая мягкая рука Джареда коснулась его пальцев, напряженных, крепко сжатых. Он не раз приглушал желание схватить своего друга за руку, переплести их пальцы: его, проворные, цепкие, вечно ноющие (но приятно) от игры на гитаре, и Джареда, длинные, аккуратные, слегка кривоватые. Он отдал листок, уткнувшись лицом в тарелку, старательно нанизывая картофель на зубчики пластиковой вилки, поджав губы. – Джей, у меня тренировка, мне пора идти. К воскресному утру все будет готово, торжественно клянусь, – и он в шутку поклонился. И вот Джей мурлычет себе под нос песню своего же авторства, стараясь не думать о времени и о том, что его друг прилично опаздывает. Дженсен был влюблен в Джареда с первых секунд их знакомства. Они встретились на какой-то вечеринке в чьем-то загородном доме, буквально столкнувшись носом к носу, на веранде или на выходе из уборной, черт его знает. Как персоны творческие, чувственные и изрядно подвыпившие, парни сразу нашли общий язык, разговорились и больше не расставались. Дженсен сочинял музыку с младшей школы, Джаред – стихи. Они стали сотрудничать. Джаред вдохновлял Дженсена, в его присутствие парень был улыбчив как никогда, постоянно что-то наигрывал и судорожно записывал – с вдохновением шутки плохи, один раз зевнул и, возможно, упустил аккорд всей своей жизни. Было здорово изливать свою любовь в нотах, светлое естественное звучание подобно зеркалу отражало прекрасные чувства, вызванные не менее прекрасным Джаредом. Прекрасно, прекрасно, прекрасно было выстраивать свой музыкальный мирок, исполненный надежд и фантазий, и даже мысль о том, что им никогда не быть вместе, ни дня, ни часа, ни чертовой секунды, не могла омрачить его. Казалось, в тот день, когда Дженсен встретил Джареда, он заснул так сладко и крепко, что не заметил, как в его грудь ворвалась маленькая игривая птичка, удобно устроившись у самого сердца. И с тех пор она трепещет каждый раз, когда его друг улыбается ему, когда читает свои стихи вслух, заставляя воображаемую озорницу отчаянно хлопать крыльями, танцевать и кружиться, изнывая от любви. А живот, по традиции, обустроили бабочки – предательски бьются от стенки к стенке, когда Джаред расхваливает его игру на гитаре после каждого выступления в местном пабе или на школьном концерте. – У тебя золотые руки, – обычно говорит он и хлопает в ладоши, неловко зажимая тетрадь со стихами между коленей. – Ну, пальцы. И вот на часах уже одиннадцать. Дженсен волнуется. Руки вспотели, и он перестает играть. Отложив гитару в сторону, он поднимается и потягивается, разминая затекшие мышцы. Пройдясь по сцене взглядом, он замечает одинокий листок, оставленный на одной из выключенных колонок. Взяв его в руки, он хмурится и вчитывается в слова. «На всю жизнь». Он всегда любил эту песню. Неужели хор исполнит ее на предстоящем концерте? Он уже представил, как звучат голоса, как первый ряд щелкает пальцами, а второй подхватывает такт и начинает насвистывать и растягивать каждый звук, и голоса разделяются: первый, второй, третий! Он невольно начинает щелкать пальцами, пританцовывая на месте, и не может удержаться от соблазна, ведь автор текста так красочно расписал то, что беспокоит его душу вот уже столько дней: – Если ты распрощаешься со мной этой ночью, Я все равно продолжу писать музыку, А что же мне еще остается делать, ведь я так вдохновлен тобой, Такого не случалось со мной очень давно. Дверь тихо скрипит, но Дженсен, увлеченный мыслью о том, что сейчас не помешал бы кто-нибудь, способный подхватить его и спеть на тон ниже, не замечает этого. Джаред стоит в дверях, держа в руках тетрадь. Дженсен стоит спиной к нему, слегка раскинув руки, и даже его затылок кажется увлеченным. Его сильный голос был слышен уже в коридоре. – Я тот голос, который ты слышишь в зале, И величайшее чудо в том, Что я нужен тебе так же, как и ты мне, Такого не случалось со мной очень давно. И Джаред не выдерживает. Он бросает рюкзак на пол, привлекая внимание. Тишина длится лишь долю секунды, ведь стоит Дженсену испуганно замолчать и обернуться, как его друг прижимает руку к груди, широко улыбается и выдает: – Меня терзало столько дум в начале, И я говорил себе: прислушайся к сердцу, Теперь я знаю, каков ты, Ты чудесен, И ты больше, чем я мог мечтать. Припев. В два голоса. Их неповторимая, неумелая а капелла. Дженсену кажется, что его сердце вот-вот разорвется от счастья, что эта птичка пробьет к чертям эти ребра, вырвется наружу и бросится к Джареду в ноги. Как он прекрасен, боже! И на нем зеленый свитер. – Привет, – выдержав паузу, произносит Джей. В голове все еще звучат их голоса, как же они сочетались, слившись воедино, их души слились воедино! Они смеются над собой. – Привет. Он поднимает рюкзак и подходит к сцене. Неловко запрыгивает на нее и тут же цепляется за микрофонную стойку, дабы не упасть. Дженсен, спрятав руки в карманы и обронив листок, наблюдает за ним. – Я писал всю ночь. И пусть они никогда не будут значить друг для друга больше, чем просто друзья. – Я вдохновлен тобой. И пусть Джаред никогда не заподозрит о его чувствах, пусть останется влюблен в свою мисс X. – Такого не случалось со мной очень давно, – повторяет он последнюю строчку из песни. Сердце как-то сочувственно екает. Спасибо, сердце. – Здорово, – отвечает Джаред и чешет затылок. – Я тоже писал всю ночь и не мог дождаться утра, чтобы показать тебе, – он протягивает тетрадь, заложенную линейкой примерно на середине. - Такого не случалось со мной очень давно, – тоже повторяет он. – Здорово, – единственное, что может вымолвить Дженсен. Он влюблен. Кажется, на всю жизнь. Кажется, еще сильнее.