Повесть о счастье.

Клод Фролло около полминуты лежал, опустив голову на руки, пока не почувствовал, как чья-то рука опустилась на его плечо. -Да, Квазимодо? - не поднимая головы, спросил архидьякон. -Цыганка... она умерла? Скажите мне! Архидьякон поднял голову и с ненавистью посмотрел на Квазимодо. В нем снова взыграла ревность. -Какое тебе дело до цыганки? -Я знаю, это Вы помогли ей бежать. Скажите, она действительно умерла? -Не твое дело, звонарь. Тут архидьякон увидел, как Квазимодо медленно достал из под полы нож и так же медленно, хромая, подошел к архидьякону: -Вы скажите мне... скажете где она... Ее нет ни в одном склепе... -Как ты посмел угрожать мне?!- лицо архидьякона исказилось гневом, но в глубине души что -то оборвалось "Ведь он мой приемный сын, разве может он убить меня? Значит, может. Значит на этой земле не осталось больше ни одного человека, который бы любил меня". -Жива твоя цыганка. -Жива..- пробормотал Квазимодо, опустив нож и изображая некоторое подобие улыбки -Но не ищи встречи с ней. У нее начнется новая жизнь под новым именем с новыми людьми. -Господин, умоляю, скажите, она в Париже? -Я сказал тебе, не смей искать ее!- архидьякон встал из-за стола, накидывая на плечи новый плащ и одевая шляпу. В нем снова взыграла ревность. Стоя в дверях, он обернулся, увидев горько склонившего голову Квазимодо, будто желающего раствориться в каменном полу комнаты. -Да, она в Париже,- архидьякон улыбнулся одними глазами, и закрыл дверь. Он не видел, как Квазимодо упал на колени, воздавая руки к небу и плакал, плакал от счастья. *** Клод вышел из собора, прошел по тенистым улочкам, и в нерешительности остановился у небольшого одноэтажного домика на окраине города, поросшего диким виноградом. Перед глазами упорно всплывали картины минувшей ночи - испуганная цыганка, словно молодая лань, дрожит и трепещет, бросает в его сторону очередные колкости, колотит его своими слабыми кулачками. Минута и вот она уже в его власти, с разметавшимися волосами, раскрасневшимися щечками и черешенками- глазками, сжигающими душу несчастного архидьякона. Боже, он отдал бы все золото, все бриллианты, что можно найти в Париже, лишь бы услышать от нее хоть одно слово любви, услышать, что ей нравятся его ласки. Но она упирается, из последних сил умоляет оставить ее. Разве может человек оставить свою душу, свое сердце? Она уже рядом, уже не сопротивляется, такая желанная, такая неземная. Но разве имеет он право взять ее силой? Как чудовищен будет его грех? Бесконечно чудовищен. Чудовищен настолько, что даже пройдя семь кругов Ада и геенну огненную, он не искупит этот грех. Но он уже грешен, уже продал душу сатане. Сатане, принявшем облик прекрасной девушки с глазами, вынимающими душу и возносящими ее на небеса блаженства. Он слышал как бьется ее сердце, вздымается грудь. Вдруг девушка побледнела, ротик ее приоткрылся - она ловила губами воздух. Из последних сил она попыталась ухватиться руками за плечи архидьякона, но руки безвольно соскользнули и девушка с шумом рухнула на пол. Священник еле успел подхватить ее голову, чтобы та не ударилась о каменный пол кельи. Похлопав девушку по щекам, священник ужаснулся - последняя не приходила в сознание. Рвя на себе волосы и умоляя девушку простить его архидьякон ходил взад и вперед по комнате, ежеминутно подбегая к цыганке, прижимая ее к груди и поправляя плащ, которым та была укрыта. Наконец, он почувствовал слабый стук ее сердца. Жива. Но глаза цыганка так и не открывала. Голодный обморок. Проводившись около десяти минут, обливаясь потом, священник наконец справился с запирающим оконце камнем. На улице было темно и нещадно поливал дождь. Аккуратно взяв свою ношу, предварительно укутав девушку в плащ, архидьякон покинул Ролландовую башню и остановился в нерешительности. Принести девушку в собор было невозможно, к тому же Клод не хотел, чтобы звонарь общался с цыганкой - теперь эта худенькая черноволоса плясунья только его, только его Эсмеральда, он ни с кем не хотел делить ее. Он мог унести ее в свой небольшой дом у Сены, который был больше похож на берлогу - дом был в одно окно и без какой либо мебели, но девушке нездоровилось, за ней нужно было приглядывать. Размышляя, Фролло брел к окраине города под стеной дождя не особо разбирая дорогу. Вдруг за своей спиной он услышал стремительно приближающиеся звуки. Еще сильнее прижав к себе спящую девушку, священник быстрым шагом зашагал к черте города, но звуки по- прежнему приближались. -Черт возьми! Почему мы должны дежурить под проливным дождем, а капитан в это время развлекается в борделе с очередной девицей! - Вот дослужишься до капитана, Себастьян, тогда будешь зажимать в борделе девиц в то время когда мы, твои верные солдаты, будем разъезжать по городу под проливным дождем на тощей кобыле и искать дураков, которые решаться в такой ливень посреди ночи совершить какое-нибудь злодеяние! - расхохотался второй всадник, толкая под бок Себастьяна. - А ты, Люк, почему молчишь? Скажи этому тупоголовому Андриану, неужели тебя не раздражает этот индюк де Шатопер? -О начальстве либо говорят хорошо, либо никак. - отрезал Люк - Прямо как о покойниках! - снова разразился смехом Андриан Малеру - К слову о покойниках -господин де Шатопер женится на днях, мне кажется. Люк, ты ничего не знаешь об этом. - Через месяц. - снова сухо ответил солдат. - А ты, де Флориньи, не собираешься жениться? - покручивая пшеничный ус, спросил друга Андриан. - Я солдат по призванию, а не дамский угодник. Хотя, признаться, моя матушка замучила меня вопросом о женитьбе, сказала, лишит отцовского наследства, если к тридцати годам я не найду себе супругу.- Себастьян де Флориньи грустно вздохнул. -Так тебе же уже двадцать девять! - треснув друга со всей силы по плечу, снова разразился смехом белокурый повеса. -То- то и оно! Вот если бы можно было жениться так, чтобы и матушка была довольна и в то же время в моей жизни ничего не поменялось. Не хочу отягощать себя узами брака... Солдаты проехали улицу до конца и свернули за угол. все это время архидьякон стоял не дыша под окнами какого-то одноэтажного дома. Когда ночной патруль удалился, дверь дома неожиданно отворилась, из нее высунулась голова пожилой женщины в ночном чепце. -Скорее, падре, заходите внутрь, не мокните. Я знаю их маршрут, сейчас они доедут до тупика и вернутся обратно. Клод Фролло без лишних слов зашел в дом, аккуратно уложив спящую девушку на тахту. После обернулся, сделав шаг навстречу женщине: -Здравствуйте, мадам де Рьян. Женщина по-матерински обняла священника. - Судьба снова свела меня с Вами, отец Клод. Я счастлива. Пойду согрею воды, печка еще не остыла. Когда женщина вернулась, Клод сидел возле цыганки, держа ее за руку. - Это она?- осторожно спросила мельничиха, подходя к священнику. - Да, она. Если Вам не в тягость, я оставлю ее у Вас на несколько дней. - Оставляйте, падре. Оставляйте и не волнуйтесь. Я ведь воспитала Вашего брата, как своего сына, а это девочка станет мне роднее дочери. - Жеан умер вчера... Мельничиха всплеснула руками и схватилась за сердце. После, выплакавшись и утерев слезы, добавила: - Помянем мальчика, падре? - Конечно помянем, Габриелла. Но сначала я отнесу ее на чердак, на первом этаже слишком сыро. Я так опасаюсь, что она заболеет. А утром куплю ее одежду.