psychos

добавлены события, увеличен объем. 230314 Минсок не спал. Три ночи подряд, четыре, неделю. Он дремал, как ему казалось, минут пять за ночь, а потом видел за окном мрачный с помехами рассвет, как пленка старого фильма. И нужно было потихоньку собираться на работу. Один был в этом плюс, считал Мин. Он настолько привык к бессоннице, что она уже не удручала его долгими часами прокрутки под одеялом с одного бока на другой — часы летели почти незаметно. Иногда ему удавалось уснуть, спустя какое-то весьма продолжительное время ночей без сна, - отчаявшийся без отдыха мозг просто отключался, как в момент смерти. И в таком случае на утро у него даже получалось ублажить начальника парой отчетов, которые он ему вечно должен. В конце концов Мин просто сдался — он пошел к невропатологу. Хотя он особо не жаловал врачей. - Господин, ну что я могу вам посоветовать? Попейте валерьянки, снотворного. От бессонницы еще никто не умирал. - Но я мучаюсь, доктор, - жалобно сделал еще одну попытку Мин. - Мучаетесь? Сходите в храм святого Максима Грека после закрытия, посмотрите на людей. Вот там мучаются. Док не соврал. После ухода из храма священнослужителей и прихожан, в здании собираются мужчины, больные раком яичек. «Останемся мужчинами!» - так они себя называют. При входе туда ты говоришь свое имя, лишь имя, больше ничего не нужно. Его записывают на бейджик и цепляют тебе на грудь. Все по кругу рассказывают свои истории, планы, делятся мыслями. Минсок понимает, что когда вокруг люди думают, что ты умираешь, они начинают слушать тебя внимательнее. Особо не заморачиваясь насчет какого-то вранья, Мин поделился с сидящими в кружок мужчинами, что он живет один и совсем не может спать. Его спросили, связано ли это как-то с его приговором. Мин ответил, что да. Мужчины разбивались на пары и выплескивали свои страдания с помощью слез в жилетки друг друга. Мина направили к высокому, невероятно красивому парню, напомнившего ему его первую девушку. - Меня зовут Крис, - хрипло пробасил он, у Мина сначала даже сердце в пятки ушло, - я умираю. А ты? - Я... тоже, - Мин стушевался, смотря им под ноги. - Поплачь, - Крис нежно обнимает его и прижимает к груди, - я тут уже давно, уже и слез почти не осталось. А ты поплачь. И Мин, слыша рыдания вокруг себя, тоже не выдержал. Сильные, худые руки Криса, подобные жестким веткам абрикосового дерева, крепко прижимали его к теплой груди, и Мин плакал, пока слезы не стали выдавливаться через силу, и тогда он постепенно успокоился, а Крис отстранил его от себя. На груди у Криса отпечатались мокрые следы заплаканного лица Мина. Первый раз, спустя долгие годы бесцельной жизни, Минсок позволил себе порыдать. Впервые, после долгой бессонницы он спал, как младенец. Здесь, в полуподвальном помещении Храма святого Максима Грека, они с Крисом встречаются каждый вечер, и широкие, худощавые плечи китайца заменяют Мину горизонт. - Ты поплачь, - все повторяет Крис, - поплачь, все будет хорошо. Тогда Мин и познакомился с Ким Чондэ. Он вошел в помещение во время всеобщих рыданий, внеся вместе с собой клубы сигаретного дыма. - Это здесь клуб больных раком яичек? - спросил он. Симулянт. Симулянт. Какой же у него мультяшный голос с хрипотцой никотина. Черные, взъерошенные как после удара током волосы, бледно-желтая кожа, глаза-миндальки тоже черные, как утренний кофе начальника. Губы и пальцы словно приплюснутые, как у лягушки. Рваные джинсы, застиранные по самое не хочу, растянутая футболка. Он только и делает, что курит, а когда ему выделяют пару, он позволяет ему плакать в грудь, выдыхая клубы ему в волосы, пропитывая цыганским запахом. Мин ходил в клуб больных раком яичек уже почти год. Помимо, он ходил в клуб больных меланомой, кишечными и мозговыми паразитами, туберкулезом. Чондэ появился словно везде и сразу. И Мин снова перестал спать. В группе больных страшными, костными болезнями, он по несчастью оказался рядом с Чондэ, и, когда им сказали разбиться на пары и обняться, выбора особого не осталось. - Ты ведь просто лгун, - иронично и в то же время ехидно произнес Чондэ. Его пальцы, сжимающие воротник пиджака Мина, пахли сигаретами. Ох, как Мин мечтал подойти к нему и, схватив его за грудки, сказать: «Убирайся отсюда, Ким Чондэ! Из-за тебя я не могу спать, а ты просто симулянт!» Но он ответил лишь: - Как, собственно, и ты, - проводя ладонью по его прогнутой пояснице. Мин побежал за Чондэ после этого заседания. Оказывается, Чондэ ворует джинсы из прачечных, а потом толкает их в магазине стока. - Что тебе нужно? - не оборачиваясь, спросил Чондэ, вынимая одежду из сушилок. - Давай договоримся? - О чем же? - Поделим группы. Я не могу находиться с тобой в одних и тех же. Чондэ засмеялся: - Ты чертов турист в этих группах, как и я. О чем ты меня просишь вообще, ты понимаешь? - Чондэ, ну, пожалуйста. Я зависим, потому что без этих собраний я не могу спать. - Тебе слез не хватит — рыдать на каждом собрании, - Чондэ пулей выскочил из прачки, все еще не оборачиваясь на быстрым шагом идущего за ним Мина. - Ну так вот давай поделим, а? - Мин не отставал. Чондэ резко остановился и повернулся, так что Мин чуть не врезался в него: - Хорошо, делим. Я беру себе рак яичек и всех паразитов. Туберкулез возьмешь ты, я все равно курю. - Нет, рак яичек оставь мне. - Ты еще торговаться вздумал? - задохнулся Чондэ. - Ладно, забирай нахрен. Тогда у меня костные и паразиты. Понедельник, четверг, пятница. *** Ты просыпаешься в Инчхоне. Тебе кажется, что самолет летит вечность. Мин думал в командировке о чем угодно — о страховке за жизнь, о том, как весело было бы, если бы столкнулось два самолета, о жирных пальцах соседа по креслу. Ты просыпаешься Кимхэ. Тебе кажется, что когда ты засыпал, с тобой рядом в кресле сидел другой человек. Ты просыпаешься в Тэгу. Мин думал о том, как было бы прекрасно, если бы произошла катастрофа — самолет завалился бы на бочок, и все они бы сгорели там, как табак. Так он и познакомился с До Кёнсу. Ты просыпаешься в Чхонджу. Ты снова оказываешься в Инчхоне. Кёнсу работал киномехаником на полставки. Если где-то требовался такой специалист — ему тут же звонили из профсоюза. В старых кинотеатрах Кёнсу приходилось переходить с поста на пост в проекционных. Обычно там установлено два проектора, и когда часть фильма на пленке, установленная на первом проекторе, заканчивается, Кёнсу ставит вторую на другом. Так и переходит с поста на пост. Большинство фильмов состоит из шести-семи таких частей. Но в современных кинотеатрах все эти части склеивают, так что получается гигантская катушка диаметром в сто пятьдесят сантиметров. Щелчок, катушка, щелчок. Щелчок. Ты просыпаешься в Тэгу. На экране идет художественный фильм или просто мультик. И вот, когда заканчивается момент напряжения и герои фильма чуток расслабляются, обедая за круглым столом, на экране временем в одну шестидесятую доли секунды мелькает крепко стоящая эрекция. Это работа Кёнсу. Работая киномехаником, он много нервничал, но в проекционной курить нельзя, поэтому он вырезал кадры из порнухи и вклеивал их в пленку. И вновь ты просыпаешься в Инчхоне. Эти поездки для Мина — мука. Его посылает туда начальник, потому что не хочет ехать сам. А потом ждет от Мина отчеты о командировках, которые его работник ему вечно должен. После первой удачи Кёнсу стал вклеивать красный член куда ни попадя. Ну, или если не член, то чье-нибудь анальное отверстие или влагалище. Огромное, как каньон, влагалище промелькивает на экране, когда принц садится с Золушкой в карету. Кёнсу дал Мину свой номер. Просто так, на всякий случай. *** Что может стать причиной возгорания в квартире? Из газовой конфорки тонкой струйкой выходил газ, постепенно заполняя помещение. А Минсок в это время был в командировке. Хватило бы одной искры, допустим, за холодильником. Боже, холодильник! У Мина была в нем коллекция разнообразных соусов, замороженное в морозилке мясо, овощи... Шведская мебель вылетела из треснувших на осколочки металлопластиковых окон, квартира, попусту, взлетела на воздух. У Мина остался только кейс с одеждой для командировки. Будильник. Бритва. Шесть пар брендовых трусов и носков. Три рубашки. Две пары черных брюк — одна на нем. Все уничтожено взрывом, даже любимый кофейный сервиз Мина ручной работы. Мин попросил воспользоваться телефоном у полиции. «О, Кёнсу, забери меня отсюда», - молил он, слушая гудки. Никто не подходил к телефону. «Спаси от этих назойливых полицейских и портье!» «Спаси от произведения искусства!» «Спаси от всего этого!» Минсок договорился с Кёнсу о встрече в баре. Он оставил телефон портье. - Ну, могло быть и хуже, - усмехнулся Кёнсу, делая большой глоток дешевого пива. - Например, подружка могла бы отрезать твой член и выкинуть в окно. - Ты прав, - Мин натянуто улыбнулся, опуская голову между плеч. - Просто... я решил для себя все. У меня была дорогая мебель, брендовый гардероб... Еще немного и нечего желать. - Мы потребители, Минсок. Мы взволнованы вещами, которые обеспечат наше преуспевание. И вставай уже из-за стола, тремя пинтами пива ты не зальешь взрыв на собственной квартире. Ты просто лишился атрибутики современной жизни. Неужели тебя так волнует, чье имя на резинке твоих трусов? Меня вот — нет. - Наверное, я получу страховку... - Ты — раб своих вещей. Стоя перед кабаком, из которого они только что вышли, Минсок посмотрел на часы: - Так поздно уже. Надо поискать отель. Спасибо за пиво. - Да не за что, - Кёнсу пожал плечами, прикуривая сигарету, - ну же, спроси у меня. - Что спросить? - Спроси-спроси. - Ты о чем? - Черт возьми, ты позвонил мне после взрыва на своей хате, мне! Логично ли? Тебе спать негде. - А это не слишком тяжело? - Тяжело спросить? - изогнул бровь Кёнсу. Минсок помолчал пару секунд: - Можно у тебя переночевать? - Да, - просто ответил Кёнсу, разворачиваясь к дороге. Вдруг он остановился, переводя взгляд больших глаз на фонарь, затем на мокрую дорогу, мерцающую от неоновых ламп кафе. Он выбросил недокуренную сигарету, одернул красный пиджак и обернулся к Мину: - Но в начале окажи мне услугу. - Конечно, что угодно, - Мин с готовностью переступил с ноги на ногу и покрепче стиснул ручку кейса в руке. - Врежь мне посильнее. - Что? - подернутые поволокой вечной бессонницы глаза Мина расширились, а губы приоткрылись. - Прямо в морду? - Да хоть куда. Застань меня врасплох, - Кёнсу подпрыгнул на месте, разминаясь, как боксер перед рингом, и выжидающе уставился на Минсока. - Ну это же... Погоди, ну зачем? - Зачем? Не знаю, зачем. Ты дрался когда-нибудь? - Нет. - И я нет. - Но это же хорошо. Да у меня и опыта в этом нет - бить в морду. - У меня тоже. Вот мы и должны набраться этого опыта. Я не хочу умереть без шрамов на теле. Минсок вздохнул, отставляя кейс подальше, и стянул пиджак, кинув его туда же. Затем попрыгал на месте и замахнулся кулаком, как бойцы в телевизоре или в какой-нибудь видеоигре. Он целился Кёнсу в челюсть, но удар получился каким-то женским, и он заехал ему в ухо. Кёнсу схватился за болящее место, лицо скривилось от боли. - Не считается, да? - спросил Мин. - Давай я еще раз ударю. - Считается, считается, - сказал Кёнсу, а потом неожиданно, как боксерская перчатка на пружине, сорвался с места и ударил Минсока в грудь. Его отшвырнуло на чью-то машину и он осел на землю, смотря на Кёнсу, как мышонок на кота. - Клево, - отметил Кёнсу. - Ударь меня еще раз, - попросил Мин. - Нет. Теперь твоя очередь. Минсок вскочил и зарядил кулаком в ребра Кёнсу, тот в ответ пнул его в живот. Они били друг друга с наслаждением, освобождаясь от гнетущих проблем. Они сбились в очереди ударов. Кёнсу зажимал Мина, наклоненного и уткнувшегося в его живот, раз за разом впечатывая кулак ему в район желудка. Мин в свою очередь бил его в печень и почки, кашляя кровью на пах. Из закрывающегося кабака выходили люди и становились вокруг них, крича и подбадривая. *** - Надо как-нибудь это повторить, - улыбнулся Мин, делая глоток из бутылки, а затем протягивая ее Кёнсу. Тот ухмыльнулся.  Минсок не знал, что это за дом, в котором жил Кёнсу. Трехэтажный, с подвалом. Деревянный, изнутри обитый потрепанной штукатуркой. Минсок не знал, платил ли Кёнсу за проживание или жил нелегально. Гвозди, на которых этот дом держался, проржавели почти насквозь и кое-где торчали из стен — запросто распороть себе что-нибудь, просто идя по коридору.  Вода была, но ржавая. Привычную Мину ванну уже не примешь. Электричество было, но дождь шел еще чаще, поэтому приходилось вручную вышибать пробки — дом заливало подчистую. В распоряжении оставались пачки свечей, аккуратной стопкой лежащие в шкафу кухни.  Кёнсу провел Мина на третий этаж и открыл дверь темной комнаты. На полу лежал не лучшего вида матрас в зеленую полосочку, небрежно прикрытый не самого чистого вида простыней. Подушка и одеяло были — уже хорошо. - Располагайся, - Кёнсу махнул рукой, - ты тут, я там, - он указал на комнату напротив. - Спасибо, - сказал Минсок, тут же подумав про себя: «Дырища». Пружины в матрасе существовали лишь благодаря честному слову, и когда Мин сел на него, они с плачевным стоном прогнулись под ним, и он оказался сидящим, по сути, на полу.  Мин остался у него. По вечерам после ужина они дрались. Все там же на стоянке какого-нибудь кабака. Люди, собирающиеся вокруг них, тоже захотели попробовать, ведь каждый новый человек, увидевший драку, хотел положить ей конец, но в этот самый момент, Кёнсу с Мином приостанавливались и с кровавыми улыбками смотрели на людей, утверждая, что все нормально.  Они просто познают дзен. Они хотят избавиться от проблем и боли и стать просвещенными. Это помогает обрести себя, настоящего мужика. Тогда люди тоже тянулись в это болото, что образовал Кёнсу.  Минсок жил у него почти месяц. Он как раз ходил по дому и заклеивал ссадины, полученные вчера, как раздался звонок телефона.  - Ты где ходишь, чертов ублюдок, уже почти четыре недели? - Чондэ? От шока Минсок прислонился к стене. Как этот маленький ублюдок его нашел? Ярко накрашенные глаза, обведенные черным карандашом вокруг несколько раз, словно он пытался сделать их больше. Лохматые, темные волосы, всколоченные кверху, как после удара током. Мин помнит его слишком хорошо. Чондэ всегда курил, без сигареты Минсок его даже не представлял. Он даже помнит его тонкое тело, которое проглядывало из-за растянутой футболки болотного цвета. - Как ты меня нашел? - пораженно спросил Мин, отворачиваясь к стене от Кёнсу, делающего утреннюю зарядку. - Ты оставил этот номер полиции. Так где ты? - Подожди. Мы ходим в разные группы, в разные дни. Откуда ты знаешь, что я не хожу? - Я смошенничал, - Мин слышит, как широкие губы Чондэ обнажают зубы в улыбке. - Я нашел новую. - Правда? - Чондэ встрепенулся. - Да. - Поделишься? А я расскажу тебе про долги... Я был в группе анонимных должников. - Нет, не поделюсь. Это не для тебя. - Я ведь умираю, Минсок. - Что ты несешь, полоумный лжец? - Я выпил целую упаковку снотворного... И позвонил тебе. Спросить, где тебя носит, и чтобы ты, возможно, услышал, как я умираю... душа отделяется от тела... предсмертные хрипы. Мне нельзя спать, но я уже очень хочу... Это не дурацкая попытка суицида, это своеобразный призыв о помощи.  Минсок закатил глаза и положил трубку на выступ, позволив Чондэ дальше изливать душу в никуда. Его это мало волновало, он ведь просто симулянт. Однако после звонка ему почему-то резко захотелось сходить на собрание больных меланомой.  Проходивший мимо телефона Кёнсу, услышал голос из трубки и прижал ее к уху.  - ...так вот, о моих предсмертных хрипах. Детка, я досчитаю до ста и засну, если ты не явишься в этот промежуток. Отель «Регент», комната 8Г, ты же помнишь? Один, два... Кёнсу усмехнулся, кладя трубку на прежнее место, и вышел из дома. До отеля он добрался за две минуты — достаточно было просто выйти из дебрей его дома — одна минута, и словить такси до отеля — еще одна. Добравшись до комнаты, он услышал «девяносто четыре, девяносто пять» и позвонил в дверной звонок. - Ну и быстро же ты, - раздался все тот же сонный голос за дверью, только гораздо ближе. Едва дверь открылась, Кёнсу втащили внутрь, не разбираясь, кто он. - Я тебе звонил? - удивленно спросил парень, оглядывая Кёнсу с ног до головы — явно не Мин. Кёнсу лишь улыбнулся и повел бровью, а затем оглядел комнату. На комоде у входа стоял фаллоимитатор из розового пластика — такого же, как и миллион кукол Барби по всему миру. - Тебе это не грозит, - сказал парень. Следующим утром Минсок сидел на кухне и читал оставленные каким-то из предыдущих хозяев журналы. Он нашел занятную статью, которая его позабавила — органы людей якобы говорили сами за себя: «Я — простата Рэя» или «Я — матка Аннабел».  Он вернулся рано и сразу лег спать, ни на что не обратив внимание. Тогда, когда Кёнсу пришел к Чондэ, туда нагрянула полиция, чтобы предотвратить самоубийство. И они сбежали к Кёнсу домой. Чондэ все кричал, сбегая по лестнице, обращаясь к полиции, что парень, живущий в номере 8Г - полная дрянь, каких свет не видывал. И что раньше он был вполне себе ничего человеком, но что-то сломало его и теперь он просто невыносимо мерзок. Кёнсу тянул его за рукав и смеялся - Чондэ невооруженным глазом виделся ненормальным, а теперь, когда он насосался лошадиной дозы снотворных таблеток, он и вовсе показался Кёнсу до отвратительного милым. Чондэ не хочет умирать, но вылезать из своей смирительной рубашки он тоже не собирается, думая, что мягкая стена - это выход, и продолжая биться об нее своим связанным телом. Кёнсу кипятил воду в маленьком железном ковшике. Чондэ сидел в его ногах, опираясь спиной на грязную дверцу шкафчика, и смотрел на него умоляющим взглядом. Он тянул длинными пальцами Кёнсу за штанину, а другой рукой оттягивал свою майку, так чтобы видно было темный сосок. - Ты не дашь мне спать, - хрипло сказал он, ловя взгляд Кёнсу, полный ехидства и ухмылки. - Всю ночь не дашь. А потом Минсоку всю ночь снилось, как он вставляет Ким Чондэ. Трахает его безжалостно и мучительно сладко, так что тот захлебывается стонами и выдыхает бесконечные клубы сигаретного дыма. Он чувствовал крохотные разряды желания еще когда обнимал Чондэ на собрании «Преодолей себя!» в группе больных раком кишечника. Утром он обнаружил в унитазе использованные презервативы и закрытую на щеколду дверь в комнату Кёнсу. Он никогда не закрывал дверь за все время их проживания.  Сидя за завтраком, он услышал шаги, и, думая, что они принадлежат Кёнсу, сказал: - Мне приснилось что-то невообразимое. - Этой ночью все было невообразимо, - ответил ему голос Чондэ, который не спеша, прогулочным шагом прошел к раковине и принялся полоскать рот. Мин уставился на него ошарашенно: - Что ты здесь делаешь? Чондэ смерил его в момент ставшим презрительным взглядом: - Да пошел ты, - и вышел из дома, хлопнув дверью. В тот самый момент на кухню зашел Кёнсу обнаженный по пояс, грудь которого алела в некоторых местах от засосов. - Твой дружок просто сумасшедший извращенец, - доложил он, прикуривая сигарету. - Что? - спросил Мин. - Ну, Ким Чондэ этот. Мы переспали. Услышав это, он сам превращается в какой-нибудь Желчный Пузырь Минсока. - Чондэ... не любовник нужен, - проговорил Минсок, - ему нужна помощь специалиста, он псих. - И помыться ему тоже нужно, - криво ухмыльнулся Кёнсу.  Теперь каждую ночь Мин не мог спать из-за громких стонов Чондэ, доносившихся из комнаты Кёнсу. Он — Побелевшие Костяшки Минсока. С потолка сыпалась штукатурка, пока Кёнсу втрахивал Чондэ в шаткую кровать, а тот громко кричал и стонал от переполняющего давления и удовольствия в заднице. Он — Надутое Отвращение Минсока. Проходя мимо двери его комнаты, он нашел ее приоткрытой, и в щель можно было увидеть, как Кёнсу жестко и быстро трахает Чондэ в позе миссионера, подхватив его под широко раздвинутыми коленками. Как только Минсок отвернулся, дверь открылась, и обнаженный Кёнсу предстал перед ним: - Что ты делаешь? - Иду спать, - немного понуро ответил Мин. - Хочешь его дотрахать? - Кёнсу кивнул на Чондэ, который, потеряв равновесие и громко простонав, грохнулся с постели, восторженно сообщая оттуда через пару секунд: - О, я сигарету нашел! - Не. Спасибо, не хочу. - С кем ты говоришь? - оглядываясь на Кёнсу, спросил Чондэ. - Заткнись, - тот захлопнул дверь. Стоны возобновились.  Он — Задушенное Возбуждение Минсока. И он не знает, кого хочет сильнее оттрахать — Кёнсу или Чондэ. Наутро, когда Минсок безуспешно пытался отстирать свои брюки от налипшей на них крови, на кухню к нему снова заявился Чондэ. В воздушном, бледно-розовом платье и сигаретой в руке. Мин решил, что тот поехал окончательно. - Что это на тебе? Он — Опущенная Брезгливость Минсока. - Да так... Купил по дешевке. Платье подружки невесты. Ведь вещи бывают такие красивые, а используют их всего лишь день. Или ночь, - пальцы Чондэ, стоящего за спиной, ласково легли на пах Мина, массируя член сквозь ткань. Ресницы Минсока задрожали от прикосновения, мыло выпало из рук. - Как елки, например. После новогодней ночи лежат в снегу, блестят мишурой... подобно жертве маньяка. Изодранной, обмотанной изолентой... - Тебе оно идет, - раздраженно выпустил сквозь зубы Мин. Пальцы исчезли с его промежности, Чондэ раздраженно выдохнул дым ему в лицо и выбросил сигарету куда-то на пол.  - Можешь надевать тоже, - выплюнул он, скрываясь за углом быстрым шагом. Тут же появился Кёнсу, в слегка спущенных с бедер брюках, идущий к лестнице: - Выпроводи его. - Сам выпроводи, - огрызнулся Мин. Он — Накипевшая Злость Минсока. Чондэ появился через минуту, одетый уже нормально. В черную куртку и потертые обтягивающие джинсы. - Знаешь, тебе нужно уйти, - сказал Мин. - Твое присутствие нам до невозможного приятно, но все равно — катись отсюда, не мог бы ты? - Да пожалуйста, - Чондэ вышел из дома. В этот вечер он не пришел. Этот вечер Кёнсу и Минсок целиком посвятили драке. Кёнсу знал, что Мину это нужно, а Мин знал, что в голове Кёнсу, поэтому лупил его по лицу изо всех сил, сидя на его бедрах, под оглушительный рев столпившихся вокруг мужиков. А ночью, когда Кёнсу уже почти спал, Минсок пришел к нему и лег рядом, обнимая со спины. Что-то шевельнулось в груди. Кёнсу близок ему, Кёнсу всегда рядом, Кёнсу понимающий. Да и Кёнсу можно понять, даже тогда когда он вклеивает влажный член в «Русалочку». - Как челюсть? - спросил он, кладя подбородок ему на плечо. - Зубы не выбил — и то хорошо, - глухо засмеялся Кёнсу, касаясь руками пальцев Мина на своем животе. Он — Сжавшееся от Нежности Сердце Минсока. - Знаешь, я обманул тебя тогда. - Когда? - Когда сказал, что не хочу дотрахать Чондэ. Я до сих пор хочу. - А-а-а, - Кёнсу снова засмеялся, - он думает, что это ты его трахаешь. - В смысле? - Мин от удивления сел на кровати. - Он называет меня «Минсок», а когда мы не в постели, он словно совсем меня не видит. Странный какой-то. - Быть может мы с тобой — одно целое? - в шутку предположил Мин. - Наверно... наверно, так и есть, - Кёнсу развернулся к Минсоку, беря его ладони в свои и потянул на себя, словно умоляя нависнуть над. - Кёнсу? - Сделай это, Мин. Ты же обожаешь Чондэ. Представь, что я — это он. - А ты, видимо, обожаешь меня, раз предлагаешь себя так беззастенчиво. - Может быть. Он — Симпатия и Желание Минсока. - Я не буду представлять. Я тебя тоже хочу, - прошептал Мин, впиваясь в теплые губы Кёнсу, мгновенно погружающие в облака. Кёнсу всегда казался Мину жестким, грубым, диктующим свои права безжалостно и твердо. Тело этого парня хотелось растравить до громких стонов и красных щек, твердых сосков и стоящего на девяносто члена. Он продел свои руки под спиной Кёнсу, прижимая его к себе до невозможности близко, продолжая ухватывать тепло и влагу его губ, проскальзывая языком внутрь. Возбуждение накатило слишком резко, поцелуи Мина приобрели терпкий оттенок грубости, но Кёнсу лишь тихо выдохнул в поцелуй, впутывая пальцы в его волосы. Мин с едва слышным влажным звуком расцепил их губы и приподнялся выше, чтобы провести ладонью по выпирающим мостикам ключиц, мягким, как дрожжевое тесто соскам, виднеющемуся животу. Кёнсу, оказывается, такой худой. Мин и не замечал. Он наклонился, чтобы провести языком по одному соску, рукой проникая под нижнее белье и разогревая напрягшуюся плоть. Кёнсу думал, что с Чондэ в разы легче. Он позволял драть себя в задницу на всех парах, запутываясь пальцами в волосах в паху, чтобы поласкать себя. Так случалось, когда Кёнсу издевался над ним — кончив раза три подряд, он не давал это сделать Чондэ, растягивая его нутро ноющим членом, но не касаясь простаты то ли специально, то ли забывшись. Тогда Чондэ помогал себе сам.  Сейчас, чувствуя губы Минсока, втягивающие его до жалости чувствительный сосок, Кёнсу едва сдерживал стон, ему казалось, что он превращается в течную кошку, у которой давно не было. Оторвавшись от соска, Мин кусает его шею, пробираясь влажным и горячим до уха и засасывая мочку. Одновременно он обводит пальцем крохотную дырочку на члене Кёнсу, и тот дергается с хриплым стоном.  - Мне настоящий момент кажется самым чистым как морально, так и физически, по-сравнению со всем, что было с нами до этого, - делится с ним Мин, и эта искренняя фраза записывается в голове Кёнсу. И правда. Все это время Мин думал, что ему нравится Чондэ — горький запах сигарет, его глаза, губы и манеры. Когда его трахал Кёнсу, Мин чувствовал себя незавершенным и преданным, но... После драки этим вечером, когда Кёнсу позволил себя хорошенько вздуть по морде, Мина шарахнуло. Он сидел на его бедрах, он прикасался к нему так откровенно, хоть и в этот момент бил, он, черт возьми, захотел его еще во время первого стакана с пивом, просто его мысли подчистую были забиты Чондэ.  Симпатия к Чондэ осталась, но почему бы и нет? Кёнсу лежит под ним, наслаждаясь теплотой прикосновений, ласковостью поцелуев и нежностью чувств. И Мин возьмет, оставив в нем частицу своей души.  Минсок без стеснения стянул с Кёнсу нижнее белье, погладив по бедру и почувствовав на нем мурашки.  - Расслабься, - попросил он, проводя языком по указательному пальцу, оставляя как можно больше влаги. Кёнсу, охнув, раздвинул бедра пошире, когда палец Мина прошелся между ягодиц и нажал на узкое колечко.  Кёнсу закрыл глаза и попытался думать о чем-то приятнее копошащихся в нем сухих пальцев. Мин был бережен, но, черт возьми, это первый раз Кёнсу. Просто он постеснялся сказать. Он бы не смог, если бы Мин сжалился, спустился ниже и коснулся бы губами. Тем более, разве боль не делает его сильнее? По-сравнению с той болью, что причинил ему сегодня миновский кулак, это было ерундой. Следя за своими мыслями, Кёнсу внезапно осознал, что внутри стало более эластично, и уже два пальца Мина растягивают его. Указательным Мин погладил переднюю стеночку и Кёнсу вздрогнул, не удержав слишком откровенный стон. Твою мать, ему хотелось Мина целиком в себя, это настолько отличается от траха с Чондэ, что даже сравнивать нечего. Он положил правую ногу на бедро Минсока, поймав его горящий взгляд своим, жалобным и просящим. Кёнсу казалось, что его стоны такие же громкие, как у Чондэ. Член Мина таранил его зад, кровать скрипела, макушка Кёнсу стукалась об изголовье. Ему хотелось еще более по-животному, еще более резко и больно. Мин стонал более отрывисто и низко, найдя точку опоры с обеих сторон от головы Кёнсу, и двигая бедрами просто демонически быстро. Минсок подумал, что Кёнсу, наверное, со всеми так трахается, независимо от положения сверху или снизу. Скорость такая присуща только Кёнсу, даже рождающиеся стоны похожи. Чондэ стонал почти так же громко и высоко под ним.  Кёнсу сжал Минсока внутри себя, двигая бедра полукругом, и Мин почувствовал, что сейчас из глаз посыпятся звезды. Он изо всей силы нажал членом на сгусток нервов, вырывая из легких Кёнсу громкий крик с тянущимся за ним стоном, словно хвост кометы.  Его член дико пульсировал внутри Кёнсу, выкачивая эту белую жидкость внутрь. Такая же стекала у Кёнсу по животу. Интересно, о чем думают сперматозоиды? Он - Болезненное Удовлетворение Минсока. С утра позвонил Чондэ. Его голос был притворно-взволнованным, он просил Мина приехать: - Мне кажется, у меня узел. - Где?  - В простате. Мин, пожалуйста, ощупай меня. - Обратись к врачу, - поморщился Минсок. - Не хочу тратить деньги на врачей. Мин, ну прошу, просто потрогаешь. - Я в этом не разбираюсь же совсем... Ладно, скоро буду. Чондэ лежал подбородком на тумбе, смотря на себя в зеркало. Он был наклонен раком, к нему прижимался Мин, положив подбородок ему на плечо, и аккуратно двигал пальцами внутри. - Ничего нет вроде, - тихо произнес Мин, не торопясь вынимать пальцы. - Точно? - Ну, как я это чувствую, да. - Мин, я должен сказать. Я обманывал всех.  - Насчет групп больных раком яичек и прочих - это я понял. - Нет, тебя и Кёнсу. - Что? Так ты не совсем поехавший, ты все-таки понимаешь где я и где Кёнсу? - Всегда понимал. Просто ты мне так нравишься, по-настоящему нравишься, я хотел, чтобы ты тогда втрахивал меня в койку, не давая уснуть и тем самым сдохнуть, но это делал Кёнсу, только он меня трахал, и я внушил себе в конце концов... Прости меня, Мин. Ты любишь Кёнсу? Минсока застали врасплох. - Ну, я.. - Послушай еще, Минни. В итоге моя паранойя убедила меня, что вы с Кёнсу - один и тот же человек, и я стонал твое имя под ним. Секс делает меня параноиком. Поэтому трахни меня, Минсок. А, и еще я очень хотел тебя, когда ты меня обнимал в этих дурацких группах. Там пахло смертью, а ты обнимал, а потом мы читали молитву, и ты держал меня за руку... Это было по-извращенски, но ты сам понимаешь, какой я. Мин не выдержал. Напряжение пробило в нем пробку, затыкающую все чувства - он рассмеялся. Он вытащил пальцы из задницы Чондэ, поставил его в вертикальное положение и обнял, гладя лопатки, поясницу, ягодицы... Чондэ, черт возьми, ему так нравится. С первого раза, как он увидел его в группе туберкулезников... Или в той "Останемся мужчинами!" для больных раком яичек. Чондэ не хотел отдавать ему рак, он хотел ходить во все группы. - Ты совсем псих, да, Чондэ? - Да. Но мне поможет любовь. - Хочешь переехать к нам? Тебе нужно прийти в норму, - спросил он, целуя его в щеку и переплетая пальцы. Он - Новая Страница Жизни Минсока.