С именем и во имя

Остаток дня Лея и Тоширо провели, гуляя по городу, перекусили в кафе, накупили сувениров. Весь следующий день они отсыпались и практически не вылезали из постели. Лея между делом поинтересовалась, как обстоят дела с ее документами, и Сугивара ответил, что он звонил, узнавал - они еще не готовы. А когда Лея обеспокоенно спросила, не будет ли у нее проблем, если виза закончилась, Сугивара успокоил ее тем, что поскольку Лея являлась важным свидетелем по уголовному делу, он имеет право держать ее здесь, пока длится следствие. И даже если оно уже закончено, то об этом никому знать необязательно, и потом он просто оформит необходимый документ тем числом, которое будет нужно. Лея в очередной раз позвонила на работу, и поскольку там были в курсе ее проблем, то с пониманием отнеслись к ее вынужденной задержке. Благо, обычно с начала лета в оперных театрах жизнь замирает, либо труппы отправляются на гастроли, а новый сезон начинается осенью. В состоянии какой-то безумной эйфории Лее вообще ни о чем не хотелось думать, кроме того, что она сейчас беспредельно и совершенно беспечно счастлива с Тоширо. Мысли о том, что будет дальше, Лея старалась от себя отгонять. Задумываться об этом было немножко пугающе. Еще несколько дней Лея и Сугивара провели в прогулках по городу, у моря, в старых кварталах. Они обедали в ресторанчиках, бродили до темноты, держась за руки. Сугивара катал ее на мотоцикле вдоль побережья и в горы, к вулкану Эсан. Однажды утром они отправились на знаменитый утренний рыбный рынок Аса-ичи, набрали морепродуктов и полдня колдовали над ними на кухне, а потом до самого вечера наслаждались деликатесами на открытой веранде дома под хорошее саке. А ночами в маленьком домике Сугивары они упоенно отдавались друг другу почти до рассвета. Один день они посвятили поездке на горячие источники, сняв отдельную купальню, и Лея впервые попробовала, что это такое. За эти безоблачные, беспечные, полные легкости и радости дни она вдруг обнаружила, что никогда в жизни не пробовала столько различных способов и мест, где и как можно заниматься любовью, как дома, так и вне его. И дело было даже не в том, что Сугивара был опытным и искушенным любовником с хорошей фантазией, а в том, что их постоянно тянуло друг к другу с бешеной силой, и порой было достаточно лишь одного взгляда друг на друга, чтобы желание полыхнуло. Поэтому при каждом удобном случае они набрасывались друг на друга, будто не занимались сексом по меньшей мере лет десять. В один из дней Лея и Тоширо снова отправились в старый квартал Мотомачи, наслаждаясь разнообразием архитектурных стилей Японии и Европы. Прошлись мимо католического, православного и епископального соборов, мимо старинных консульств, мимо Кукокай-до - Старого Общественного Зала, где раньше размещалось правительство Хакодате. Затем пешком взобрались к монументу Хеккецхи и уже вместе почтили память защитников Хакодате, а после поднялись по канатной дороге к самому пику. На город опустилась ночь. Прямо под Леей раскинулся восхитительный вид - сияющий огнями город, сверкающее в лунном свете бескрайнее море, отраженные в нем портовые прожектора и огоньки ближайших построек, огромная, красиво освещенная пятиконечная звезда Горёкаку и великолепная полная луна, бледно-желтая, пористая, бархатистая, как крыло бабочки. - Я поклялась себе, что когда все закончится, я обязательно вернусь сюда, на эту гору, чтобы снова увидеть, как сверкает ночной город, - сказала Лея Сугиваре, стоявшему за спиной и обнимавшему ее сзади, сцепив руки в замок у нее на животе. - Тебе нравится здесь? - спросил вдруг Сугивара, устроившийся подбородком на ее плече. - Очень. Хакодате, может быть, не такой современный и холеный, как Токио, и не такой воздушный и яркий, как старый Киото. Он совсем не похож на древнюю Камакуру и Нару, он суровый и холодный, но он прекрасен. Особенно сейчас, когда распустились сакуры. Когда я только приехала, всего этого великолепия еще не было. - Ты бы хотела здесь жить? - снова спросил Сугивара. - Думаю, да. Для меня Япония стала родной. Я чувствую себя здесь дома. Наверное, это неудивительно, если я сердцем помню то, что помнила и любила Каэде, - ответила Лея. Сугивара замолчал, и Лея тоже безмолвно смотрела вниз, любуясь. - Послушай… - внезапно нарушил молчание Сугивара и замялся, смутившись. - М-м? - обернулась к нему Лея. - Помнишь, мы забирали твои вещи из гостиницы? Я тогда сказал, что было бы неплохо как-нибудь снять этот номер и заняться любовью на той кровати у стеклянной стены. - Хм, еще бы. Я еще тогда подумала, что ты бессовестный ловелас, - хихикнула Лея. Сугивара внезапно покраснел, Лея различила заигравший на его скулах румянец даже в темноте. - Ну… Неправда, - буркнул он. Лея снова захихикала: - И с кем ты тогда планировал снять этот номер? - Ни с кем. Это было абстрактное желание, - еще больше зарделся Сугивара. - Да неужели? - продолжала дразнить его Лея. Сугивара сжал руки вокруг нее сильнее и решительно проговорил: - Я хотел его снять с тобой, и ни с кем больше. Только тогда я был уверен, что это невозможно. Поэтому желание было чисто теоретическим. Просто мечта вслух. Поедем туда сейчас? Лея развернулась к нему всем телом, зацепила пальцы за петли для ремня на его джинсах, медленно подняла к нему лицо и встретилась взглядом с его серьезными глазами. - Как скажешь. Куда скажешь. С тобой - куда угодно, - проговорила она. Сугивара улыбнулся в ответ мягкой улыбкой. - Не замерзла? Ты так легко одета, а ночи еще прохладные, тем более тут, на самом верху, на ветру. Он снял с себя рубашку, накинул ее Лее на плечи, оставшись в майке с коротким рукавом, обнял ее под спину и повел к фуникулеру. Когда они оставили машину на парковке отеля и направились к входу, Лея забеспокоилась: - Тоши, ведь уже поздно, а у них заселение в первой половине дня. Это же не лав-отель, они могут отказать сдать номер на ночь… - Милая, ты же знаешь, как хорошо я умею убеждать людей, - лучезарно ухмыльнулся Сугивара, и Лея рассмеялась. О чем она вообще беспокоится рядом с этим мужчиной?! Это же Сугивара Тоширо, джунса-бучо убойного отдела Управления полиции Хакодате, человек, которого знает в этом городе каждая собака и в котором живет дух Хиджикаты Тошизо. Он упрямо идет к цели, крушит или хитроумно обходит препятствия и всегда добивается того, чего хочет. Номер им дали с условием, что он будет оплачен за полные сутки, и у Сугивары не было никакого желания спорить. Лея и Тоширо вошли в лифт, и когда двери с мягким звоном сошлись, Сугивара прижал Лею к зеркальной стене так, что лифт заходил ходуном. - Тоши! - воскликнула Лея, рассмеявшись от его напора. - Ты не можешь потерпеть до номера? - Не хочу, - безмятежно сообщил Сугивара и впился в ее губы. Разорвал поцелуй он только тогда, когда лифт остановился на последнем этаже, и двери плавно разъехались в стороны. - Ты прямо какой-то сексуальный агрессор! - хихикнула Лея, едва отдышавшись. - Это ты виновата! Нельзя быть такой соблазнительной. Я, практически стиснув зубы, терпел все те две недели рядом с тобой, запрещая себе даже думать о том, что я хочу. - А каково было мне? - хитро прищурилась Лея. - Мне было хуже, - возразил Сугивара, отпирая дверь номера и втаскивая Лею внутрь. Она не нашлась, что ответить, испытывая бесконечное счастье от его слов, его интонаций, его взглядов и прикосновений. Сугивара лягнул дверь, закрывая ее со звонким хлопком, но, вопреки его яростному нападению в лифте, сейчас он притянул к себе Лею и начал целовать мягко, нежно. Поцелуи были неспешными, долгими, глубокими и чувственными. Его горячие ладони ласкали, гладили, то едва касаясь, то мягко сжимая. Но с каждым мгновением его губы и руки становились все настойчивее, все требовательнее, дыхание стало тяжелым, а взгляд затуманенным. От этих прикосновений Лея забывала все на свете, кто она, где, она даже дышала через раз. Взгляд Сугивары, полный обожания и жажды обладания, сводил ее с ума. Его поцелуи заставляли гореть и хотеть его с не меньшей страстью, а прикосновения его сильных, но таких ласковых рук вызывали лишь желание дарить полные нежности и страсти ласки в ответ. Сугивара медленно снял с Леи свою рубашку, подхватил ее и осторожно посадил на высокий длинный стол-стойку вдоль одной из стеклянных стен напротив большой кровати. Лаская ее ноги, Сугивара поднял длинный подол ее сарафанчика и склонился, целуя колени. Он снял с Леи туфли, как с королевы, а потом медленно начал расстегивать маленькие перламутровые пуговки-ракушки спереди, мягко касаясь губами ее лица, шеи и плеч. Лея, запустив пальцы в его волосы, прикрыла от удовольствия глаза, а за ее спиной, за стеклом, раскинулся ночной город. Пошел дождь, и в стекающих по стеклу дорожках воды огни Хакодате казались россыпью бриллиантов сказочной сокровищницы. Лея, наслаждаясь ласками самого драгоценного мужчины на свете, будто парила над городом, и эта переливающаяся и сияющая сокровищница вся была рассыпана у ее ног. Сугивара справился с множеством мелких пуговок по всей длине ее сарафана, сдвинул тонкую ткань с плеч, и она соскользнула на стол. Целуя ключицы и шею Леи, чтобы не возиться с застежкой лифчика, Сугивара просто потянул его вверх. Лея рассмеялась и послушно подняла руки, позволяя ему делать что угодно. Кружевной бюстгальтер полетел на спинку высокого барного стула. Сугивара стащил с себя футболку, бросив ее в компанию к лифчику, и Лея потянулась к Тоши, огладила его обнаженные плечи, грудь, скользнула пальцами по конвульсивно дрогнувшему животу и начала медленно расстегивать пуговицу и молнию на его джинсах, нарочно, но якобы случайно прикасаясь к напряженному члену. Выражение лица Сугивары стало совершенно бессмысленным, но ужасно сосредоточенным. Он даже дыхание задержал, и Лея потянулась к нему за поцелуем, одновременно с этим сдвигая его джинсы и белье вниз. Когда ее пальцы сомкнулись на крепко стоящем члене, Сугивара дернулся и охнул. Лея медленно и нежно провела рукой верх и вниз, Сугивара зажмурился и, схватив ее руку, сжал, останавливая. - Подожди, - едва не взмолился он. - У меня с тобой башню сносит… Не дразни меня… Я не хочу слишком быстро… Лея разжала руку, улыбаясь довольной лисьей улыбкой. Сугивара запустил пальцы в ее волосы, вынимая из пучка две длинные шпильки-канзаши, которые он купил для нее в сувенирной лавке в Горёкаку, и локоны рассыпались по ее спине, упали на лицо и плечи. - Кицуне, настоящая кицуне, - выдохнул Сугивара. Он подхватил Лею на руки, разворачиваясь к кровати. Сарафанчик соскользнул со стола шелковым ручейком. Сугивара осторожно положил Лею на кровать, кое-как стянул с себя штаны, нетерпеливо отбрыкнул их ногой в сторону, навис над ней, глядя сумасшедшим взглядом в ее глаза, и прошептал: - А когда обычный человек имеет неосторожность влюбиться в кицуне, ему приходится потом за это дорого заплатить… - Разве бы Хиджиката испугался полюбить хоть саму кицуне? - все так же хитро улыбаясь, спросила Лея, обвивая его шею руками. - Он и сам был демоном… - Так ведь и я не боюсь… - ответил Сугивара и накрыл ее губы горячим поцелуем, подминая под себя. И город за стеклянной стеной плыл под ними, умытый дождем, сверкая и искрясь, мерцая бликами в такт движению, и дышал с ними в унисон морским ветром, и шептал так же бессвязно и жарко ударяющимися о пирс волнами. А потом Лея и Тоширо лежали, обнявшись, смотрели, как на потолке отражаются огни, и слушали шелест дождя. - Курить хочется, сил моих нет, - пробормотал Сугивара. - Ага, - согласилась Лея. Сугивара лениво сполз с кровати, поднял валяющиеся на полу джинсы, достал из кармана сигареты и свою тяжелую стальную зажигалку, подошел к столику, задумчиво посмотрел через стекло вниз, потом легко опершись ладонями, по-кошачьи подтянулся наверх, уселся на стол голой задницей и с откровенным удовольствием прикурил. - Классный вид отсюда, - сказал он. - Иди ко мне. Только рубашку мою накинь, прохладно у окна, простынешь. - А ты? - спросила Лея, выбираясь из скомканной постели. - Да мне-то что будет? - улыбнулся Сугивара, любуясь ее телом в распахнутой рубашке. Лея подошла к нему и с сомнением оглядела высокий стол, который был ей чуть ниже груди. Неуклюже карабкаться на него почти в голом виде перед любимым мужчиной показалось ей совсем не эстетичным. - Иди сюда, - Сугивара сунул сигарету в рот, зажал ее зубами, прищурив один глаз от дыма, и протянул к Лее руки. Она подошла ближе, и Сугивара, взяв ее за талию, легко поднял и усадил рядом. Она вытянула из пачки сигарету, Сугивара поднес ей зажигалку, лязгнул крышкой, закрывая, небрежно положил рядом. Лея затянулась и поерзала - прохладная столешница холодила голые ягодицы. Сугивара сидел, откинувшись спиной на угловую бетонную опорную колонну, свесив одну ногу со стола, а вторую согнув в колене, и никакого неудобства или стеснения своей наготы, казалось, совершенно не испытывал. - Ну-ка, - сказал Сугивара и внезапно подгреб Лею к себе, как кошку, устроив между своих ног и принуждая откинуться спиной ему на грудь и живот, и обхватил руками. - Вот так, теперь не замерзнешь. Они так и сидели, покуривая, в тишине, обнаженные и первозданные, на высоте девятого этажа над городом, с которым их разделяло лишь только стекло. - Рея… - вдруг проговорил Сугивара, выпуская дым. - Что с нами будет дальше? - М-м? - недоуменно вздернула брови Лея. Но вдруг она поняла, что он имел в виду. Сердце екнуло. Лея ждала этого вопроса. Ждала и боялась. Или же рано или поздно ей самой пришлось бы его задать Тоширо. - Я не хочу тебя терять, - тихо сказал тот. - Я тоже не хочу тебя терять, Тоши, - ответила Лея, обхватив руки Сугивары, обнимавшие ее сзади. Все то, что Лея беспечно гнала от себя и о чем старалась не думать, навалилось вдруг своей тяжестью. Настало время посмотреть в глаза реальности. - Что нам делать дальше? - спросил Сугивара. - Ты ведь останешься со мной? - Но… Как я могу остаться? Кто же мне позволит остаться здесь просто так? У меня нет ни японского гражданства, ни хотя бы разрешения на работу. У меня даже туристическая виза закончилась! - беспомощно ответила Лея. - Ты сможешь остаться здесь на совершенно законных основаниях, если выйдешь за меня замуж, - ответил Сугивара. - Ты… Ты делаешь мне предложение? - улыбнулась Лея. - Разве это не естественно? - удивился Сугивара. - Ну… Мужчины обычно стараются как можно дольше не связывать себя узами брака, - недоверчиво оглянулась на него через плечо Лея. - Глупо, - пожал плечами Сугивара и прикурил новую сигарету. - Если ты хочешь прожить с этим человеком до конца своей жизни, значит, ты хочешь и проживешь, а если нет - значит, нет. Не важно, есть официальная запись или нет, это лишь юридический статус при возникновении имущественного вопроса. Почему же не связать себя этими узами, если ты хочешь быть с кем-то навсегда? Если вы все равно будете жить вместе, и у вас все будет общее? - Но… Так быстро… - Лея замялась. - Я не понимаю, в чем проблема? - нахмурился Сугивара. - Я никогда не понимал людей, которые ходят вокруг да около годами, решая, любят ли они друг друга или нет. Любовь - это вспышка, она или есть, или ее нет. Если притяжения между людьми не возникло сразу, оно и не возникнет. Дружба, взаимное уважение, привязанность, привычка - да, но не любовь. А если ты отдаешь себе отчет в том, что ты чувствуешь, какой смысл тянуть, если и так все ясно? Ты не хочешь быть моей женой? Ну да, я понимаю… Я не самый лучший кандидат в мужья, у меня тяжелый характер, дурная работа, которая сжирает уйму времени и сил… Кацураги как-то сказал: «Ты уже давно и прочно женат на своей работе», - Сугивара усмехнулся. - Да и вообще я мудак, но… - Нет, Тоши, я не это имела в виду! - перебила его Лея, поворачиваясь к нему боком и взяв его лицо в ладони. - Ты замечательный! Ты самый лучший на свете. Просто это так… Неожиданно… - Разве неожиданно? Если мы решили, что мы теперь вместе, вместе до конца, что же неожиданного в том, что мы просто немного изменим статус наших отношений? - искренне удивился Сугивара. - Тем более это самое оптимальное решение для того, чтобы ты могла остаться здесь. Ты прости, может, у вас это как-то по-другому происходит? Может, я что-то не так делаю или говорю? Скажи, как нужно, я сделаю так, как ты хочешь. - Нет, дело не в этом, но вдруг так внезапно… Решиться… - Лея закусила губу. Сугивара насупился, прищурился, брови его сошлись у переносицы. - Разве ты уже не решилась, когда сказала, что любишь меня? Ты ведь могла этого не говорить, и я бы ни на что не рассчитывал. Мне было бы достаточно того, что ты просто дарила мне себя короткое время. Я не хотел, видят ками, не хотел так, но раз я сдался сам, я не имею права требовать от тебя большего. Но ты сказала, и это значит, что это навсегда, потому что такими словами не бросаются. Их говорят только тогда, когда уверены в первую очередь в самом себе и своих чувствах. Или это все-таки были просто слова? - Нет, - покачала головой Лея, глядя в его серьезные глаза. - Это не просто слова. - Тогда скажи, чего ты хочешь? Как нам быть дальше? Я знаю только то, что я хочу быть с тобой, я не хочу жить без тебя, - в глазах Сугивары вспыхнул какой-то опасный огонек, и Лея почувствовала, что он злится - на нее ли, на себя, она не понимала, но нутром чувствовала повисшее между ними неуютное напряжение. - Тоши… Поедем со мной? В Англию, в Уэльс… Тебе там обязательно понравится! - проговорила Лея с надеждой. - Рея… - вздохнул Сугивара. - Я бы бросил все ради тебя и уехал бы с тобой для того, чтобы просто быть вместе. Я бы даже забыл приказ Хиджикаты, что я не имею права покидать страну, потому что должен охранять здесь порядок, пока не сдохну. Но я бы и от этого отказался. Ради тебя. Но я простой полицейский, я ищейка и убийца, я больше ничего не умею. А в другой стране на службу в полицию никогда не возьмут человека, не имеющего гражданства. Максимум, на что я могу рассчитывать там - это устроиться каким-нибудь жалким таксистом-иммигрантом, чтобы мчаться на свист, как собака, и пахать круглые сутки за копейки. Кем я буду возле тебя? Или сидеть дома и жить за твой счет мне, молодому здоровому лбу? Это недопустимо, это просто невозможно. - Я понимаю, - так же тяжело вздохнула Лея. Сажать волка на цепь, как сторожевую собаку - это унижение, оскорбление, это значит заморить свободного хищника и превратить его в унылого сонного пустобреха, лениво гавкающего на прохожих в ожидании косточки от хозяина и тоскливо воющего на луну. Ни один волк с этим не смирится. Наденешь ошейник - он будет рваться с цепи, пока не порвет ее или не удавится, заковать в цепь лапу - он отгрызет себе лапу и уйдет. И никогда уже не будет доверять людям, да и сам уже не будет прежним. В его сердце поселится злость, которую уже ничем нельзя будет заменить. - Но ведь я тоже ничего больше не умею, кроме как петь и играть на фортепиано. Я даже училась только этому, - проговорила Лея, чувствуя на душе огромную тяжесть. - Но ты ведь можешь и здесь найти что-то себе по душе, - возразил Сугивара. - Искусство остается искусством в любой стране. У нас много музыкальных театров. - Да кому я нужна здесь с моим классическим оперным вокалом! Здесь же совершенно другая, традиционная манера пения. Это абсолютно разные вещи. - Мы обязательно что-нибудь придумаем. Хакодате - город, уже давно и прочно связанный с европейской и русской культурой. Здесь есть их консульства и культурные центры при них, и британский в том числе. Ты могла бы работать там. Ты могла бы преподавать классический оперный вокал, я уверен, нашлось бы много заинтересованных. В конце концов, можно и здесь организовать оперный театр - представляешь, свой театр, где будут ставить произведения европейских композиторов, и в котором ты будешь примой. Обязательно найдутся люди, которые захотят работать с тобой. С такой примой театр будет греметь на всю страну, - улыбнулся Сугивара, но взгляд его по-прежнему оставался напряженным. - Боже, ты думаешь, это так легко? - горько усмехнулась Лея. - Нелегко, но выполнимо, - уверенно сказал Сугивара. – Главное - идти к своей цели. В конце концов, тебе вообще необязательно работать, ты можешь петь и записываться для собственного удовольствия. Я вполне в состоянии обеспечивать твои капризы и прихоти. Это будет разумнее, потому что здесь у меня есть такая возможность, а в твоей стране у меня ее не будет. Скажи, что мне сделать? Я сделаю. Я жилы порву, но сделаю. Только я ничего не смогу сделать для тебя там, в твоей Англии. - Тоши, я безмерно благодарна тебе за твое стремление сделать меня счастливой. Я понимаю, что лишить тебя твоей страны, твоего города, твоей работы, твоих друзей, всего того, что тебе дорого, чем ты живешь и дышишь - это уничтожить твой дух. Но и ты, пожалуйста, пойми меня, - голос Леи задрожал от слез. - Ради того, чтобы быть с тобой, я готова оставить свою страну, свой дом, своих друзей и даже свой театр. Но не петь я не могу. Для меня это тоже очень много значит. У меня редкий голос, но он имеет цену только в Европе, среди ценителей оперного искусства. Там у меня есть возможность сделать головокружительную карьеру. А здесь мой голос не представляет никакой ценности, и максимум, на что я могу рассчитывать здесь - это на должность учителя пения музыкальной школы. Сугивара помолчал, отстраненно, холодно, потом убрал руки с плеч Леи, достал сигарету, закурил, но так и не обнял ее снова. - А вот сейчас в тебе заговорила та самая знаменитая певица. Я так радовался, что ты оказалась совсем не такой, как я боялся - заносчивой, избалованной вниманием, горделивой недосягаемой звездой, а чудесной, мягкой и нежной девочкой, - тихо проговорил Сугивара. - Но головокружительная карьера определяет все, да? Лея вскинулась, как от пощечины. Это было больно. Глаза ее наполнились слезами обиды, и Лея закусила губу, чтобы не сказать что-нибудь такое, после чего уже будет невозможно ничего исправить. Сугивара затушил недокуренную сигарету в пепельнице, отстранил Лею от себя, повернулся, мягко соскочил со стола и, подняв свои трусы с пола, молча натянул их. Потом, не глядя на Лею, проговорил: - Прости меня. Я, конечно же, все понимаю. Я знал это с самого начала. Именно поэтому я делал все от меня зависящее, чтобы не допустить между нами того, что случилось. Но это моя вина. У меня не хватило сил. Я должен был быть сильнее. Но еще не поздно все исправить. Сугивара нагнулся, поднял с пола джинсы, порылся, вытащил что-то из заднего кармана и небрежно швырнул это на стол. Предмет с тихим шлепком соприкоснулся с поверхностью и проскользил прямо Лее под ногу. Лея опустила глаза и вздрогнула - перед ней лежал ее паспорт, а из него наполовину выскочила какая-то сложенная бумага. - Ты можешь возвращаться домой. Твои документы давно готовы, я просто… Не хотел тебе говорить, чтобы ты не уехала… - прерывающимся голосом сипло пробормотал Сугивара, но тут же отвернулся и стал натягивать джинсы. - А паспорт твой нашел Кацураги вместе с твоим телефоном при обыске трупа кёдая. Завтра я подпишу бумагу на выезд в связи с закрытием дела. Его голос стал холодным, отстраненным, но акцент был слишком резок, то ли от злости, то ли от тоски. Лея смотрела на Сугивару вытаращенными глазами, не понимая уже ничего. Сугивара взял со стула свою футболку и направился к двери обуваться. - Тоши, куда ты? - с отчаянием воскликнула Лея, и слезы хлынули у нее из глаз. В груди сдавило такой болью, что у нее не было сил вдохнуть, а тело сковало холодом. - Пойду, прогуляюсь, - буркнул тот. - Тоши! - Не надо, Рея. Я хочу побыть один. Ложись спать, я завтра привезу сюда твои вещи и разрешение на выезд, - Сугивара проговорил это глухо, будто его грудь сдавило такой же тяжестью, а в горле стоял ком. Лея заплакала, тихо и безысходно. Неужели это все так и должно закончиться?! Они зашли в тупик, из которого не было выхода. Вернее, выход был, но ради этого кто-то один из них должен был пожертвовать всем. Сугивара готов был принести в жертву своей любви все, что у него было - гордость, работу, положение в городе, уважение друзей. Он был готов отказаться ото всего и поехать за Леей в чужую страну, если бы не единственная и естественная для каждого мужчины проблема - там он не сможет быть добытчиком, тем, кто должен заботиться о своей женщине. Сугивара не сможет найти достойную работу, и если он не будет в состоянии обеспечить женщину, которая - паче чаяния - все-таки сделает головокружительную карьеру и выйдет на совершенно иной уровень, да еще и будет вынужден сидеть дома без работы и жить за ее счет, что для трудоголиков-японцев вообще немыслимо, его мужская гордость будет растоптана. Но выходило так, что Лея, цепляясь за свою мечту стать оперной дивой, не хотела идти ради Сугивары ни на какие жертвы. Тогда имела ли она право говорить, что любит его? Разве любовь - не самое главное, ради чего стоит жить, и по сравнению с чем все остальное мелочно и не имеет значения? Разве так важно быть знаменитой, обласканной публикой и критиками оперной знаменитостью, если никто не ждет тебя вечером дома, чтобы обнять и сказать, как он скучал? Разве не стоит всей этой блестящей шелухи один лишь наполненный обожанием взгляд мужчины, который готов ради твоего спасения заплатить своей жизнью? Разве не достоин этот прекрасный мужчина безграничной любви и преданности, оставаясь на своем месте - именно на том и никаком другом, где он может оставаться самим собой - тем самым безбашенным начальником убойного отдела, наводящим ужас на весь местный криминал и держащий в кулаке порядок в этом городе? Лея закрыла лицо руками. Разве Каэде отказалась бы от своей любви к Хиджикате-фукучо, даже если он должен был посвятить всю свою жизнь своему долгу? Разве не побежала бы она за ним на край света, хоть на войну, хоть в ад, если бы Хиджиката позвал ее с собой? Даже если бы у Каэде была возможность стать самой дорогой и уважаемой гейшей старой столицы, разве променяла бы она полную лишений и страданий жизнь, счастливая лишь тем, что Хиджиката рядом, на самое сказочное будущее в достатке и роскоши? Сердце полоснуло острой болью - она ведь поклялась Хиджикате на его могиле, что будет хранить покой его духа и никогда не оставит его в одиночестве. Разве могла она разрушить все, ради чего Хиджиката вел ее сюда через столько миль, переживаний и трудностей? «Если сердце говорит: «Иди!», а разум спрашивает: «Зачем?», слушай свое сердце,» - вспыхнули в памяти слова Хиджикаты из ее сна. Нельзя позволять уходить ничему, что можно удержать, потому что чаще всего то, что ушло, уже невозможно вернуть. Лея метнулась со стола, со всего размаху уткнулась в спину Сугивары, уже взявшегося за ручку двери, обхватила его руками, стиснула что было сил и, заливаясь слезами, прижалась щекой к его плечу. Сугивара дернулся всем телом, напрягся как натянутая тетива, замер на месте, резко вдохнув воздух и будто забыв его выдохнуть. - Тоши, нет. Не уходи, пожалуйста. Не оставляй меня, - быстро и отчаянно зашептала Лея. - Женись на мне. Я буду тебе самой верной женой. Я хочу быть с тобой, жить ради тебя. Здесь, в этом городе. Ты будешь охранять его покой, а я буду охранять твой. Я буду сидеть дома, готовить тебе вкусную еду. Я научусь готовить японские блюда, я обещаю! Я буду скучать, и ждать тебя, и встречать каждый вечер со счастливой улыбкой. Я буду любить тебя до самого конца. Я обещаю, что ты никогда не пожалеешь об этом. Сугивара сделал долгий и протяжный выдох, плечи его медленно расслабились, но он стоял и молчал, не оборачиваясь, не шевелясь. - Тоши… - умоляюще позвала Лея почти беззвучно, глотая слезы. И вдруг он медленно поднял руку, накрыл ее кисть ладонью, переплел пальцы и сжал их. - Я понимаю, от чего ты отказываешься ради меня, - тихо-тихо проговорил он. - Ты уверена, что я заслуживаю этого? Я никогда не пожалею, но не будешь ли ты сожалеть об этом потом? Сейчас еще есть шанс все оставить так, как есть. Лея отчаянно замотала головой и снова прижалась щекой к спине Сугивары. - Нет. Я все решила. Прости меня, прости, Тоши… Пожалуйста... Я только что пыталась разорвать ту нить, которой связал нас Хиджиката еще до того, как мы узнали друг друга. Я почти пошла против судьбы. Мы не имеем права потерять друг друга. Иначе все, что случилось с нами, не имеет никакого смысла. Ты не имеешь права оставить эту страну, за которую сражался и погиб Хиджиката Тошизо. Я не имею права оставить тебя. У нас нет права на выбор. Как ты говоришь? Шиката га наи… И я не хочу бороться с этим. Я счастлива, что все случилось именно так, и что все было предрешено. Зато теперь я могу честно оправдать себя, что я не просто слаба и безумно влюблена, чтобы бросить все ради тебя, но и просто не могла принять иного решения, - Лея улыбнулась сквозь слезы. Сугивара еще сильнее стиснул ее пальцы и повернул к ней голову. - Ты все еще любишь меня? - дрогнувшим голосом спросила Лея. - Да, - кивнул Сугивара и развернулся к ней всем телом, обхватывая руками и порывисто прижимая к себе. - Сильнее всего любишь в тот момент, когда понимаешь, что вот-вот потеряешь. Люблю, Рея. Очень люблю. Я вообще не знал, что умею так любить. - Ты никогда не говоришь мне об этом, - обвила его талию руками Лея, положив голову ему на плечо. - Женщины! - мягко и как-то грустно усмехнулся Сугивара. - Ну почему вам все время так нужно это слышать? Неужели и так не понятно? Неужели поступков недостаточно? - Хорошо, Тоши. Не говори. Просто люби, - Лея коснулась губами кожи на его груди. - Если для тебя это важно, я буду говорить так часто, как ты захочешь, - улыбнулся Сугивара. - Я люблю тебя. Я тебя люблю. Он коснулся губами ее лба и запустил пальцы в волосы на затылке, прижимая ее голову к себе. Лея коснулась подушечками пальцев шрама от пули у плеча. - Очень больно было? - спросила она тихо и поцеловала шрам. - Самые болезненные раны те, что не кровоточат, - со вздохом ответил Сугивара. - Я излечу все твои раны и не позволю никому нанести тебе новые. И сама… Никогда… Не пораню тебя, Тоши… - прошептала Лея, поднимая к Сугиваре залитое слезами лицо, и потянулась за поцелуем. Сугивара прихватил губами ее нижнюю губу, осторожно пососал, облизнул, а затем с почти беззвучным стоном впился поцелуем, протолкнув язык. Лея целовала его отчаянно, испытывая безграничное облегчение - все было хорошо, все снова было хорошо. Тоширо простил ее, понял и принял ее жертву с благодарностью, так же решительно и не раздумывая, как готов был жертвовать всем сам. Они вместе и неважно, что будет дальше. Главное - видеть влюбленные и счастливые глаза Тоши, знать, что она нужна ему, остальное просто не имеет значения. От осознания, что она успела подхватить почти у самой земли упавшую и готовую вот-вот разбиться вдребезги хрупкую драгоценность их любви, все тело Леи наполнилось слабостью, колени подогнулись, и Сугивара лишь сильнее прижал ее к себе, не давая упасть. Лея знала - она приняла правильное решение, и Хиджиката Тошизо если бы не гордился ею, то одобрил бы с мягкой улыбкой и теплым взглядом. Она выбрала сердцем, вопреки разуму, и могла честно счесть себя достойной быть любимой женщиной великого самурая. Они целовались с отчаянной страстью, сжимая друг друга в руках, и, отрываясь лишь на мгновения, Сугивара жарко шептал ее имя, обжигая дыханием. Внезапно он отстранился и посмотрел на Лею каким-то очумевшим взглядом. - Я придумал! - Сугивара встряхнул ее за плечи. - Рея, я все придумал! Это точно меня Хиджиката за мое мудачество по башке огрел! Мы уедем в Токио! Я переведусь туда, мне давно предлагали, а наш начальник Управления будет только рад от меня избавиться. И мы найдем дом где-нибудь в Таме, там, где родился и вырос Хиджиката. А в Токио есть три оперных театра - Национальный, Сад Бункамура и Токио Бунка Канкай. Тебя с твоим потрясающим голосом с руками оторвут, они еще друг другу горло рвать будут за право заполучить тебя! Они только ради тебя будут ставить европейскую оперу, вот увидишь! - Тоши! - распахнула глаза Лея. - А как же приказ Хиджикаты охранять Хакодате? - Он говорил о стране. А Хакодате мы оставим на Кацураги, он справится. Я уверен, что Хиджиката-фукучо не будет сердиться - он всегда мечтал когда-нибудь вернуться в родной дом, даже если и знал, что этому не суждено сбыться. Помнишь его джисей28? «Ёшия ми ва эдзо га тобеки ни кучирутомо тамащий ва азума но кими я мамораму» - Пусть сгинет плоть моя на берегу Эдзо, мой дух устремится на восток, охранять тебя… - медленно проговорила Лея. Сугивара кивнул. - Восток всегда считался сёгунским, а запад - императорским. Родная земля и дом Хиджикаты-фукучо на востоке. И для слова «дух», «душа» у нас есть другие иероглифы, этот используется не часто. Я уверен, что Хиджиката-фукучо взял его специально, потому что «тамащий» созвучно с его родной Тамой. Попробуем выполнить еще одну его мечту, позволим его духу вернуться домой? - Да, Тоши. Конечно. Все, как ты скажешь, - улыбнулась Лея, и они снова прижались друг к другу. Потом они снова занимались любовью, а после долго болтали, строя планы, как Лее лучше быстро решить все вопросы в Англии и вернуться сюда, как они будут скучать в разлуке, как потом встретятся, какой потом будут искать дом… Обязательно традиционный японский домик с энгавой и садиком, какие цветы и деревья должны будут расти в нем, и какие фонарики они расставят, и как они вдвоем будут любоваться садом с энгавы, сидя вечерами с чашкой чая… А когда почти перед рассветом они уснули, сжимая друг друга в объятиях, Лее приснился Хиджиката Тошизо. Он смотрел на нее, будто со своей последней фотографии - чуть прищурившись, с едва уловимой улыбкой, умиротворенно и очень ласково. А потом Хиджиката медленно протянул к Лее руки, взял ее лицо в ладони, прошептал: «Каэде…» и прижался губами к ее лбу. Больше он Лее никогда не снился.