***
В большом зале замка Блатштайн царил полумрак, когда единственный сын Анны и Клауса вернулся домой. Он наконец-то скинул с плеча свою невесту на огромное мягкое кресло и с чувством выполненного долга стал любоваться на дело рук своих. Дело его рук испепеляло взглядом. За все время пути из жаркой южной страны на родину Рихард позволил лишь пару раз ей вздремнуть, размять ноги и лишь единожды отпустил умыться к реке. Теперь прекрасная фройлин походила не на заморскую принцессу, а на кошку, чьей шкурой долго и усердно мыли пыльный пол, а потом и дымоход за одно почистили. Прекрасная дева шипит сквозь зубы: - Мне холодно! Хард: - Ща шкуру дам. Дева, расширив от ужаса глаза: - Что ты мне дашь? Рихард отмахнулся и куда-то стремительно направился. Девушка было подумала, что ее бросили умирать с голоду в этом диком месте, но нет же! Этот зверюга вернулся через несколько минут с реальной шкурой в одной руке и охапкой дров в другой. Прекрасная дева брезгливо: - Мы что, прямо тут костер разведем?! Блатштайн, закатывая глаза: - Блядь, да у меня камин есть, глаза разуй! Дева возмущенно: - Выбирай выражения, дикарь! Перед тобой княжна! Хард: - Княгиня. Дева: - Это еще поче… о боже, ты же убил моего папочку! – гневается. Хард, разводя огонь в огромном камине: - Угу. Фройлин еще долго злословила, но в теплую волчью шкуру завернулась, забралась с ножками в кресло, а на хмуром личике стала проглядывать довольная улыбка. Наконец-то помещение осветил огонь, дрова стали потрескивать, и по воздуху распространился приятный запах смолы и жженой древесины. Усталость навалилась на княжну как слон на муравья, веки сладко слиплись, и девушка провалилась в неглубокий сон. Анна зычным голосом: - Волчонок мой! – стискивает сынулю в объятиях – Как давно я тебя не видела, дай обниму! Хард сдавленно: - Привет ,мам. А где отец? Анна, хмурясь: - Папа очень волновался! Ты вот где был, негодный мальчишка?! Сказал, всего лишь на охоту съездишь, а сам пропал! – разводит руками – Клаус чуть не пошел войной на соседнее княжество! Мне пришлось сделать ему отвар и отсосать десять раз, что бы твой папочка лежал смирно и не кидался во все тяжкие от отчаянья! Новоиспеченная невеста Блатштайна в ахуе. Хард, стыдливо опустив глаза: - Ну мы с Вальдом правда охотились… - оглядывается на свою добычу, усмехаясь – сначала в лесу, потом была таверна, потом еще кабак, да и так всякие случайные места… не гнушались и ярмарочными лотками – парень расплывается в улыбке – а потом мы очнулись в Риме… случайно. Анна качает головой: - И что же в Риме? Хард, выпрямив спину: - Я встретил свою любовь! Анна удивленно: - А как же Вальдемар? Хард, хмурясь и краснея: - Мама, это женское воплощение моей любви. Анна, заходясь хохотом: - Ну придумал! И как же зовут твою любовь? Этот вопрос застал доблестного рыцаря врасплох. Осознание того, что он даже не знает, как называть свою невесту, шарахнуло парня серпом по яйцам. Двухметровая громила, называемая мамочкой волчонком, растерянно пожала плечами. Анна ворчливо: - Ну что за ребенок! – оборачивается к прекрасной фройлин – Как тебя зовут, милая? Дева с ангельским выражением лица шепчет: - Амелия… Анна: - Какое красивое имя! Этот чурбан небось и сам забыл представиться, ведь так? – переводит хитрый взгляд на сынка. Сынок: - Да некогда мне было! Знаешь, как трудно бороться за наследство этой красавицы? Отец, брат, мать, хуева туча сестер, гостей… да еще и этот старый пердун – возмущенно – женишок ныне покойный. Анна, отвешивая храброму воину подзатыльник ради приличия перед невесткой: - Быстро представляйся! – в сторону – а вот на счет наследства это ты молодееец – довольно потирает ладошки. Громыхая доспехами «волчонок» падает перед прекрасной дамой на одно колено, та отворачивает носик в другую сторону: - Хард. Амелия: - Информативно. Рыцарь, собрав мозги в кучку: - Рихард Блатштайн, единственный сын и наследник… - хмуро обводит взглядом вокруг себя – всего вот этого. Амелия впервые за их знакомство кокетливо улыбается и протягивает изящную ручку: - Нуу, уже лучше, Рихард. Обычно хмурое лицо Харда вдруг разгладилось, губы растянулись в сдержанной, но очень теплой улыбке. Варвар благородного происхождения снял защитные варежки со своих лап и бережно принял в них на удивление бледную ладошку с тонкими аристократичными пальчиками. Амелия смотрела на своего нового жениха огромными карими глазами сверху вниз и думала, что правду говорят люди – надо быть аккуратнее со своими желаниями. Анна, пиная сынка: - А самое главное? Хард, неотрывно глядя на темноволосую русалку: - О, прекрасная Амелия, будь моей женой…***
Княжна… то есть, теперь уже княгиня Амелия выросла в семье аристократов. Правильных до тошноты, консервативных до мозга костей, готовых пойти на все ради интересов рода. На все, даже выдать замуж свою старшую и самую красивую дочь за старого педофила. Когда девушка возразила, попыталась объяснить, что она не против выйти замуж, даже по расчету ,(о любви она как-то мало задумывалась, это чувство ей казалось чем-то из разряда фантастики) но ,черт возьми, может, ее жених быть немного помладше, ну или хотя бы не этим мерзким ушлепком, который облизывался на ее юное тело с тех пор, как девочке стукнуло десять, в семье ее не поняли. Мать цинично пожала плечами и фыркнула, что она тоже была не в восторге, выходя за отца Амелии, стерпится – слюбится, так все живут. А папа… он предпочел не услышать ее, свести все в шутку и вообще сменить тему разговора. Стерпится - слюбится. Да с кем угодно, только не с этой падалью. Так думала юная Амелия сидя в высокой башне по ночам и рыдая. В такие моменты ей хотелось на свободу, пусть даже она лишится своего титула и станет нищей и бла-бла-бла… да, господи, что хочет девушка в таких ситуациях на самом деле? Чтобы появился Он. Сильный, стройный, молодой… может, немного старше ее самой, желательно знатного рода, пускай даже совсем незнакомый, но с таким то еще может действительно и стерпится, и слюбится. Надо, чтобы он понравился ее отцу, тогда он еще и ответственным должен быть, серьезным… Амелия каждую ночь мысленно оттачивала образ своего идеального жениха. В конечном результате получился высокий, достаточно худой молодой человек с изысканными манерами и аналитическим складом ума. Вот именно Он, по мнению юной, тогда еще княжны, должен был спасти ее от страданий. Увезти в свой дом, не менее богатый, чем ее собственный, откуда девушка вполне могла бы изредка передавать воздушные поцелуи своей мамаше, а еще лучше, вообще ей ничего не передавать. Жить в свое удовольствие, ходить на балы, рыцарские турниры, играть с подружками в карты, пускай даже рядом не слишком чувствительный муж, но зато надежный и спокойный. И вся жизнь рядом с ним стабильная, спокойная, размеренная, скучная… холодная. Девушкам всегда чего-то не хватает. Так говорила Амелии ее мать, и так думала сама Амелия. Вернее, она смирилась с этой мыслью. Точно так же она бы смирилась со статичностью мужа и их прохладными отношениями. Ох, как бы она хотела смиряться с этими пустяками, а не с отвратительными прикосновениями старческих рук. Но теперь все это в прошлом – интересы рода, посватанный урод, вредная мать, отец-похуист, гордые братья и сестры, мечты о прекрасном князе. Теперь Амелия лежит на мягкой кровати варвара и пристально смотрит на него. Теперь Амелия единственная наследница всего, чем ее семья владела. Странно… судьба всегда забавно шутит, вот Он – князь, ворвавшийся в жизнь несчастной девушки в день свадьбы и освободивший ее. Но он не похож на худого аристократа с хорошим воспитанием и спокойной манерой выражаться. Это двухметровый бурлящий поток первобытных желаний, просто хаос, свалившийся на голову княгине. Дикарь. Нет, Рихард. У него мокрые черные волосы, пронзительный взгляд, красивое обнаженное тело... И знаете что? Амелия ни грамма не жалеет о том, что сменила свою породистую древнюю фамилию, которую так бережно сохраняли ее предки, на Блатштайн. Рихард только что вернулся в свою спальню после омовения. День был длинным и веселым. Свадьба как ни как - отец плакал, мама смеялась, Вальдемар опять ужрался в щи и начал буянить, попытался представить невесте жареного поросенка, с которым перед этим танцевал. А теперь настала самая интересная часть обряда, да-да, первая брачная ночь. Если честно, то Хард слегка растерялся - обычно, все вещи интимного характера случались в его жизни сами собой, а сейчас как-то все слишком официально. Ему требовалась поддержка, ну или хотя бы неплохой пинок под зад. Он: - Ну… Она: - Ну? – изгибает бровь. Он: - Начнем, что ли – хмурится, целеустремленно направляется к кровати. Она: - Что это еще такое? – складывает ручки на груди – А как же заинтриговать меня? – смотрит как на дебила. Он, озадаченно почесывая голову: - Чем? Она: - Показал бы что-нибудь интересное! Он: - Так я же собственно и собирался… - смущенно глядя вниз на свои штаны. Она: - Пффф! Станцевал бы для разнообразия – вскидывает брови. Он: - Так целый день же танцевали вроде – растеряно разводит руками. Она, закатывая глаза: - Да не ваши эти народные… Стриптиз мне покажи! Он, в ахуе: - Что?.. Она: - Ну или слэш. Он, в еще большем ахуе: - А это что? В этот момент Вальдемар, который уже успел раз двадцать протрезветь и напиться еще раз, резко выбил с ноги двери, ведущие в спальню своего названного братца. Вальд, громогласно: - Я знаю! Я знаю, что такое слэш! Хард хмурит брови: - Ты тут откуда? Подсматривал что ли, идиот? Вальд: - Слэш, это то, чем мы с тобой лет с пяти занимаемся! Рихард в полнейшем недоумении смотрит на рыжее нечто. Амелия: - А вы интересно живете, ребятки – томно изгибает бровку. До Харда доходит значение слов Вальда: - А это… а ты уверен, что она это имеет ввиду?.. Пока доблестный воин заливался краской как юная дева, его молодая жена и лучший друг недвусмысленно переглянулись и стали как-то подозрительно, на взгляд Харда, улыбаться. Вальд: - Так, говоришь, ты хочешь увидеть мужскую любовь, прекрасная Амелия? Амелия, изображая самую коварную улыбку, на которую способна: - Именно, благородный рыцарь. Рихард, хоть и не был хорошим мальчиком, соблюдающим все заповеди господни, никогда не думал, что его первая брачная ночь пройдет так. Сначала, когда Вальдемар накинулся на него и на глазах у новоиспеченной жены начал стаскивать штаны, парень решил, что стоит возмутиться такому неуважению. Потом, когда он понял, что Амелия с явным наслаждением взирает на разворачивающееся перед ней действо, Блатштайн немного расслабился… А когда прекрасная русалка, присоединилась к Вальду и с интересом стала внимать его мудрым речам о мужской анатомии, пока тот со знанием дела водил рукой вверх-вниз по достоинству доблестного воина, Рихард благодарил небеса, что Мадонна вразумила его и заставила уйти из монашеского ордена. Ave Maria, gratia plena Ave Maria, mother of god. Хард сам не понял, как оказался намертво привязанным простыней к спинке кровати. На губы ему тонкой струйкой лилось вино из золотого кубка. Какой умник додумался его так напоить? Перед окосевшими глазами стал расплываться силуэт с довольным хищным оскалом. Ну конечно Кёниг, черт его возьми! Мало того, что этому придурку хватило мозгов напоить и связать жениха в такой ответственный момент, так он еще и решил передать Амелии свои глубокие познания в искусстве орального секса. Но надо отдать парню должное, в этом деле он был мастер. Поначалу Рихард старался не стонать как истинный мужик, но смотреть на то, как эти двое по очереди вылизывают его уже охеревший от возбуждения половой орган не издавая никаких звуков, было за гранью человеческих возможностей. Тогда Блатштайн предпринял попытку рычать, но его быстро прервали, сделав кляп все из той же многострадальной простыни. Амелия аргументировала такой поступок тем, что наглядное пособие должно лежать смирно и не материться как некоторые. Теперь доблестному воину оставалось только мычать и вымученно надламывать брови, пока дама его сердца еще неумелыми движениями, но очень старательно доводила парня до оргазма. Вальд тем временем давал ей ценные советы и с садистским удовольствием гладил по лицу вяло брыкающегося друга. К тому моменту, когда на горизонте появилась малиновая полоска, Рихард кончил раз десять и безвольной тушей лежал посередь огромной кровати. Затекшие руки ему наконец-то отвязали, теперь на запястьях точно останутся бардовые следы, но это все ерунда. Засыпая, Хард прижимал к себе двух любимых развратников и думал, что все это очень странно… но лучше и быть не может.