Что ты со мной сделала, мама?

Что ты со мной сделала, мама? С ранних лет я жила в сумасшедшем страхе перед твоими ужасными чарами. Нельзя было ступить и шага — тебе всегда было известно, когда я нарушала правила, придуманные тобой же. Девушке не полагается предпочитать верховую езду танцевальному классу. Девушке не полагается бегать по лесам вместо того, чтобы постигать премудрости этикета. Лишь на краткие, мимолётные мгновения волшебства мне удавалось вырваться из-под твоего неусыпного контроля и вдохнуть воздух полной грудью... Одна скачка с ветром в лицо, один закат ослепительных цветов, один поцелуй Дэниела, от которого кружит голову. Вот и всё, что было в моей жизни настоящего. Я шла по тропинке, проложенной для меня. Я выполняла инструкцию, написанную, должно быть, задолго до моего рождения. Что ты со мной сделала, мама? Тебя не останавливало ничего. Даже необходимость причинить страдание вроде бы любимой дочери. Боль физическая, боль душевная... Ты могла поднять меня над землёй и смотреть, как я корчусь и пытаюсь вырваться из твоих рук — колдовских рук. Ты могла лишить меня самого дорогого и наблюдать, как я плачу и умоляю вернуть всё обратно. И всегда с лёгкой, заботливо-снисходительной улыбкой. Я оставалась для тебя неразумным птенцом, не знающим, что ему нужно от жизни. Ты знала. Ты готовила дочь в королевские супруги, не задумавшись ни разу, что ей нужно на самом деле. Отец был не помощником мне. Некому было защищать меня от самой страшной опасности — моей матери. Я толкнула тебя в зазеркальный мир, заколебавшись на секунду, толкнула, потому что во мне был только страх и бесконечная ненависть к тебе. Что ты со мной сделала, мама? Я твердила Румпельштильцхену, что никогда не стану похожей на тебя. Моя магия будет другой. Мои намерения будут другими. Убийство, боль, власть — это ты, не я, мы не похожи, и всё-таки... Слишком поздно я разглядела, что человеческое сердце рассыпается в моих руках так же легко и беспощадно, как в твоих. Что улыбаюсь я точно так же, как ты, - уголками губ, с выражением презрительной насмешки к букашкам, не владеющим магией. Что глаза у меня подёрнулись той же дымкой равнодушия и жестокости — чёрное стекло, как у тебя. Что Генри смотрит с тем же затравленно-дерзким огоньком, с тем же желанием взбунтоваться — как я смотрела в глаза тебе. Что я окружаю сына бесконечной чередой запретов и приказаний — как ты окружала меня. Я превратилась в двойника своей матери-колдуньи. Что ты со мной сделала, мама? Я не смогла уничтожить тебя. Избавиться от главного мучителя, который отравлял мне жизнь и сломал моё сердце безвозвратно, навсегда. Была возможность — только руку протяни, шепча нетрудное заклинание, и с цепями будет покончено. Я не смогла. Сквозь кропотливо и старательно взращенную ненависть, сквозь пелену печальных воспоминаний и загубленной жизни — во мне живёт неразумная, не имеющая никаких оснований любовь к матери. Ты вернулась. Чтобы заставить меня расплатиться за эту ошибку — слабость, чья причина, разумеется, в любви, опять в любви. Расплатиться за то, что я поцеловала тебя вместо того, чтобы убить. Что ты со мной сделала, мама?