Рыцарь. Ведьма. Дракон.

«Дай мне слова», просит дракон ведьму, дочь Флемет. У дракона нет голоса, но ведьма слышит в своей голове: как мучительно, медленно, тяжело дракон пытается думать не так, как он привык. А так, чтобы ведьма его поняла. Этого мало — выглядеть человеком. Дракон идет по коридором осторожно — словно боясь нечаянно смахнуть хвостом, которого уже нет, старые выцветшие гобелены на стенах. Над каменными зубцам башни — ночь. Ведьме хочется, чтобы она длилась вечно. Она сделает все, чтобы удержать черные тучи, заслоняющую луну, на небосклоне. Если луны нет, дракон не выйдет на крышу башни, не расправит призрачные крылья. Ночь — это спасение для них обоих. Ночью рыцари спят, укрытые розами и грезами. Острые шипы врезаются в кожу, грезы душат не хуже кошмаров. Ночью — где-то далеко, если рыцарь и услышит, что думает дракон, то не поверит. Повернется на другой бок — шип оставит на щеке царапину — и снова забудется и забудет. «Мне нужны правильные слова», вновь и вновь слышит ведьма. Мысли путаются, как пуговицы в шкатулке под руками, она уже и сама не знает: вот эта хрустальная, потемневшая от времени, от ее давно сожженного платья или его тончайшего полотна рубашки. Драконы не любят, когда их заставляют ждать. Драконы не умеют ждать. А еще драконы не умеют любить. И не желают делиться. Они умеют только брать и владеть, думает ведьма. От резкого стука, с каким распахивается дверь, падает сердце. Хрустальная пуговица падает на пол и катится, катится... Дракон садится у ног ведьмы — шуршит вышитый подол платья — подставляет под пальцы темную макушку. Как пес, у которого никогда не было и не будет дома. Ведьма пытается услышать, о чем он думает. Но в мыслях — словно заволокло тучами небосклон и ни проблеска лунного света. Где-то в темноте комнаты, в пыли и паутине, сияет потерянная хрустальная пуговица. Ведьма не видит. Дракон видит. *** Ночью самое живое существо в замке ведьмы, — огонь. Он бережно трогает гобелены на стенах, от его касания ткань расползается, рассыпается пеплом. Огню жаль прекрасного, но удержаться, чтобы рассмотреть ближе, — не может. Огонь такой же, как и его хозяин, тот, кто его породил — дракон. Дракон мечется по узким проходам замка, едва не ломая крылья. Огонь тянется следом, играет с тенью хозяина, делая ее угрожающей, неправильной, смешной. У дракона нет голоса и нет слов — только пламя, обжигающее его самого. Когда ведьма убивает огонь, гасит тень, спасает дракона, она шепчет: «Глупый зверь, зачем тебе слова, что ты скажешь рыцарю?». Драконы не умеют любить, только брать и владеть. У дракона даже нет сил, чтобы выдохнуть пламя. Он помнит запах горелой бумаги и горелого мяса. Он рассматривает свои человеческие руки — они обожжены. Глупый зверь не умеет того, что умеет обычный человек, даже письма написать не может. Этого мало — выглядеть человеком. Он закрывает глаза, ведьма целует его опаленные ресницы. Ночь длится и длится. *** Дочь Флемет толчет травы в мелкий порошок, мелкий порошок разводит горячим вином, горячее вино приправляет заклятьем. У нее есть собственный ручной дракон, а этим мало кто может похвалиться, разве что ее дальняя родственница, морская ведьма. Ведьма пробует вино на вкус — бархатная горечь тает на языке. Может быть, однажды она заполучит и рыцаря. Дракон больше не просит дать ему правильные слова. Не пора ли выпустить луну из колдовских сетей? Нет, не пора, качает головой ведьма. Она пьет вино. Ее сердце бьется в такт тяжелым шагам дракона на зубчатой башне. Ведьма пьет заговоренное вино и не видит. Дракон расправляет крылья. У него нет голоса, нет слов и нет луны — но есть огонь. Он взмывает вверх над каменной твердыней. Из пасти вырывается пламя — огненные знаки, змеиное послание, драконья метка. Они быстро тают среди туч. Дракону не нужны чужие слова, взятые взаймы, чтобы ему поверили. Рыцарь спит среди роз и грез.