Ее посттравматический синдром, или «За все хорошее, Сара!»

Три часа ночи, а сна по-прежнему ни в одном глазу. Откинув теплое одеяло, она набрасывает на плечи махровый халат и не торопясь спускается в кухню. Привычным, отлаженным движеньем щелкает кнопочкой пульта, и пластиковые дверцы домашнего бара гостеприимно разъезжаются перед ней. «Каберне Совиньон», сладкое мускатное, а может, подарочный «Хеннесси Ричард»? Не глядя, она нашаривает на барной стойке широкий винный бокал. До самых краев, до стершихся линий позолоченного ободка, плещет из бутылки темно-вишневое, кисловато пахнущее снотворное, успокоительное, проверенное временем универсальное средство от всех бытовых невзгод и жизненных неурядиц... Вчерашний визит к психотерапевту так ничего и не изменил. Впрочем, этого следовало ожидать – один сеанс, увы, погоды не делает, лечение посттравматического синдрома – процесс муторный и долгий, а сейчас ей нужно просто взять себя в руки и… Стерильно-белые стены тюремного лазарета. Холодный, ослепительно яркий свет потолочных плафонов, искусственно-солнечными бликами в расколотых склянках, усеивающих собою кафельные квадратики пола. Запах крови и нашатыря. Беспомощность и безнадега. - Так что там у нас насчет внепланового медосмотра, док? - вальяжно-неторопливой, расслабленно-вихляющей походкой он приближается к ней, и битое стекло хрустит под рифлеными подошвами его тюремных ботинок, - Это, знаете ли, форменное свинство с вашей стороны – вести себя подобным образом. Клятва Гиппократа, и все такое прочее… Глубокие, бритвенно-узкие порезы, багрово-алыми отметинами на острых скулах, нещадно кровят, и бледное, худое лицо его - лицо киношного Джокера, потеки красного грима на выбеленных пудрой щеках и неизменно застывшая улыбка. «Я – зверь из кошмаров домохозяек, Я – брошенный шут карнавальных эпох…»* Ти-Бэг, Теодор Бэгвелл, заключенный-пожизненник, организатор крупнейшего тюремного бунта в истории Фокс Ривер и ее непрекращающийся кошмар. Еще пару месяцев подобного – и на карьере медика ей можно смело ставить крест. В Women's Aid Clinic, маленькой частной клинике, куда ее спешно пристроил отец после того, как… черт, после увольнения по собственному желанию из Фокс Ривер, «Мы сожалеем, что так вышло, мисс Танкреди, но ваш контракт… он, кажется, предполагал подобные риски, не так ли?», в самом что ни на есть дружелюбно настроенном коллективе ее только терпят, терпят из уважения к отцу – ее бесконечные прогулы, ее приглушенное таблетками винно-коньячное амбре на утренней перекличке, ее… - Флэшбэки, – она залпом осушает бокал. – Гребаные флэшбэки, от которых мне никак не избавиться. Они приходят к ней в любое время дня и ночи, они накатывают посреди рабочей смены, когда со шприцом в руке «Мисс, не волнуйтесь, это совсем не больно!» она склоняется над очередной пациенткой, они заставляют ее просыпаться от собственного крика на потом пропитанных простынях. Ее флэшбэки-воспоминания, гребаные неподдающиеся флэшбэки. - Боишься, док? И правильно делаешь, что боишься! Стальной хирургический скальпель в ее ладони чуть тяжелее столового ножа, и ей еще не приходилось убивать, но если понадобится – наотмашь через шею, под нижнюю челюсть, до самой сонной артерии, так, чтобы сразу и наверняка. Мразь, подонок, недочеловек. Нет, не она, это он, он боится ее, забившуюся в угол, точно крыса, топчется на месте, не решаясь подойти, опасливо косится на «заточку» из нержавеющей стали. Мелкие бисеринки пота под нижней губой – он слизывает их по-ящеричьи проворным движеньем. Шаг в сторону, картинно расширенные глаза: - Док, сзади! Она машинально оборачивается, и этих упущенных секунд ему хватает с лихвою… «И если в этом мире не дано Нам расковать последнее звено – Пусть смерть приходит, я зову любую…»** Три рюмки «Хеннесси» подряд, одна за другой, обжигающая гортань крепость коньячного спирта. «Все, хватит. На сегодня – все. И, ради христа, оставьте меня в покое!» - она нетерпеливо машет рукой, точно разгоняя невидимую мошкару, свои картинки-воспоминанья, вспыхивающие в голове ярким мозаичным калейдоскопом, свое отчаянно-беспомощное «за что?» «За все хорошее, док. За то, что дежурила рядом с ним, не позволяла истечь кровью, когда его, избитого до полусмерти, волоком тащили ко мне в лазарет. За ювелирно наложенные швы, за обезболивающее по первому требованию. За то, что «утку» за ним выносила... Вот она, Тэд, твоя благодарность!» Напиться и забыться. Напиться и сдохнуть. - Если б я знала… что ты… поступишь так со мною, - из-за разбитой губы ей трудно говорить, но… какого черта она должна сейчас молчать перед ним? Чего ей теперь опасаться? – я бы тебе тогда… капельницу с воздухом…прогнала… вместо лекарства. Загнулся бы… от воздушной… эмболии. - Вот как? – а он ничуть не рассержен и даже не смущен. Смеется, обнажая прокуренные потемневшие зубы, присаживается к ней на кушетку, точно заботливый медбрат. – А ты что, ждала от меня чего-то другого? Напрасно. À la guerre comme à la guerre. На войне как на войне, Сара. «Столетняя война закончилась вничью, Потери с двух сторон равны до сотой доли…»*** Она не произносит больше ни слова, уходит в какую-то глухую, сонную апатию, грезит о залитых солнцем лугах и радуге в семь цветов через реку, спасается в волшебно-сказочных виденьях, не видит, не слышит и не чувствует – ни обжигающего скальпельного лезвия, выписывающего на животе кровавые узоры, ни ноющей боли в запястьях, немилосердно стянутых резиновыми жгутами, ни криков из-за дверей лазарета, ни треска автоматных очередей спешно подавляемого бунта фокс-риверских сидельцев. Ей все равно. Ей все безразлично. Ей все до чертиков. - Как там сказано у царя Соломона – «И это пройдет»… Ан нет, не проходит, болит и болит, и вряд ли когда-нибудь зарубцуется, – пошатываясь, она поднимается со стула, небрежным движеньем смахивает в мойку недопитый бокал. – Наверное, мне следует быть благодарной, за то, что жизнь ты мне все-таки сохранил… Но… я не стану благодарить тебя за это, Тэдди. Не стану... …За окнами неумолимо светает. На комнатных часах без пяти восемь. Пора собираться на работу. Да нет, какая, в сущности, работа в ее теперешнем состоянии. Обождут. Перебьются. Позвонит завклиникой после обеда и извинится за вынужденный прогул. …Спать, наконец-то спать. Впервые за двое суток. И, по возможности, без флэшбэков. ________________________________________________________________________ * из стихотворения Ольги Скарр «Primus inter pares» ** строки из стихотворения Николая Гумилева «Я конквистадор в панцире железном» *** стихотворение Светланы Ширанковой «Отражение»