Оригами в Тибидохсе

Все началось с Пипы. Тибидохцам следовало бы насторожиться, но нет. Пипенция, разговаривая с Генкой Бульоновым, как всегда «случайно» заболталась и перешла на Гэ-Пэ. Из этого разговора и узнал парень о складывании бумаги под странным именем «оригами» и оживлении этой бумажки «чтобы она так летала, так летала!». Через неделю весь Тибидос ходил с разнообразными бумажками в руках, мял их, радовался, когда из этого выходило хоть что-то отдаленное напоминающее результат, но чаще всего ничего (кроме разве что очень сильно помятой бумажки) не выходило. Поэтому весь Тибидохс погрузился в тихое уныние. Волшебники тоже люди. - Итак, ученики мои, - пафосно начал Жора Жикин. Поняв, что теперь, сделав цветок из бумаги, можно завоевать любую девушку, Жикин «подсел» на оригами. И быстро сделался гуру нерадивых однокурсников. И от девушек, что самое главное, не было отбоя! Никто ведь не запрещал мухлевать и кое-что подклеивать, вместо складывания. - Итак-итак-итак, - продолжал методично повторять гуру, прохаживаясь между рядами своих учеников. Шурасик, пришедший исключительно ради повышения уровня своих знаний, расчерчивал бумагу на заготовки. Демьян Горьянов прятался на чердаке, в котором собирались оригамисты от тибидохцев, чтобы никого случайно не сглазить. Потому что в последнее время у него получалось сглаживать преимущественно тех, кто мог и его запукнуть таким запуком, что не распукнешь, и доставалось самому Демьяну. Гуня Гломов пришел, чтобы с помощью измятой бумажки помириться с Гробыней. Бедняжка! Он думал, что все действительно так просто: вырезал, помял, подарил, помирился. Ягун пришел найти средство для налаживания контакта с Катей Лотковой. Ваня Валялкин надеялся удивить Таню. Зачем приходил Глеб Бейбарсов не знал никто. В глаза спросить боялись, а обсуждать некромага или некромагиню даже за глаза тоже чревато последствиями. Глеб делал, как признавал даже сам гуру Жикин, все просто прекрасно. Из встречи в встречу он делал черные розы. Сколько их у него уже было, не знал никто. - Молодец, Шурасик! Хороший ученик! Даже говорить ничего не надо, сам все знаешь и делаешь, - похвалил Жора. – Ааа! Что ты делаешь, Гломов! - Мну бумажку. - Ее не надо мять, ее надо складывать! - А в чем разница, - тупо спросил Гуня. - Знаешь, что, - проговорил обиженный Жорик, - ты безнадежен. Я не желаю тратить свое время на такую бездарность! - Как будто ты просто так с нами занимаешься, - встрял Ягун. - Неужели это не так? – раздался из угла чердака голос Глеба. - Ах, да. Наш некромаг не сдержался и показал всем, какой он крутой, - проговорил Баб-Ягун. - Что ты сказал, комментатор? – при этом играющий комментатор спинным мозгом почувствовал, как сверкнули глаза некромага. - Я ничего. Складываю, бормочу… ничего-ничего. - Вот и славненько, - так, чтобы услышали все, произнес Бейбарсов и продолжил собирать розу. - Ты мне обещал, Жикин, что я сделаю эту розу, - вставая и нависая на гуру, говорил Гуня. «Сейчас главное – не испугаться. Только не испугаться!», - пронеслось в голове у Жоры. - Ты представляешь, что я с тобой сделаю, если через час у меня не будет этой бумажки? – беря Жикина за грудки, продолжил Гломов. «Но я испугался». - Гунечка, лапочка, все будет. Я дам тебе свою розочку. И Гробынюшка тебя простит. Отпусти только Жорочку, - лебезя проговорил испуганный Жикин. - Хорошо. Только две. - Почему две? У тебя, что две девушки? - Нет. Это за моральный ущерб. Гробыне больше будет, - серьезно проговорил Гломов. - Ой, мамочка моя бабуся! Держите меня! – взорвался хохотом Ягун. - Чтобы больше было! Ты понимаешь, что ты ее хоронить со… соби…. Ой не могу…. Со-би-ра-ешь….. - …-ся, - закончил за задыхающегося от хохота друга Ваня. - Учитывая, что Гробыня учится на Темном отделении, ей это может понравиться, - нравоучительно произнес Шурасик. - Кому понравиться, когда тебе дарят столько цветочков, сколько на могилку несут? – подал голос Демьян. - Если девушка – некромаг, понравится, - ответил Глеб. - Гробыня не некромаг, - уверенно произнес Гуня. - Да, Шурасик, заканчивай с некромагинями. А то если они тебя бросят, ни к одной девушке с такими манерами не подъедешь, - посоветовал Жикин. - Так почему как на похороны? – недоуменно спросил Гломов. - Все потому, дружище, - опираясь на высокого однокурсника, пояснил Жикин, - что четное – на похороны, нечетное – на праздник. - Так вот чего она обиделась, когда я ей на Восьмое марта четыре гвоздики подарил! – осенило парня Склеповой. - Ну, тут она и на сами гвоздики могла обидеться. Гробыня-то девушка о-го-го! – порассуждал знаток женской психологии доктор Жикин. – Ну, на розы не обидится. Я пошел. Скоро приду.

***

Когда Жикин вернулся, он увидел, что ряды его учеников сильно поредели. Остался Бейбарсов, Валялькин, Ягун, нервничающий Гломов и Бульонов. - О, кого ветром надуло, - поздоровался с последним гуру оригами. - Вот твои цветы, Глом. Свободен. - Красивые. Спасибо, Жор. Если что – обращайся, - сказал Гуня и пошел мириться с Гробыней. - Жикин, сколько там цветов? – спросил Валялкин. - Шесть, - улыбаясь произнес он. - И тебе не жалко? - Конечно, нет! Гломов до трех считать и умеет. А то, что с ним сделает Гробыня, полностью искупит мои сегодняшние страдания. - Я имел ввиду тебе Склеп не жалко? Она же все-таки человек. - Ага, как же. Сейчас сяду и поплачу об участи Гробыни, которую угораздило привязать к себе Гломова. И вообще, ты уже все сделал. Можешь идти. - Я Ягуна жду. - Тогда жди молча. Бери пример с конкурента, - намекая на некромага, сказал Жора и обратил свое внимание на Генку. - А тебе чего надо? - Заставь ее летать! – капризно потребовал тот, указывая на бумажного голубя. - Бульонов, ты что, с дуба рухнул? Это бумага! Она летать не может! - А про заклинания ты забыл? – добавил Ваня. - Валялькин, выгоню! Хотя знаешь что, если ты такой добренький, помоги Гене. А я займусь твоим… хм…. неодаренным бумажно другом. «Неодаренно бумажный» сидел и, высунув от усердия язык, загибал, разгибал и переворачивал листик бумаги. - Мне помощь не нужна! Мне только последнюю складочку и все…. О нет! – воскликнул комментатор, осмотрев результат труда. - Что это? - Н-да. Больше похоже на рулон лопухоидной туалетной бумаги, - критично оценил Жикин. - Ну, что на этот раз я сделал неправильно! - Посмотрим, посмотрим…. – вертя в руках поделку, протянул Жора. - Ну, конечно! Ты здесь сложил «горой». - А как надо было? – тупо уставился на Жикина Ягун. - «Долиной»!

***

В комнате Гробыни, Тани Гроттер и Пипы царил хаос. Пипа без умолку трещала про «самого лучшего в мире Геночку, который сделал голубя ну прямо как в третьем фильме». Гробыня швыряла вещи в Дырь Тониано, представляя на месте скелета Гломова, подарившего ей опять четное число цветов. Таня пыталась не обращать на все происходящее внимание. В окно постучали купидончики. - Почта! Печенье! И побыстрее, у нас еще дел много! - А кому? – в голос спросили Гробыня и Пипа. - Тане Гроттер. Кто такая? - Ааа…. – уныло протянули Танины соседки по комнате. - Это я. Вот печенье, - порывшись в чехле от контрабаса, расплатилась с купидончиками девушка. - Я бы на месте купидонов такую оплату не взяла! – категорично проговорила Пипа. - Гроттерша, что с тобой? У тебя печенье в чехле от контрабаса! От кон-тра-ба-са! О, нравы! О, времена! О, молодежь! Никакого понятия о порядке, чистоте и опрятности! – картинно начала разглагольствовать Гробыня. - Вчера тренировка была длинная. Мы даже поесть не успели. Взяли с собой. Вот и осталось… что это такое? Купидончики доставили Тане две коробки. В одной был мутно-зеленый дракон из бумаги. В другой – букет из черных и бордовых бумажных роз. - Гроттерша, нет, у тебя точно мозгов нет. Неужели непонятно. Один – от Бейхомячкова, второй – от ветеринара-зануды. Объяснить, что от кого, - улыбнувшись, предложила Гробыня. - Фу, меня тошнит, - заявила Пипа. - Ну, так выйди, - злобно парировала Склепова. - Точно. Пойду с Лизкой Зализиной поболтаю. Новости расскажу. - А сестренка тебя любит, - сказала Гробыня, как только за Пипенцией закрылась дверь. - Не то слово. - Дай я цветочки посчитаю в букетике. - Глеб считать умеет. - О, я в этом не сомневаюсь. Вопрос только четные или нечетные числа? – забирая букет, проговорила Гробыня. – Раз, два, три… Таня тем временем осмотрела дракона. Что ни говори, а на фоне букета он проигрывал. Кое-где неровный, слегка помятый, наверное, купидончики и вправду куда-то спешили, болотно-зеленого цвета…. Но было в нем что-то такое… родное что ли. Как будто это сделано с душой. Не просто «хэнд-мэйд», а «хэнд-мэйд вис лав». А на букете Бейбарсова так и просвечивалось «made by Gleb Beybarsov for Tanya Grotter. Тhe first-rate quality*». - Тьфу-ты! Опять сбилась. Здесь столько роз, и не сосчитаешь! Мучайся сама, Гроттер! И что не говори – завидовать тебе бессмысленно. Один дарит похоронные принадлежности, другой – тину болотную. - Это дракон. - А на первый взгляд и не отличишь. - Может, глаз и не отличает, а сердце чувствует, - раздумчиво протянула девушка. - Ага. Ты мне сейчас еще про любовь до гроба расскажи, принца на белом пегасе раз и на всю жизнь, трое детишек от него же, огромный счет в банке… что-то забыла…. Ах, да! Завтрак в постель и лепестки роз в ванной! Сейчас расплачусь! Сердце у нее чувствует! – разозлившись на пустом месте, разразилась тирадой Склепова. Ударила Дырь Тониано и завалилась на кровать. Таня поставила дракончика возле контрабаса, а букет запихнула подальше под кровать. Выбрасывать подарок не позволила совесть, человек же старался. * - высшее качество