Birdie

Юкино Агрии не нравятся душные, пространные речи, негласные законы. Не нравится холодная скользкая белая ткань накидки и те, кто толкает вбок. Не нравится оставаться в зале, чувствуя себя чужой, но она не уходит. Юкино Агрия смотрит поверх чужих голов настолько, насколько это вообще возможно. Перед ней женщина, мудрая не по годам, и отделенная невидимой стеной от каждого в гильдии. Минерва — дочь мастера, и все, что можно сказать о ней по первому взгляду — самое точное: снисходительно-равнодушный взгляд, обволакивающий голос и размеренная речь из полузабытых слов. И легкий шлейф из запахов миндаля и чайного дерева. Стинг стоит в первых рядах, смотрит снизу вверх, слушает почтительно. От пристального взгляда не укроются следы удушья и красной помады, но у Юкино никогда не возникало желания внимательно на него смотреть. Стинг расхаживает по гильдии хозяйски, будто не понимает, что мнимая благосклонность — ни что иное, как развлечение и вальяжное равнодушие. И как только он заиграется в нового короля, перчатки из змеиной кожи сожмут его шею и не отпустят живым. Если и сравнивать Минерву, то со змеей, медленно обвивающей жертву кольцами, не давая вырваться, заглатывая целиком. Минерва пьет дорогой алкоголь размеренно и аккуратно, не пьянея и не позволяя себе лишнего, не позволяя никому и ничему овладеть собой неконтролируемо и безраздельно. Как только захочет, она вольна уйти, не будучи осуждаемой никем. Юкино боится сделать даже маленький неуклюжий шаг в сторону выхода. Минерва говорит, и противостоять ее словам кажется бессмысленным занятием. Она повторяет знакомое каждому: — Проигравший — значит слабый, — и добавляет без тени жалости, — а слабые подрывают наш авторитет. И ей аплодируют, только бы не навлечь на себя гнев той, что названа в честь одной из забытых богинь. Богини мудрости. Потом, конечно, слово предоставляется мастеру гильдии, и ее отцу. Но его слова и мнения не имеют действительной силы. И напускное величие — фикция, и должность — ненужная дань якобы уважения, сохраненная исходя из ее собственных, никому более не известных, на то причин. Грядет открытие Магических Игр.

***

Юкино сидит, поджав ноги. Ей нравятся мягкие подушки, дружеские улыбки, легкие платья из грубой ткани. Нравятся высокие перистые облака, в которых, кажется, можно утонуть. Нравятся тихие, застывшие в вечной прохладе, парки, и крылья, которых у нее нет. И которых не было у сестры, несмотря на одежду из бесчисленных перьев. Но сестра исчезла, когда рядом не было никого сильного, чтобы спасти ее. А стать хоть кому-нибудь полезной Юкино не удалось даже зажав себя во всевозможные тиски, заковав в кандалы, заставив держаться как можно более утонченно. Но ужас перед темной и необузданной силой вряд ли отступит теперь. Юкино пугает многое, но вряд ли что из того сравнится с неопределенностью. Минерва уходит перед самыми играми, не сказав ни слова. Юкино не знает, почему она вообще что-то доверила своему отцу. И не знает, почему выбор пал на нее. В «Саблезубом Тигре» нет слабых, но это никогда не значило, что все равны. А уверенные победы никогда не значили, можно идти на едва ли оправданные риски. Юкино Агрия боится разочаровать настолько, что ждет возвращения Минервы все оставшиеся дни. Ждет, едва ли не больше, чем ее ручной парнишка, предпочитающий делать вид, что никакой Юкино не существует. Больше, чем публика свою любимицу. Вот только из зала гильдии без остатка выветрился ее шлейф из чайного дерева и миндаля. Мерный цокот ее каблуков не слышится, черные перчатки из чешуи, не покрывают руки, что перерезали бы горло любому без послаблений и колебаний. Юкино ждет замены до последнего дня. Минерва же не приходит.

***

Юкино знает, что никакие авантюры теперь не пройдут гладко, что она сорвется, что запятнает позором свое имя. Второй день игр Минервы нет. Второй день игр июльское солнце обжигает кожу, и никакая накидка из грубой ткани положения не спасает совсем. Но капли пота на лице не столько от жары, сколько от волнения. — Юкино Агрия из «Саблезубого тигра» против Кагуры Миказучи из «Башмачка русалки», — голос ведущего до бессердечия весело зачитывает приговор. Юкино срывается: «Я тоже заключу пари». И эти слова уже нельзя повернуть назад, а против нее самой — запросто. Стинг смеется, — Здесь нет никаких друзей. Тем более — у тебя. Он отворачивается, а потом быстро уходит, будто вспомнив, что Минерва учила не задерживаться подле недостойных. Ее отсутствие кажется невыносимо длинным, в том числе и ему, потому что неограниченная власть сводит старика-мастера с ума. И еще, потому что Стинг боится и сам однажды оказаться в уязвимом положении и роли жертвы тем, кто жаждет везде и всегда найти виновного, а это неминуемо, вот почему большинству членов гильдии нет и двадцати. Юкино нечего возразить: страх — это естественное состояние едва ли не каждого «Саблезубого». И по мере опустения трибун, этот страх выливается в настоящий ужас, не дающий пошевелиться. Юкино знает: Стингу еще можно простить поражение, но не ей. Но никогда — ей. Больше всего сейчас хочется избавиться от добровольного заточения в рамках собственной нерешительности и улететь. Но у Юкино Агрии нет крыльев.

***

Минерва приходит поздно. Слишком поздно, чтобы вернуть все назад, вернуть Юкино, которую никогда не воспринимала всерьез и на которую не рассчитывала ни разу в жизни. Но тот, кто бесполезен, едва ли достоин даже напоминаний о себе. Юкино ушла раньше не по своей воле и далеко не по собственной вине. Другое дело, что в прежней гильдии не принято выслушивать и доказывать, признавать ошибки и платить компенсации за полученные травмы. И у запутавшихся в клетке из золота и презрения пташек с подпиленными крыльями мутится в глазах. Поэтому на ногах заклинательницы духов — тяжелые ботинки, на плечах — тысячи новых обязательств, заставляющих самозабвенно скрыться в их рутине, в руках макулатура, рассыпанная легким ветерком, на теле — грузная форма, пропитанная потом. Ничего не меняется, и в армии положения так же не прочно, как в гильдии, и на столе остается недопитый кислый яблочный сок, и крыльев по-прежнему нет, и нет других умений, кроме как подчиняться беспрекословно. Кроме как подчиняться тому, кто сильнее. Юкино до сих пор вспоминает, как дочь мастера остановила взгляд на ней, пусть и длилось то всего мгновение, Минерва же не застанет даже пустующей кровати, в которой Юкино тряслась и смотрела на рассыпанные по небу мерцающие крошки звезд. Юкино некуда идти за свободой, и она оказывается в рядах королевской стражи — там, где субординация и дисциплина в не меньшем почете. И теперь, когда она оставила прошлую клетку, смотреть в нее по-прежнему тяжело: Минерва сжимает руки в кулаки, выпускает когти, отсчитывает холодно и резко поражения. А потом и вовсе прибегает к крайним мерам — Стинг ходит подавленный, только вот террор уже не столь эффективен, если нечем заменить убийцу драконов в гильдии. Юкино в сущности не должно быть дела до этого всего — королевство в опасности, исходящей от самых настоящих драконов. Но воспоминания о прошлом никогда не бывают правдивы, и связь с гильдией — призрачная, невидимая, ненужная — заставляет каждое утро жадно вчитываться в страницы газет, считая поражения. Чужие поражения, на которые она не может повлиять.

***

Юкино не любит душных залов, пустой болтовни, неприятных встреч. Не любит алкоголь, крики, платья с декольте, ощущение собственной беспомощности. — Ну, брось, тебе очень идет! — твердят в один голос. И клетка закрывается с силой, не желая отпустить чудом оказавшуюся внутри птичку, так и не научившуюся отстаивать право на другую жизнь. Юкино щебечет тихо: «Пожалуй, вы правы, спасибо» — никто не знает птичий язык. Юкино чувствует, что выходить в зал нельзя. Что она опять сделает выбор неправильно или не сама. Что хочет остаться с подушками из мягких перьев и кислым соком. Но кто-то толкает в спину. — Возвращайся в нашу гильдию! Мы плохо с тобой поступили... прости нас, — Стинг смотрит виновато. Минерва ушла, не оставив после себя ничего: ни записок, ни проклятий, ни забытых в спешке вещей. Но оставив неоправданные надежды и ненависть: теперь в гильдии все будет не так, только бы не осталось старого духа, следов Минервы, ее имени в документах. Стинг не умеет выражать свои чувства, но это не мешает ему разрушать. Даже если прежние порядки и сделали из него хорошего бойца. Юкино соглашается, и на глазах выступают слезы, на лбу — испарина. Она уверена, Стинг мало что о ней помнит, кроме всепоглощающего позора. Но это Минерву: холодную и своенравную Минерву не спутаешь ни с кем, а ее — девочку в накидке из перьев, так и не сумевшую избавиться от проклятия собственной магии и лица, не отличающегося от сотен других милых лиц, слишком легко спутать с кем-то другим. Юкино не обманывается, зная, что дружба — всего лишь заманчивый девиз, пока новый мастер не осознал в полной мере своей власти. - Это теперь мой дом... я счастлива вернуться к вам,- у Юкино Агрии нет крыльев, но есть привычки.