Гуль

Всем нам было уготовано умереть… Все люди, окружавшие меня в тот злополучный выходной день, который стал концом старого мира, умерли. А я остался жив. Хотя, сложно сказать жив ли я до сих пор? В тот день я потерял все, что было мне дорого, абсолютно все, что у меня было. Кроме никчемного существования в остатках этой телесной оболочки. Этим я совершенно не дорожил, но по злой иронии это все, что у меня осталось. Раз за разом я возвращаюсь разумом в тот день, когда все случилось. Или может быть, не разумом, а бессознательным, при помощи снов? Так или иначе, я вижу этот сон каждый раз, как закрываю глаза. И больше всего я хотел бы избавиться от этого навсегда, но не могу. Я пытался покончить с собой, но не смог заставить себя нажать на спусковой крючок своей винтовки. Вроде бы все просто: упри ее прикладом в пол, сам прижми дуло к подбородку и спусти курок. Я слишком слаб для этого. Человек вообще слаб. А я уже не человек... Яркий свет ударил мне в глаза, когда я поднялся наверх из канализационного коллектора. Свет раздражает мои глаза, но к счастью говоря, солнце практически не показывается в этом городе, постоянно скрываясь за плотной пеленой облаков. Уж слишком много всего оказалось выброшено в атмосферу в тот самый день, поэтому город воспринимается как через зеленый светофильтр. Светофильтр. Я еще помню, что это такое. Бесполезное знание, как и большая часть того, о чем я знал раньше. Сейчас важно другое: уметь стрелять, прятаться, драться и выживать в любой ситуации. Потому что больше нет ни полиции, ни спасательных служб. Никто тебе не поможет, рассчитывать приходится только на себя. Тяжелый люк с лязгом встал на место. Я с трудом разогнул спину, с кряхтением водрузил свой рюкзак на нее, и, сжимая в руках старое охотничье ружье, к которому у меня все равно нет патронов, отправился в путь. Я хочу всего лишь добыть немного еды, и немного продлить свою... Не жизнь - просто существование. *** Все началось двести лет назад... Это было раннее утро субботнего дня. Я возвращался с ночной смены на метро, среди десятков таких же американских граждан. Наша армия освободила Аляску, Китай оказался отброшен прочь. Бравые американские солдаты высаживались в Азии, война обещала затянуться еще надолго. В честь победы на Аляске установили новый мемориал, к которому я водил гулять. своих жену и дочь. Это было как раз недалеко от “Супер-Дупер-Маркета”, куда можно было пойти всей семьей. Говорили, что мемориал сделали по настоящему фото солдат, освобождавших Аляску. Нельзя сказать, что все было прекрасно. Затянувшаяся война заставляла людей нервничать, ведь у многих на фронте были родственники. Помимо этого, многие потеряли работу. Да и в целом топливный кризис пугал людей. Но я все равно считал, что в США живется гораздо лучше, чем в других странах. Впереди были выходные, и я собирался хорошенько отдохнуть, потому что с понедельника мне вновь выходить на ночные смены. А какой отдых может быть лучше, чем семейный досуг? - Джимми, что ты думаешь о том, чтобы сходить и поиграть в бейсбол на этой неделе? - спросил у меня мой коллега по работе, дружелюбный парень по имени Фред. - А куда именно, дружище? - спросил я у него. - Как насчет куда-нибудь на Риклайнинг Гроу? - предложил он, перекрикивая грохот набирающего скорость вагона. Ответить я не успел, потому что поезд резко затормозил, и тут я почувствовал, что лечу куда-то прочь. Ноги мои оторвались от земли, и я врезался в кучу тел, попытался рвануться прочь от них, но вылетел во внезапно открывшуюся дверь, ударился головой. Перед глазами потемнело. - Уважаемые пассажиры, по техническим причинам поезд дальше не… - прозвучало из динамиков объявление, внезапно прервавшись на полуслове. Когда я открыл глаза, моя голова ужасно болела, буквально раскалывалась от боли. Пощупав затылок, я ощутил корку запекшейся крови на слипшихся волосах. На полу туннеля была засохшая кровь, что нисколько меня не удивило. Только вот кровь уже успела засохнуть, а это значит, что я провалялся здесь достаточно долго. Встав, я покачиваясь, и держась за стены двинулся к ближайшей станции. Я понятия не имел, сколько мне оставалось идти, тем более, что туннели были полностью обесточены, в них не горело ни одной лампочки. Поезд, похожий на мертвое чудовище, стоял в десятке метров позади, внутри не было ни одного человека. Все люди ушли отсюда... Мне было очень плохо, перед глазами стояли темные круги. В конце, когда, я не выдержал, упал на колени и извергнул все содержимое моего желудка. Похоже, что сотрясение мозга наложилось таким образом на бессонную ночь. Но после того, как меня вырвало, мир внезапно стал восприниматься яснее. И тогда я заметил возле себя, как раз на уровне вытянутой руки маленький огонек электронного замка, видимо, работавшего от батарей ядерного синтеза, которые по слухам могли проработать до ста лет. Ткнув пальцем в кнопку, находящуюся под огоньком, я прополз в открывшуюся дверь, и сразу же в следующую, оказавшись в чулане, забитом какими-то тряпками, вонявшими плесенью. Кое-как закрыв дверь и заблокировав запорный механизм отверткой, найденной тут же на полке, я потерял сознание. Я не знаю, сколько времени я пролежал без сознания, но, когда пришел в себя легче мне не стало. К тому же желудок сводило от голода, тем более, что вся съеденная ранее пища была извергнута мной рядом, возле электронной двери. С трудом встав, я пошел к двери и, разблокировав механизм, уперся взглядом в аптечку. Внутри нашелся стимулятор, пакет крови, пара маленьких бутылочек с водой, одну из которых я тут же с жадностью осушил: не пил я уже черт знает сколько времени. Было еще несколькоупаковок таблеток, порывшись в которых, я достал болеутоляющее. Вторая бутылка ушла на то, чтобы запить таблетки. Положив в карман засаленного и испачканного кровью костюма стимулятор и еще пару пачек таблеток, я закрыл аптечку и отправился прочь, пока голод и жажда не заставили меня пить человеческую консервированную кровь. На этот раз дело пошло куда лучше, и я двинулся по линии метро, которая на этом участке была прямой, как стрела. До дома мне оставалось как раз половина перегона до следующей станции. У меня не было никаких источников света, но глаза мои за это время, проведенное под землей, привыкли к почти абсолютному его отсутствию. Я ожидал встретить в метро людей, ведь именно сюда по логике должны были прятаться люди, в случае ядерной атаки - а в том, что это ядерная атака я не сомневался. Хотя, богачи могли купить себе места в специальных Убежищах, вот уж кому сейчас повезло. Но я должен добраться до своей семьи. Я был уверен, что они выжили. Жена моя всю жизнь была ужасно боевитой женщиной, и в то, что ядерная бомба смогла ее убить, я не верил. А, если они живы, то они однозначно оставят мне дома какой-нибудь знак. Меня жутко поразило отсутствие людей на станции. Да и вообще, это было ужасно непривычно быть в метро, в полной темноте. Но люди тут проходили, причем много, об этом говорили следы на бетоне, разорванные обертки, чей-то потерянный галстук, кровь на полу. Здесь определенно была давка. А что потом? Они просто ушли? Поднявшись с путей на платформу, я пробежался по эскалатору, и пошел к выходу со станции. Протектронов, обычно обеспечивающих порядок, тут не было. Выбравшись из-под земли, прикрывая глаза от нещадно бьющего по глазам света, а еще почему-то песка и пыли, я побежал вперед по улице, и тут же свернул в подворотню. Это был самый короткий путь для того, чтобы добраться домой. Многоэтажный дом, в котором я был владельцем апартаментов на самом нижнем этаже, покосился, поддавшись разрушительному действию силы ядерной бомбы. Перед моим парадным лежала груда бетона, я обежал ее, и ворвался в дом. - Мэри! Мэри! Пенелопа! - заорал я, врываясь в открытую дверь своих апартаментов. Дома никого не было, и не было даже никакой записки. Все вещи также лежали на местах. Продолжая выкрикивать их имена, я выбежал на улицу, и увидел, торчащую из-под груды бетона руку. Кольцо на ней ярко взблескивало на солнце, показавшемся из-за туч. Я подбежал поближе. Это был мой подарок - обручальное кольцо моей жены. Она лежала тут под обломками. Моя мечта была погребена под обломками моего же дома. Жена и дочь - два самых близких мне человека были мертвы. Я не знаю, сколько я просидел тут, перед грудой обломков, сжимая ее давно остывшую руку. Солнце давно скрылось за облаками пыли, поднявшейся при падении колосса на глиняных ногах - всего нашего человечества. Наконец я, смог встать. - Прости, Мэри... - прошептал я ей, снимая с пальца обручальное кольцо. - Мне бы не хотелось, чтобы оно попало к мародерам... Прощай, любимая. Слезы катились по щекам и застилали глаза, делая и так темную картину еще хуже различимой. Я вошел к себе в дом, взял из холодильника еды, кое-какие вещи. Забрал еще и семейную фотографию, и двинулся вниз, в ту самую дыру, из которой я вылез - в метро. О том, что было дальше, вспоминать лично мне хотелось меньше всего. Даже самому тупому дураку было ясно, что нахождение в только-только разбомбленном городе, определенно не может быть полезным для организма. Плохо мне стало, едва я добрался до закоулка, который уже считал своим, и который нашел по засохшей луже рвоты, прямо перед огоньком электронного замка. Но новое недомогание я списал на сотрясение мозга, проглотил еще пару таблеток из аптечки, и отключился. Реальность сменилась мрачным забытьем, я видел картины разрушенного города. Голова почти не болела, но во рту постоянно был вкус медной пуговицы, какие были на одном из моих выходных жакетов. Изжога, давящее на грудь ощущение тесноты – все это свалилось на меня одновременно, и, казалось, что еще немного, и все… Несмотря на отсутствие головной боли, сознание отказывалось проясняться, показывая мне одни и те же картинки – я, Мэри, Пенелопа, и семья моего Фреда все вместе едем играть в бейсбол, а потом огромная бетонная плита падает сверху и давит их. Я бегал кругом, и абсолютно не знал, что с этим поделать. - Как вы умерли? – хрипел я, когда передо мной появлялось лицо жены. – Как вы умерли, Мэри? Меня действительно очень интересовал этот вопрос. Сразу ли они умерли, или медленно задыхались под грудой бетона? А, может быть, они еще были живы, когда я нашел их? Нет – рука Мэри определенно была холодна. Мэри была мертва. Эта пытка казалась мне бесконечной. Но, конечно в один из дней мне стало намного легче, и я даже подумал, что она закончилась. Я сумел добраться до станции, опустошить торговый автомат с закусками, заставить себя нормально поесть. Потом убрался в комнате, обустроив более-менее нормальное место для сна, и выкинул всю дрянь в туннели. Но это была только видимость, скрытый период течения болезни. Едва мне стоило прилечь, как слабость снова навалилась на меня. Но скоро это закончилось, резко, как теплый весенний дождь. Я смог встать и, наконец, трезвым взглядом рассмотреть себя в зеркало, висевшее в туалете, воду из рукомойника которого я пил все это время. Большая часть волос сошла с моей макушки, и теперь они остались только по бокам головы. Да и оставшиеся выглядели не лучшим образом – грязные, засаленные и… Седые. Выглядело это настолько уродливо, что я не придумал ничего лучше, чем обкорнать себя на лысо найденными тут же в подсобке ножницами. Но было и кое-что другое, что пугало меня намного больше. На лице, груди и руках появилось большое количество гнилостных радиационных язв, и, если я ничего не сделал бы, то однозначно получил заражение крови и умер бы. Я смог обработать тело антисептической жидкостью из аптечки, после чего заклеил пластырями самые большие из язв. Но этого явно было недостаточно, и мне следовало попытаться добраться до больницы, чтобы найти противорадиационные препараты. Переодевшись в удобный джинсовый комбинезон технического работника метрополитена, который, к тому же, был мне еще и почти впору, я снова пошел наверх. И уже тут я понял, что за запах преследовал меня все то время, пока я был наверху прошлый раз. Я был слишком зациклен на своем деле, и просто не заметил груд гниющей плоти, валяющихся кругом. Кто-то шел по домам, кто-то на работу, а кто-то выбрался, чтобы погулять. Люди просто хотели жить. Радоваться своим маленьким радостям, или печалиться, какой-нибудь ерунде, но никто из них не хотел этой войны. Хотели ли этого политики двух абсолютно враждебных стран? Китай и США. Была ли это война идеологий? Ведь, с Советским союзом мы же смогли, в конечном итоге, найти общий язык? Нет. Это была война за ресурсы. На земле просто кончилась нефть. Я жил на станции Вернон-сквер. Это было вполне престижное место для жилья, в свое время – рядом была гостиница Стейсмент, больница Девы Марии Надежды, но, при этом налог был не настолько высок, как за апартаменты где-нибудь на юге города. Идти до больницы было совсем недалеко. Я уже собирался подойти к ее высокому порогу, когда… - А ну стоять! – высокий женский голос ударил по ушам, как куда-то в промежность. Женщина стояла за баррикадой прямо на пороге больницы, и, судя по ее внешнему виду можно было однозначно заявить о ее принадлежности к одной из шаек выживальщиков. Тех самых, чьи потомки потом превратились в рейдеров. - Чего тебе надо? – спросила она, продолжая целиться в меня из охотничьего ружья – одного из немногих видов оружия, которое разрешалось держать дома простым мирным жителям. - Я просто хочу немного лекарств! – прокричал я в ответ. Женщина рассмеялась. - Слишком много людей хотят наших лекарств. Выживальщики всегда были беспринципны, и готовы на все. Не было смысла пытаться договориться с ними, но я был в отчаянии, поэтому попробовал. - Это не ваши лекарства! – ответил я. - Они принадлежат городу. - Города больше нет! Раздевайся! – прокричала она. - Что? – я не поверил своим ушам. – Раздеваться? - Раздевайся, раздевайся. – женщина, продолжая держать меня на мушке, двинулась ко мне. Видимо, услышав шум, из здания вышли еще двое накаченных мужчин, тоже вооруженных. Но у одного из них был автомат, странного вида, со складным прикладом и деревянным цевьем. Видимо, тот самый, русский АК-112. Делать было больше нечего, и я принялся расстегивать металлические пуговицы комбинезона. Женщина тем временем подошла вплотную ко мне, запахло острым женским потом. Освободившись от комбинезона, я принялся аккуратно складывать его. - Чего ты топчешься? – закричала женщина, и замахнулась, чтобы ударить меня прикладом. Это однозначно было ее ошибкой - я умудрился уйти от удара, уцепиться за приклад ружья и, вырвав его из ее рук, принять женщину в захват, развернув лицом к ее друзьям. - Отпусти меня. – сипло прошипела она. Сдавленная шея не давала говорить в полный голос. - Нужно было быть повежливее. – парировал я. Держать винтовку на весу одной рукой было тяжеловато, но я переводил оружие с одного выживальщика на другого. - Бросайте оружие на землю! – проорал я. – Быстро, твари, быстро! Даже отсюда, с двадцати метров, я видел, что оружие они не бросят. Один из мужчин кивнул женщине, и та, резко дернувшись, попыталась ударить меня локтем в живот. Это бы ей удалось, если бы я не прижимал бы ее тело к себе вплотную. Но все равно, я выронил оружие на землю. Свернуть шею человеку не так уж и тяжело – труднее решиться, чем сделать. Но, вот только у меня времени на раздумья не было – когда тебя под прицелом держат два ублюдка, ты не можешь позволить себе тратить время на сантименты. Я резко рванул ее шею влево и вбок. Послышался хруст позвонков, девушка умерла мгновенно. У меня было несколько секунд, пока выживальщики осознали, что именно только что произошло. Я подхватил из пыли на асфальте ружье, и, почти не целясь, выстрелил в вооруженного автоматом. Он вскрикнул, и, выронив оружие, упал. Второй целился в меня, я целился в него, и вопрос тут был уже в том, кто выстрелит первым. После того, как я убил его двух друзей, я не мог позволить просто убить себя, поэтому спустил курок, едва он появился перед мушкой. Меня беспокоило то, что из здания госпиталя никто не выходил на шум. Вряд ли выживальщики устроились тут только втроем, скорее всего остальные ушли куда-то по делам. Мародерствовать, например. Одевшись, и обыскав труп женщины, я нашел еще четыре патрона триста восьмого калибра, и двинулся вперед. Повесив на спину автомат убитого, и взяв аж два запасных магазина, я обыскал третий труп. На нем-то я и нашел две прозрачные капельницы, заполненные золотистого цвета жидкостью – антирад. - Быстрее, быстрее! – прокричал кто-то за углом. – Я только что слышал выстрелы. Думать было некогда, и я, подхватив эти капельницы, побежал прочь. Автомат больно колотил по спине, но мне удалось скрыться за углом до того, как меня заметили. Только вот эти две дозы мне все равно уже были, как мертвому припарки. Облысение, язвы – все это мне вовсе не казалось странным. Странным мне начало казаться то, что в один не очень хороший день, я проснулся, и понял, что могу снимать с себя кожу руками. Странное ощущение. Чтобы не сойти с ума, я начал говорить сам с собой, хотя, наверное, это просто еще один путь к сумасшествию. Но, в результате я начал замечать, что голос мой с каждым разом становится каким-то дребезжащим. Будто у старика. Старческий надрыв становился все более явно выраженным. Но это еще не страшно. Страшно, это когда ты смотришь в зеркало и видишь там самый настоящий труп. Ожившее гнилое мясо. Кожа отваливается кусками, но ты не чувствуешь абсолютно никакого дискомфорта. Решив, что это может быть результатом влияния радиации, я попытался успокоить себя тем, что процесс, скорее всего, остановится, и решил начать мыться каждый день, чтобы не вонять гнильем. Тем временем, обоняние мое становилось все острее и острее, зрение тоже, а вот слышать я стал намного хуже, чем раньше. И мне постоянно было очень и очень холодно. Я пытался согреться, при помощи разных приспособлений, кутался в огромную кучу тряпок, но это не помогало. Какого именно тепла мне не хватает, я понял, только выбравшись на поверхность. А на поверхности начиналась Великая Ночь. Только ночь эта была вовсе не светлой и звездной, как те, что были раньше. Ночь была темной. На поверхность Земли пологом опустились Тьма и Тишина. Я довольно часто вылезал на поверхность. Набрал там себе кучу батарей из разбитых автомобилей, от которых запитал водяные насосы, освещение, даже компьютер. В еде недостатка у меня не было – с Великой Войны прошло не более трех месяцев, магазины были заполнены едой, тем более, что эта пища не портилась совершенно из-за огромного количества консервантов. Наверное, даже через двести лет эти солтсберри-стейки и сахарные бомбы еще можно будет есть. Поверхность теперь манила меня, с каждым разом все сильнее. Тепло радиационной природы, которое ждало меня на поверхности, было важнее безопасности. Поднявшись на поверхность, я просто глубоко дышал несколько минут. Это было очень важно – вдыхать холодный ночной воздух, при этом наполненный радиоактивными частицами, из-за которого мне становилось очень тепло в груди. После чего я пошел по своим делам. Дни шли своим чередом. Один год сменялся другим, время шло, но я не считал его. В окрестностях появились здоровые монстры с зеленоватой кожей, иногда встречались банды рейдеров. Я путешествовал по туннелям метро, забираясь в самые разные места в поисках еды и других припасов. В перегонах и на станциях я часто встречал себе подобных, но сколько раз я не пытался бы поговорить с ними, они не отвечали. Все они были безумны. Иногда, когда в меня не начинали стрелять первыми, я выходил навстречу людям, чтобы поговорить и поменяться чем-нибудь. От них я узнал, что таких как я зовут гулями. Живыми мертвецами. Многие меня боялись, но если на меня наводили оружие, то я просто уходил. Я так поднаторел скрываться в руинах центра Вашингтона, что вряд ли меня когда-нибудь кто-нибудь сумеет поймать. К тому же у меня есть надежное логово в туннелях метро. *** Сжимая винтовку, в которой все равно не было патронов, я шел по улице. Дорога впереди была завалена обломками одного из зданий, которое не выдержало своего веса за двести лет, прошедшие с войны. На самом деле, таких зданий с каждым годом было все больше и больше. Здания, пострадавшие от пожаров и ударной волны валились первыми, потом рушились и остальные. Внезапно откуда-то раздался гром выстрелов, отдаваясь от стен небоскребов. Я закинул винтовку за спину и, спеша изо всех сил, укрылся в одном из офисных зданий. Мне не хотелось встречаться с неведомыми стрелками, ведь они наверняка были агрессивны. Перешагнув через нетронутую растяжку, которую я сам тут и установил, я обошел коридор с минами через офис, и оказался на другой части здания. Тем временем, стрельба уже почти прекратилась, и раздавались только отдельные выстрелы, скорее всего контрольные. Кто-то был достаточно аккуратен, чтобы не оставлять после себя подранков. Это вызывало уважение. Я выглянул в окно, стараясь оставаться в тени. Они очень грамотно приняли этот караван - видимо уничтожили охрану еще первым залпом - даже из окна я видел минимум три точки, с которых эта улица простреливалась целиком и полностью. Засада была расставлена настоящими профессионалами. знающими свое дело. Брамины были мертвы, рейдеры перегружали товары с повозок к себе в рюкзаки. Видимо, торговец был небогатым, раз он не смог позволить себе дополнительную охрану, потому что на земле валялось всего четыре трупа. Я продолжал наблюдать за рейдерами. Минут через пятнадцать они перегрузили весь товар, и основная толпа народа двинулась прочь. Но почему-то два человека остались на улице. Им что-то крикнули, те что-то ответили, и махнули рукой, мол, позже догоним. Один из них достал мачете и подошел к брамину. Вонзил нож в живот и принялся вырезать мясо. Второй поплевал на руки и тоже взялся за нож. Похоже, парням просто захотелось деликатесов, а если уж тут лежит целая куча мяса, то почему бы не нарезать с них стейков? Я посмотрел на повозку и заметил под ней маленькую девочку. Судя по всему, ей удалось спрятаться во время нападения. Девочка закрывала лицо руками, она, очевидно, давилась слезами, чтобы не издать ни звука, и не переполошить оставшихся рейдеров. Но по длинному платьишку и волосам, я все равно понял, что это девочка. Мне вспомнилась моя Пенни. Решившись, я взял в руки винтовку. Перчатки из хорошо выделанной кожи скрипели, скользя по лакированному дереву оружия, испещренному множеством царапин. Да, жизнь заставила износиться не только меня, но и мое оружие. Быстро спустившись вниз, я выскочил на улицу, и взял на прицел обоих рейдеров, ковыряющихся с внутренностями дохлой коровы. - Быстро, на колени оба! - заорал я. - Быстро, сука, быстро! На таком расстоянии они не могли видеть, что затвор винтовки был в крайнем положении. Я же отчетливо видел в их глазах страх и нерешительность. Они было вооружены ножами, а оружие свое оставили в кобурах, так что выхватить его быстро не успели бы. Я бы выстрелил первым, если бы у меня было чем стрелять. Наконец, один из парней сломался и все-таки преклонил колени. Второй бухнулся на них, как будто ему подрубили ноги. Оба выронили ножи на землю. - Ты! - заорал я на того, который упал первым. Он выглядел явно слабее. - Встал живо! Нож в руки! С недоумевающим взглядом рейдер подобрал с асфальта свой мачете и посмотрел на меня. Я поочередно наводил ствол то на одного грабителя, то на другого. - Режь! - заорал я. - Быстро режь! - Что?!? - в один голос спросили они. - Режь, я сказал! - заорал я! Навел ружье на того, которому приказывал резать, и чуть прижал спусковой крючок. Как-то странно всхлипнув, парень взял своего товарища за волосы, запрокинул ему голову и провел ножом по горлу. Брызнула кровь, парень схватился за шею и упал на землю. Первый, снова всхлипнув, осел. Я, не спуская с него ружья, подошел к первому трупу, взял мачете и рубанул второго рейдера по шее. Оружие оказалось тяжелым и хорошо заточенным, голова бедолаги, чавкнув, отделилась от тела и упала, откатившись куда-то за повозку. Тогда я бросил мачете на землю и пошел к повозке. - Вылезай. - сказал я девчушке. Она, молча, покачала головой, показывая, что вылезать не собирается. - Ну же. - сказал я ей. - Выходи. Не будешь же тут сидеть вечно? Девчушка посмотрела на меня долгим взглядом. Я протянул ей руку, она схватилась за нее, и я тогда я помог маленькой бедняжке забраться ко мне на спину. - Тише-тише... Не смотри кругом. Сейчас я отведу тебя домой, там тихо и спокойно. Вокруг нас были трупы, причем я уверен, что как минимум один из них принадлежит родителю этой девчушки. Кроме них было двое молодых рейдеров, головы которых были практически отделены от тел. Как обычно на Пустошах пахло порохом, а на зубах скрипел песок. Я нес спасенную девчушку к себе домой. Девочка заговорила со мной только через неделю. Сначала она спокойно брала еду, но все остальное время только сидела на кровати. Потом стала интересоваться тем, что я делаю. Дальше больше. Через еще две недели она болтала без умолку. Ее звали Бэт. И люди, с которыми она была в караване, были ее родителями. Я попытался заменить ей отца, а она всеми силами старалась заменить мне дочь, которую я потерял двести лет назад. Я учил ее всему, что знал. Но, главное, что она будто не замечала, что я - гуль. Она определенно считала меня человеком. Но, кроме того, что я нашел, наконец, человека, спасшего меня от одиночества, я нашел и свой главный страх. Я больше не выходил в метро и пользовался канализацией, чтобы выбираться на поверхность. Из-за диких гулей, которые жили в туннелях и на станциях. Меня-то они не трогали, а вот на девчонку точно отреагировали бы и попытались напасть. А отбиться от нескольких сотен обезумевших упырей я бы не смог. Гули, рано или поздно сходят с ума от старости и радиации. Я прожил уже двести лет, и с каждым днем все сильнее боялся того, что свихнусь. Думал, анализировал, пытался понять мои мысли у меня в голове, или я начинаю сходить с ума. Я боялся стать кровожадной тварью и вцепиться в горло своей дочери.