Грот

В квартире Рей всюду расставлены ароматические палочки. Она тушит их, просто прижав тлеющее дерево пальцами, и зажигает – свечи, аромалампы, кадильницы. Запах благовоний висит в воздухе душным облаком. Усаги вдыхает его – и ей кажется, будто очутилась в одной из лавочек, где торгуют восточной спецификой вроде нецкэ и китайских фонариков, чаш из Тибета и эзотерической литературы; где у продавцов неестественно расширенные зрачки, а у продавщиц – тихие голоса и нефритовые жабы за спиной. Зачастую Рей забывает гасить свои свечи и палочки, и тогда на замысловатых подсвечниках остается копоть или потеки сладко пахнущего воска; Усаги отчищает их при помощи посудного скребка, берет кухонное полотенце и долго-долго полирует глазурованную поверхность аромокурительниц, пока Рей пропадает на своих бесчисленных собраниях. Она приносит с этих собраний ламинированные листы бумаги, глянцевые журналы и распечатки, пахнущие свежей типографией; Усаги пытается дотянуться до Рей сквозь ворох макулатуры, дотронуться до хрупкого белого запястья, убедиться, что Рей еще здесь… Вместо этого она получает новую колоду Таро и равнодушный взгляд прекрасной Аматэрасу с плаката. А потом Рей усаживается за ноутбук и что-то увлеченно печатает; с кем-то переписывается, догадывается Усаги. Ноги Рей скрещены; она сидит в позе лотоса, время от времени хмыкает и почти музыкально стучит по клавиатуре тонкими сильными пальцами. У Рей необыкновенная выдержка и взрывоопасный характер; Рей называет себя мико, и, наверное, она действительно мико – синстоисткая жрица, которая исполняет ритуальные танцы и изгоняет злых духов при помощи таинственных печатей. Усаги более чем уверена, что где-то среди бесчисленных буклетов и брошюр Рей притаились о-фуда, прямоугольные бумажки с начертанными на них загадочными заклинаниями; вот только плясать Рей не спешит. Прячет свою силу, как солнце в гроте; изматывает себя этими постоянными собраниями… Усаги вздыхает. Она не имеет никакого права осуждать Рей или указывать ей, что делать. В конце концов, кто она для мико?.. - Куда собралась, Амэ-но-Удзумэ*? – Рей перехватывает Усаги уже в прихожей, когда та натягивает длинные лакированные сапоги, одновременно пытаясь застегнуть бежевое пальто; от неожиданного оклика Усаги вздрагивает и чуть не падает, в последний миг ухватившись за косяк. Рей смотрит насмешливо; Усаги отводит взгляд от ее лица – и тут же натыкается им на длинные, стройные ноги. Обычно Рей носит на свои собрания длинные, свободные юбки; Усаги настолько привыкла к ним, что забыла – у Рей ведь есть и другая одежда. Такая, как сейчас; складки, складки, неподатливые оборки; почти школьная форма, и подол – много выше колена. - Эти... собрания, - неуверенно говорит Усаги. – Может... Ты так давно не была на занятиях, Рей. - Ты всегда сможешь приходить ко мне, - обещает Рей, чуть отставляя ногу; Усаги с усилием отрывает взгляд от округлого колена. – Даже если меня выгонят из университета за непосещаемость. Или, - Рей хмурится – будто темное облако омрачает чело величественной Аматэрасу, - ты приходишь только для того, чтобы напомнить о моем скором отчислении? - К... конечно нет, Рей, - запинается Усаги. – Я просто волнуюсь за тебя. - Сдается мне, ты неискренна, Амэ-но-Удзумэ, - Рей продолжает хмуриться, а Усаги думает – она слишком красива, чтобы быть живой. Больше похожа на куклу; собрания, собрания, страсть к вещам, ворох бумаги, оставляющей тонкие порезы на нежных руках... Рей потеряна для мира. - Не называй меня так, - просит Усаги. – Я не «сильная» и не лунная фея. Была бы такой... Она запинается. Рей приподнимает подбородок; на щеки падает тень от черных ресниц, тонкие губы чуть приоткрываются – Усаги упорно кажется, что на вкус они как вишневый сок. Терпко, и кисло, но лишь вначале; стоит лишь распробовать... - Ты такая, - говорит Рей. В ее темных глазах появляется странное чувство; возможно, грусть? – Только я – не Аматэрасу. Ты никогда не станцуешь... для меня. Это я должна танцевать – я, простая мико. Рей отворачивается; бросает через плечо: - Можешь больше не приходить. - Но ведь я люблю тебя, Рей, - вырывается у Усаги. Рей застывает, будто демон, остановленный о-фуда в руке мико, и мгновением позже говорит – странным, срывающимся, будто не своим голосом: - А теперь скажи, как ты меня любишь. - Я… ну… - Усаги запоздало прикрывает рот рукой – глупая, глупая, нельзя было этого говорить! Мнется в прихожей, снова чуть не падает, запнувшись о до конца не натянутые красные сапоги; отчаянно выпутывается из них – это дело жизни и смерти, Рей, Рей, моя Рей… Неужели и я для тебя что-то значу? – Я не могу, мне… - Я помогу, - обещает Рей, оказавшись вдруг на расстоянии вытянутой руки. Она высокая, стройная, яркая; обжигает. И губы ее – точь-в-точь такие, какими Усаги их себе представляла, только еще с легким привкусом солнца. - Вот так? – спрашивает Рей, слегка отстраняясь. – Или иначе? Внезапно Усаги понимает, какое чувство было в глазах Рей – то же, что сейчас застыло на их темном, глубоком дне. Имя ему – обреченность; Рей уже ни на что не надеется. Отсюда – заброшенный университет, странные собрания, груды жестокой бумаги, общение по Интернету, заменившее позабытых друзей из плоти и крови, и множество душных ароматов вместо свежего ночного воздуха. Единственная связь с реальностью – Усаги; но она же… - Я не поняла, - признается Усаги, обнимая Рей за талию и привлекая ее к себе. Зарыться пальцами в длинные шелковые волосы; у тебя – черные как ночь, у меня – цвета золотой луны… Рей. – Не поняла, что ты тоже… любишь меня не только как подругу. Если бы я знала… - Пфф, - прерывает Рей, - да я терпеть тебя не могу. И впивается в губы Усаги новым, гораздо более откровенным поцелуем. В глазах Рей больше нет безнадежности; эта именно та Рей, которую Усаги всегда знала. Всегда любила. Завтра они вместе опоздают на занятия – придут к третьей паре, чуть пошатывающиеся и заразительно смеющиеся из-за каждой мелочи, будто пьяные. Завтра они будут поедать друг друга взглядом – так, что это просто не смогут не заметить их общие друзья, и не избежать им многочисленных шутливых поздравлений. Завтра Рей впервые пропустит свои собрания и отправит в мусоропровод все лишнее – одежду, прячущую ее сущность, ограничивающую движения, и кипу ненужной макулатуры, и прочая, прочая… Вот только о-фуда она оставит – как знать, вдруг пригодятся. Завтра Рей скажет Усаги: «Что, выманила-таки Аматэрасу из грота? Теперь так легко не отвяжешься, Амэ-но-Удзумэ!» И жизнь Усаги из просто суматошной превратится в невероятно суматошную… невероятно счастливую. Но это все будет завтра. А до тех пор – ночь принадлежит тем, кто любит. *Амэ-но Удзумэ ("сильная", в некоторых источниках упоминается также как фея луны) – синтоистская богиня счастья, радости, танцев и театра. Известен миф о ее одержимом танце на перевернутом чане у входа в убежище богини солнца Аматэрасу, которая укрылась в гроте, оставив мир во мраке. По легенде, достигнув в танце экстаза, Амэ-но-Удзумэ сбросила свои одежды, и наблюдавшие за ней боги начали смеяться. Удивленная Аматэрасу выглянула из грота. Существуют разные версии дальнейших событий, но по всем богиня солнца возвращается на землю и именно Амэ-но-Удзумэ играет в этом возвращении главную роль.