Систола (Systole)

      Его команда не упускала моментов подшутить над ним из-за этого, как и жены — каждая из них. Однако смех и поддразнивания прекращались, когда это коснулось и их. Анджела, его дорогая Анджела, называет это проклятьем.       — Серийные сбросы. Ты не можешь быть один, — говорит она; крики закончились много минут назад, превратились в нечто более тягостное, контролируемое и серьезное. В ее глазах ни блеска, ни боли, ни горя — каменная покорность. — Но, Грэг, ты невыносим в отношениях.       Он чувствовал предательский пульс с каждой уходящей секундой. "Еще не все кончено, это ложь... ложь", — бушевал он, глядя на вены, которые однажды утром в очередной раз показали новые цифры. Ничего хорошего это не означало, но из-за глубокого и сопротивляющегося желания быть хозяином своей судьбы он не мог утаивать этого от своей жены, тем более, после всех тренингов на честность и открытость, которые они вместе проходили у семейного психотерапевта.       Он протягивает перед ней запястье, венами вверх, не сказав ни слова. Нить дыхания обоих обрывается в этот момент. Она ходит по комнате, ломает руки и молчит, затем, сгорбленная, садится и накрывает руками лицо.       — Ты сволочь, сволочь, — твердит она снова и снова, как мантру, будто в случившемся есть его вина.       Возможно и есть. В конце концов, это его тело, его вены, его кровь и его цифры, по новой отсчитывающие дни, вместо постоянного, обнадеживающего ряда нулей. Он может лишь извиняться; и он на самом деле сожалеет, каждый раз. С Анджелой, Габриэлой, Мелиссой и совсем уже далекой Карэн. Он сожалеет о том, что забывается в постоянной работе, которая порой становится его личной мономанией; что не хочет детей; что пропустил ту вечеринку, тот обед, тот день рождения. Его жизнь похожа на нескончаемую череду извинений, но в сердце, оплетенном паутиной отчаяния, с каждым появлением новых цифр вспыхивает надежда, и он не знает, что является порождением другого: надежда — цифр или наоборот.       Грэг хочет, чтобы они навсегда остановились на нуле, не в последнюю очередь из-за того, что развод обходится в круглые суммы. Многие не доверяют "восстановившимся", потому что если сброс фактически не является изменой, то близок к ней, и он чувствует себя последним дерьмом, зная, что его вены ставят на нем клеймо. Иссякшая родственная душа.             * * *       Почва под обувью серо-коричневая, жалкое подобие еще не начавшейся весны. Новая трава ещё не начала пробиваться, вместо нее землю покрывала желтая шелуха; голые ветки деревьев качались на ветру, но чистая, пусть пока и слабо светящая, золоченая коронка солнца выглядывала сквозь облака, и люди, гуляющие в парке, чувствовали прилив сил после зимы. Они поднимали головы к лучам, как подсолнухи.       Он сидит на скамейке, пьет кофе и лениво оглядывает проходящих людей, рядом с ним лежат упакованные сэндвичи с курицей. Лестрейд не часто обедает на свежем воздухе, но, так как его лицо приняло пугающий серый оттенок после долгих часов под люминесцентными лампами, Донован сказала ему принять немного витамина D. Ее новенький значок сержанта все так же ярко ловил блики света, она довольно сильно возгордилась собой и потому стала более развязной, нахальной, хотя и не без доли шутливости. В конце концов, Салли дала ему полезный совет, поэтому он может ей это позволить — в пределах разумного, конечно же.       По другую сторону скамейки к нему подсел незнакомый мужчина; Грэг тут же поспешил пододвинуться — многовековая английская традиция уступать место незнакомцам, даже если при этом вас будет разделять не большим одного фута.       Грэг еще раз осматривает сэндвичи, берет один и откусывает краешек пшеничной булки, на что желудок реагирует несчастным урчанием.       — Вам нужно хорошо есть, инспектор. Вам понадобится много сил.       Грэг дергает головой от неожиданного обращения, кусочек его сэндвича падает на землю и попадает под неистовую атаку бесстыжих голубей. Мужчина, кажется, ни на миллиметр не пошевелил телом с тех пор как присел: спина прямая, все конечности, как и лицо, будто остекленели, пристальные немигающие глаза направлены вперед — мраморное изваяние. Его руки в перчатках покоятся на ногах, рядом, оперевшись на скамейку, стоит черный зонт с ручкой из красного дерева.       — Что вы сказали? — осторожно спросил Грэг. Он имел дело с большим количеством бандитов и подонков, но, кто знает, быть может, он нажил себе врага из верхушки общества и сейчас получил завуалированную угрозу.       Мужчина повернул голову, и его темные, не к месту смеющиеся глаза выбили Грэга из колеи.       — Я сказал: вам нужно хорошо есть. Хотя, — добавил мужчина, взглянув на сэндвич, — я не назвал бы это аппетитным. — Он сунул руку в карман своего пальто, достал шоколадный батончик и протянул его Грэгу. Тот колебался. — Держите, — говорит он, и это больше похоже на команду, чем на дружеское предложение, поэтому Грэг упрямо продолжает держать сэндвич. Губы незнакомца сжались, и он протяжно выдохнул, как обычно делал при скрываемом раздражении.       — Что вы хотите?       — Завести с вами знакомство. — После короткой паузы он добавил: — Как давно вы работаете с Шерлоком Холмсом?       — Что? — слово вырывается прежде, чем Грэг успевает его поймать. Холмс — высокий худой парень с наклонностями наркомана и блестящим умом. Грэг не сказал бы, что работает с ним. Было больше похоже, что Холмс появляется, чтобы покрасоваться своими знаниями и унизить сотрудников полиции, а раскрытие преступления - приятное дополнение.       — Я не... — осекся Грэг, затем сказал снова, громче и уверенней: — Я не работаю с ним. Он просто намекает нам на разгадки дел.       — Вы планируете и дальше позволять ему... намекать? — с его уст слова звучали извилисто и двусмысленно, хотя в этом был свой шарм.       Плечи Грэга напряглись, он раздумывал над ответом. Взгляд мужчины в это время упал на него еще раз, теперь более испытующий, изучающий. Более близкий. Взгляд задерживается на его запястье, и Грэг машинально накрывает ремешок часов другой рукой.       — Я ничего не планирую, — подчеркнул он.       — Шерлок ведь оказывает вам незаменимую помощь.       Это правда. Хотя Грэг знал его не больше месяца, Холмс уже это доказал, раскрыв три преступления за три дня — по дню на каждое. Грэг не сможет оспорить слова незнакомца, а тот, чувствуя колебания инспектора, добавляет:       — Что, если я заплачу вам определенную сумму наличными? Чтобы у вас не возникало сомнений, разрешать ли ему... помогать?       — Я инспектор Скотланд-Ярда, и, должно быть, вы это знаете. И сейчас вы собираетесь дать взятку государственному сотруднику.       — Не взятку, как у вас только язык повернулся такое сказать? — мужчина выглядел почти оскорбленным.       — Но звучит так.       — Тогда можете назвать это стимулом.       — Ничего не меняет, — Лестрейд был непоколебим, когда дело касалось его служебной чести. — В любом случае, я не возьму денег.       Мужчина одобрительно склонил подбородок, и у Грэга откуда ни возьмись появилось чувство, будто он только что прошел устроенную ему проверку. Мужчина поднялся и прогладил руками складки на штанах. Полы его шерстяного пальто аккуратно спадали на колени; короткие рыжие волосы в лучах солнца отдавали красным цветом жженой меди.       — Должен предупредить, мой брат временами бывает довольно невыносимым. Он будет вам помогать, но и вы взамен присматривайте за ним, чтобы не случилось инцидентов.       Он отошел на три шага, когда Грэг, переварив новую информацию, вскочил со скамейки. Жалкие остатки его сэндвича упали на землю.       — Ваш брат? — выпалил он громче нужного, и мужчина остановился. — Значит, вы брат Холмса, — излишне добавил он.       — Майкрофт Холмс, — представился незнакомец.       — Да... Хорошо, — сказал Грэг, лишь бы что-нибудь сказать. Он протянул правую руку — ремешок часов надежно застегнут, скрывая запястье, — и они обменялись рукопожатиями. На руке Майкрофта часы дорогой марки — логичный выбор для представителя белых воротничков, более традиционно и функционально, чем всяческие повязки, манжеты и прочее.       — Рад знакомству, — кивнул Майкрофт, и Грэг сунул руки в карманы. Его запястье ужасно зудело: так с ним бывало всегда до и после каждого сброса; для него это чувство сколь знакомое, столь и ненавистное.       — Вы еще не рассказали своей новой жене? — спросил Майкрофт и указал взглядом на его запястье. Грэг судорожно схватился за руку, казалось, он мог бы так перекрыть ток крови в венах. К тому времени, когда он снова поднял глаза, Майкрофт уже покинул парк.             * * *       У Грэга никогда не случался крекинг: три сброса, и после всех них сразу появлялись новые цифры, его новое будущее. Это злило, огорчало, нервировало. Будто с каждым днем кто-то затягивает петлю на его шее. Он чувствует, как идут цифры в унисон пульсу, крови, текущей в капиллярах, быстро-быстро, и он может лишь сжимать запястье, туго затянутое ремешком часов.       Шерлоку требуются считанные секунды, чтобы все заметить; Грэг почти уговорил себя показать ему запястье и покончить с этим делом, ведь Шерлок мог дать ему такие важные ответы, но в конечном счете послал его: Грэг не собирался становиться чьей-то подопытной крысой. Он стоит на тротуаре, пока такси не скрывается за углом. Его кулаки до сих пор сжаты.       Через две недели всплыл очередной суицид по тому же сценарию, что и два предыдущих, и тогда же Шерлок появился на месте произошедшего в компании своего помощника (друга?). Застегнутая на все пуговицы рубашка, манжеты и алюминиевая трость. Первой мыслью Грэга было: "Долго с Шерлоком он не протянет". Второй, когда он заметил взгляд Джона, сфокусированный на Холмсе, который выбежал из комнаты, крича что-то о деле, и его случайно обнажившееся запястье: "Бедняга..."       После сумасшедших событий следующего дня — выстрел в таксиста-убийцу, раскрытое дело, исчезнувший стрелок — Грэг был слишком поглощен мыслями, поэтому завтра он не заметит цифры Шерлока. Тем лучше, ведь в нем бы осел тяжелый, отвратный груз зависти, если бы он увидел их двоих на станции, увидел открытые запястья Шерлока с рядом нулей и его руку на плече Джона.       В голове колотило, желудок стягивался и требовательно урчал; Грэг пытался вспомнить, где находится ближайший продуктовый. За спиной прозвучало тихое покашливание. Обернувшись, он увидел Майкрофта Холмса, — внутри полицейского периметра, кстати говоря, — протягивающего ему шоколадный батончик знакомой марки.       — Вы должны держать себя в форме, — слегка улыбнулся Майкрофт, а Грэг не удержался и засмеялся вслух. Это был далеко не первый раз, когда старший Холмс оказывался перед ним в нужное время и нужном месте. Он без лишних слов принял от него батончик и с удовольствием утолил душивший желудок голод. Когда Грэг закончил, Майкрофт только наклонил подбородок и сказал:       — Доброй ночи, инспектор.       Он проследовал к своей машине и уехал.       Грэг вернулся в свою квартиру к половине четвертого и без церемоний упал на кровать и заснул мертвецким сном. Прозвонивший в семь будильник он яро захотел сжечь, однако утреннее раздражение прошло и желание осталось в мыслях. Только зайдя в душевую кабинку, Грэг обнаружил новые появившиеся на запястье цифры.       01:04:19:12:50:34.             * * *       Он сидел напротив Майкрофта; в руках меню, поверх скатерти серебряные приборы, а их колени соприкасались под слишком маленьким столиком, пока один из них не отодвинулся. Грэг не уверен, кто именно, и вид его соседа - оценивающий взгляд, сложенные перед собой руки, спокойное лицо с гладким лбом и ровной линией губ - только путает. Майкрофт заказал эспрессо, которое подали в крошечной кофейной чашке; в его длинных пальцах она могла бы смотреться нелепо. Могла бы, будь сейчас перед ним другой человек. Грэг вдыхает пар из своей широкой кружки с кофе и чувствует разливающееся по крови тепло.       Это так ново и непривычно: встреча по предварительной договоренности, разговоры не о Шерлоке, колени, слишком близкие друг от друга, призрак улыбки и кофе не в бумажных стаканчиках. На улице догорает малиновый закат.       Этот мирный отрезок его жизни, как и все остальные, длился до поры до времени. И вскоре Лестрейд снова отправляется на дело, притворившись обычным отдыхающим. Дартмур, приветливый днем и кровавый в сгущающихся сумерках, помешанный Шерлок и галлюцинации от химического тумана. Слабая линия на безымянном пальце — след последнего расставания — давил грузом прошлого, но под ремешком его наручных часов рисовалось будущее: время текло, оставались месяцы и дни.             * * *       Грэг был уверен, что Майкрофт Холмс не из тех людей, которых встречаешь единожды, тем не менее, все следующие два месяца их встречи были безмолвны и, кажется, крайне неудобны. Майкрофт, поджимая губы, прятал раздражение, когда вынуждал себя из чувства такта вести с ним беседы на Бейкер-стрит, получал от него по несколько звонков на день (особенно после событий Баскервиля) и когда они в буквальном смысле случайно столкнулись на дорожке Сент-Джеймс Парка во время обеденного перерыва.       Последняя была будто отражением их первой встречи, только через кривое зеркало. Майкрофт щурил глаза к солнцу, в нем чувствовалось напряжение и сильное сожаление о случившейся встрече. Грэг было попытался завести с ним разговор, как-нибудь пошутить, пусть даже глупо, чтобы разрядить накаленную атмосферу, но слова тонули еще несказанными. Один острый взгляд Майкрофта на наручные часы достаточно все объяснил; Грэг понял и быстро ушел своим путем.       Вскоре после этого Шерлок спрыгнул с крыши Бартса.             * * *       Похороны прошли тихо и быстро. Джон на них не пришел. Ужасный жест для преданного друга, но лучшее решение для терпящей потерю родственной души, чьи нули на запястье не изменят новым цифрам и останутся такими же мучительно голубыми, как в день их знакомства.       Майкрофт хладнокровно, будто даже отрешенно, произнёс заготовленную речь, рассказывая в простых, лишенных траурного пафоса чертах о детстве Шерлока Холмса, его карьере и его смерти. Гроб постепенно опустили в свежую яму. Мертвенно-бледные лица провожают взглядом. Цветов на похоронах не было, только миссис Хадсон успела бросить на крышку гроба букет пылающе-красных пионов, прежде чем люди в серой одежде начали закапывать его лопатами. Бедная старушка еле стояла на подкосившихся ногах, поддерживаемая Молли Хупер. Постояв так, склонивши головы, еще минуту, люди начали расходиться.       Грэг задержался, надеясь поговорить с Майкрофтом наедине. Он не совсем понял спокойствие и скоротечность похоронной церемонии. Даже вездесущей прессы, которая вторгалась в любой аспект, касающийся Шерлока, не было. Грэг не знал, или не подозревал, реальных масштабов силы Майкрофта. Ее бы не хватило для спасения брата, но такой особенный во всех проявлениях человек достоин более почетных похорон, Грэг был в этом уверен.       Он поймал Майкрофта перед тем, как тот открыл заднюю дверцу своего автомобиля; он ухватил его под локоть, отчего Холмс застыл на пару мгновений, прежде чем обернуться.       — Мне жаль, — слишком быстро сказал Грэг. — Я бы хотел... Не знаю. Но, Майкрофт, мне на самом деле жаль.       Майкрофт обвел его взглядом сверху вниз — такой знакомый жест для обоих братьев, но старшему сейчас не хватало характерной высокомерности, властности. Он выглядел печальным.       "Конечно, он опечален; что я за идиот?" — мысленно обругал себя Грэг. Тоска в глазах Майкрофта, пугающая серость его щек и ладони, сцепленные на зонте до побеления костяшек, куда лучше показывали его настоящее состояние, чем сдержанная церемониальность недавней речи у могильной плиты. Грэг хотел сказать больше, хотел излить все мысли и переживания. Сказать, как он тоскует по Шерлоку. Как тяжело ему дышится из-за чувства вины. Как он надеется когда-нибудь услышать в голосе Майкрофта те изящно-веселые нотки снова. Слова запутались, язык, словно опухший, стал бесполезным, Грэг так ничего не сказал.       Майкрофт молча кивнул, принимая сочувствие, и сел в машину. После стука дверцы сердце Грэга заколотилось с двойной силой.             * * *       Он никогда не желал себе сбросов. Но с этим обнулением к Грэгу, на его собственное удивление, пришло только бездонное чувство одиночества. Сомнения есть у всех, они бывают даже необходимы для принятия обдуманных решений. Как бы он хотел, чтобы понимание того, что эти нули появились для совершенно равнодушного человека, превратилось в такое же мимолетное сомнение.       Майкрофт игнорирует его отчаянные звонки, мэйлы и сообщения. В течение трех месяцев после похорон Грэг не контактирует с человеком, который, по всей видимости, является его родственной душой. После еще нескольких недель он прекращает все попытки. Если Майкрофт не собирается отвечать, это его воля. В конце концов, он заслужил время для спокойного одиночества. И кто такой Грэг, чтобы воспрепятствовать этому? Ровным счетом, никто. С его стороны было наивно предполагать, что случившаяся трагедия могла бы хоть чуть-чуть их сблизить.       ...Горькая ирония: он бросается в работу для того, чтобы забыть не о сбросах, а о нулях. Во всяком случае, его внимание целиком притянуто на вещи, мысли о которых не гложут. Скотланд-Ярд, и его отдел в особенности, претерпевали времена хаоса: все дела, раскрытые Шерлоком, не ушли в тень, а создали один большой сплетенный клубок, на разбор которых и уйдут так нужные Грэгу часы отвлечения.       Совсем изредка он видится с Джоном, и они вместе напиваются, злятся от воспоминаний и порой, совсем забывшись, плачут по человеку, чей скелет несправедливо будет гнить в земле, оскалив белые зубы. Джон, сам того не замечая, постоянно касается своего запястья. Его голос резкий, надломленный. Грэг каждый раз остается с ним вплоть до приезда на Бейкер-стрит и коротает ночи на диване, неотрывно глядя в потолок и слушая беспокойный сон Джона. Хотя 221Б стала чем-то вроде святыни или мавзолея, она окутывала своей особенной, остро заточенной по краям теплотой.       Комфорт и чувство вины за собственные мысли посещают в те ночи одинаково, когда он смотрит на зловещие коричнево-белые обои и думает, что все могло обернуться и хуже. Он мог бы быть Джоном Ватсоном, тридцатисемилетним доктором, который лишь короткие семнадцать месяцев всей жизни провел со своей родственной душой. И теперь никогда не изменит застывшим числам.       Три месяца, шесть, затем год. Они живут от одной намеченной отсечки к другой, отсчитывая время от даты падения Рейхенбаха и их сердец. А вода времени течет, поток давно унес капли прежней жизни Джона, и они остались колыхаться на дне непоправимо ушедших минут. Там золотые песчинки, осевшие к земной коре и несущие их общие воспоминания. В них вечными призраками остались они и их времена острого наслаждения ужасом, распиравшего грудную клетку. Песочный человек этим песком осыпал глаза Джона перед каждым сном, слепя картины настоящего истлевшей сладостью прошлого.       К летней памятной дате Грэг планировал особенно эффектную попойку с Джоном, но, только прибыв в 221Б, он понял, что был опережен: Джон уже попытался залить горе алкоголем и бросил эту затею. На стеклянном столике стояли полупустая бутылка виски и пролитый стакан. Теперь Джон, сгорбившись, сидел в своем кресле, не издавая ни звука.       Грэг предугадал раздавшийся через секунду стук в дверь. Глухие, отрывистые удары чеканились одновременно с пульсом его вен. Эта была подсказка о том, какая персона стоит за дверью. Никто не торопился впускать Майкрофта - тот спокойно вошел сам.       — Проваливай, — процедил Джон, сжимая обивку кресла.       — Послушай... — начал Майкрофт, опустив глаза. Джон резко поднялся, опаленный яростью, взбудоражившей в нем забытую живость, подошел к Холмсу и, полоснув взглядом, словно бритвой, ударил его в нос. Наученный горьким опытом его младшего брата, Джон, как ни желал, ударил достаточно аккуратно: он подсознательно не хотел причинить ему сильный вред. Майкрофт отшатнулся на шаг, и — разве это не самый подходящий день для контрастов? — его испуганный взгляд и крапинки крови на выглаженном белом воротнике испугали Грэга непривычным видом.       — Джон... — приглушенным голосом проговорил Майкрофт, но надежда в лице отвернувшегося Джона испарилась, и он ушёл.       Грэг успел остановить его, преградив путь, на последней ступеньке лестницы, подал ему салфетку для носа и спросил:       — Зачем ты сюда пришел?       — Просто проверить, — ответил он тихо, голос был еще грубоват от травмы. Майкрофт всеми силами старался вернуть себе вид надменного спокойствия и превосходства, однако было видно, как сильно напряглась его шея.       Грэг сжал его плечо и внимательно осмотрел, сузив глаза, кровоточащий нос.       — Не думаю, что это перелом, — сказал он.       Майкрофт дрогнул от его касания с большей резкостью, чем могла оправдать боль. Грэг проследил за его взглядом, натыкающимся на... Рукава его рубашки закатаны к верху, часы сняты. Ряд аккуратных маленьких нулей. В пределах Бейкер-стрит Грэг позволял себе ходить с обнаженными запястьями, ведь до него здесь никому нет дела, а Джон, знавший об этом, никогда не заводил расспросов. Грэг ведь совсем забыл...       — Это не... — начал он оправдание, но Майкрофт покачал головой и в непозволительной спешке покинул квартиру.             * * *       Шерлок возвращается спустя два года, семь месяцев, двенадцать дней и несколько часов. Лестрейд узнает об этом из новостей, трубящих во все концы мира о "сфальсифицированной смерти одной из самых неоднозначных персон современности". Не лично, не через людей близкого круга — из новостей, которые может посмотреть любой бродяга в витринах магазинов. Это привело Грэга в бешенство. Он немедленно позвонил Джону и, не выдержав слушать бесконечные монотонные гудки, сам поехал на Бейкер-стрит. Тот факт, что до конца рабочего дня оставалось три часа, его беспокоил в последнюю очередь. Уже с тротуара Грэг услышал доносившиеся со второго этажа крики двух мужчин, рвущих глотки в спорах друг с другом. На пороге его встретила лучезарная от счастья миссис Хадсон. Она завороженно о чем-то щебетала, и Грэгу не пришлось вслушиваться, чтобы сходу догадаться о предмете ее радости. Лестрейд беспомощно встал у лестницы: уверенность, с которой он торопился все высказать Шерлоку, исчезла; крики и вопли, в три раза сильнее, чем слышалось снаружи, смущали, и Грэг боялся вмешаться в происходящее и что-нибудь испортить.       Он почувствовал присутствие наверху третьего человека и раньше времени знал, что тот непременно прервет ссору. Грэгу стало интересно, как долго еще он будет чувствовать движения Майкрофта через свои вены.       — Инспектор, — говорит он, спускаясь с лестницы как после тяжелого поединка; его лицо с впалыми щеками измождено, но, как только он встречается с пристальным взором Грэга, глаза его сияют. — Могу я с вами поговорить?       Лестрейд кивает; слышится звонкий грохот, резонирующий от ступени, и следующую за ним пару кричащих голосов.       — Полагаю, нам лучше выйти, — предлагает Майкрофт, и они проходят под бордовый навес кафе Speedy's, укрываясь от начавшейся измороси.       — Я должен тебе кое-что сказать, — серьезным тоном начинает Майкрофт.       — Ты все это время знал, — сухо говорит Лестрейд. Майкрофт не понимает, чтó должен на это ответить. — Ну, это ведь очевидно.       — Ты не мог быть проинформирован.       Грэг по собственной работе прекрасно знает про "закон о государственной тайне" и "принцип необходимого знания", но в нем остается желание как-нибудь тонко уколоть словом Майкрофта. Уж слишком долго им помыкали в этой игре, чтобы он так скоро все простил.       — Потому что это могло уничтожить его прикрытие? — подсказывает он.       — Да. И... — дальше ответа не последовало.       Грэг, подняв голову, протяжно выдыхает через ноздри. По всему его телу в безумном темпе несётся кровь по артериям и венам.       — И, — наконец продолжает Майкрофт, — ты мог стать преградой.       — Для Шерлока?       — Да. И, — он немного помолчал. — И для меня.       — Ох... Я...       — Я понял... — Майкрофт проглотил паузу вместе с невысказанными словами; Грэг боится выдохнуть, чтобы не спугнуть момент. — Я понял, что хочу все разрушать из-за тебя. — Он покачал головой. — Нет. Я хочу все разрушать, когда не вижу тебя рядом. Я бы... — незаконченное обещание задержалось в воздухе; Майкрофт протянул руку к часам на запястье и щелчком расстегнул ремешок.       — Ты не... — вырвалось из груди Грэга. Он накрыл поднятую руку Майкрофта своей ладонью, пальцами касаясь восковой кожи. Тонкие позолоченные стрелки мерно тикали. Они так близко, его цифры, совсем у кончиков пальцев. — Нет, — проговорил он и, неожиданно сам для себя, начал смеяться. Разве это они, взрослые люди, давно перешедшие порог юношеской застенчивости и боязливости и не раз повидавшие, как умирает честь, совесть и справедливость, теперь в неуверенности медлят, ожидая друг от друга нужных действий?       — Прости, — Майкрофт опустил руки; с его лица исчезли доверие и открытость, которым он, наедине с Грэгом, дал слабину, и снова превратная маска черта за чертой легла на его уже беспристрастное лицо. Таким Лестрейд встретил его впервые - тщеславным и неиспорченным низкими идеалами пошлости и тупоумия. Грэг успел изучить Майкрофта и с другой стороны — как человека, ставящего выше собственных интересов благополучие своей семьи и страны, человека, который хочет все разрушать и начнет делать это с мира, привычного Грэгу, но тот не против, потому что Майкрофт соберет обломки и построит все снова.       — Стой, — сказал Грэг. — Я не это имел в виду. — Он хватает руку Майкрофта, не до конца понимая, чтó делает; искушение и табу борются в его сознании, когда пальцы скользят под ремешок часов. Майкрофт стоит и ждёт, и это ожидание для него - агония перед близкой истиной. Кончики пальцев Грэга здесь, над голубыми венами, над цифрами Майкрофта, которые теперь стройным рядом нулей мерцают только для него.       — Грэг, — низкий, сладостно-тягучий и преисполненный болью голос Майкрофта кружит голову Грэга. Кровь в телах пульсирует в унисон. И Грэг делает шаг, который переносит их на одну орбиту.