Поражения

А над головой по-прежнему серое густое холодное небо. По-прежнему не льется дождем и тянется до самого горизонта, и по-прежнему давит на плечи. Как будто ничего не меняется, и как будто ничего под ним изменить нельзя. На белом снегу остаются красные разводы, на чистом листе растекаются кляксами имена новых жертв. И поражение, поражение, поражение, выбивающие союзников из игры одного за другим. Дания выбывает первым. — Я, — говорит Брагинский, — в конце концов выйду к Балтийскому морю. И город построю, на самом его берегу. Хенрик кашляет и качает головой. Мысленно прибавляет: «В случае победы», которая кажется почти недостижимой. — В следующий раз точно получится. Главное — не уходи раньше срока, — Россия догадывается, если не знает, но изменить ничего не может. И Хенрик уходит, растворяясь в густом дыму. А потом отступают и остальные. И череда поражений тянется, раскрашивая даты в календаре черным. Кровь на шинели не успевает высохнуть, а перед глазами по-прежнему невнятные картинки, люди, которые бегут, стреляют, кричат, стонут, погибают вокруг. И стеклянные глаза Швеции — противника, отнявшего выход к заветному морю. Глаза, которые не покидают даже во сне. И совсем еще свежие воспоминания кажутся Брагинскому обрывочными и давними, не имеющими связи с тем, что окружает его. — Отнять то, что по праву твое — это не плохо, — Хенрик пожал его руку. — Во всяком случае, гораздо благороднее, чем просто отнять. Ты не один такой, а вместе у нас точно получится. Тогда они оба поверили. Но по мере заполнения стратегических целей прочерками вера сошла на нет. Иван еще тогда почувствовал, что останется один на один с собственным кошмаром. Но, в конце концов, никто не обязан защищать чужие интересы в ущерб собственным. Другое дело — когда ситуация меняется в корне. Перелом — резкий, почти осязаемо короткий — перелом, случившийся, когда противник уже перешел узкую полосу границы. И руки союзников, протянутые и принятые вновь. И ход войны, изменивший направление кардинально. Брагинский уверен, что заслуживает этого в полной мере и что должен довести начатое до конца. Тем более теперь, когда союзники снова появляются и зовут сквозь густой туман и едкий дым. И холодное море шумит недалеко. И Россия знает, что не отступится. — Видел, да? Видел? — Хенрик улыбается гордо, — Как я разбил его. Брагинский кивает устало. Под тяжелой шинелью выпирают ребра, и война кажется почти бесконечной. Хенрик потрепан, и подмигивает устало, скрываясь по ту сторону моря. Каждый борется за свои интересы — так всегда было и всегда будет. Брагинский знает, что он не может судить, потому что и сам он такой же. И события продолжают свой ход. Серое седое небо, белая морская пена, грязный снег, неровные потолки госпиталей. И поражения, поражения, поражения другой стороны. И потери с обеих. — Я говорил, что получится? Тут по подсчетам немного осталось, думаю, знаешь, — Хенрик чешет затылок, — Скоро это все закончится. У обоих в руках по бутылке — вся анестезия, и разговоры едва задерживаются в памяти, мысли — в голове, а денег почти не остается. И еще страха не остается совсем. И снова кружится голова, и мысли разрываются в ней. А потом небо чернеет постепенно, море успокаивается, снег тает и в глазах начинает рябить. Голоса, грохот, залпы, крики толчки и теплая кровь вокруг. Кровь, которая впиталась в одежду и в кожу, которая не засыхает. И смертельная усталость, и серая огрубевшая кожа, и тошнота. И алкоголь не помогает даже забыться. — Немного остается, совсем немного, — Хенрик стоит на пустынном берегу, высматривая что-то вдали. Будто пытается вглядеться в будущее и высмотреть исход кампании предельно четко. — Помнишь, я говорил, что построю город на берегу, очень красивый город? - Брагинский знает, что будущая столица строится на костях, но не может ничего изменить. И поэтому остается только смотреть на красоту упрямого сопротивления природе и чужой воле. Когда война кончается, Дания получает контрибуции и возможность сбора пошлины со шведских судов, проходящих через Зундов пролив, выходя из войны раньше. Когда война кончается, Россия объявляет себя империей и переносит столицу к морю, зная, что ничего нельзя получить даром и что расплатиться за это ему еще предстоит. Договора и бумаги шелестят раскатом волн, пока новый флот стремительно гниет. А над головой так и остается серое равнодушное небо.