После победы

— Добрый день, Мэган, — произносит приятный женский голос, едва открывается дверь в квартиру. Система безопасности приветствует хозяйку ровным, до безразличия тоном. А следом из динамика звучит незнакомый яростный шепот: — Будь ты проклята, сучка. Мэган растерянно оглядывается. Адам у лифта, он не слышит. Мэган торопливо отключает систему. Снова. Кто-то снова проник в квартиру. Этот кто-то никогда ничего не трогает, но от его яростного – будь ты проклята, сучка – воздух горчит, как сигаретный дым. Адам вносит пакеты на кухню. Мэган сбрасывает туфли и наблюдает. Она не понимает, за что ее ненавидят? Адам Дженсен все тот же, разве только не курит едкие сигареты и не пьет каждый вечер дешевый бурбон. Он вовремя принимает таблетки, он улыбается, он не лезет чуть что в драку. Он не спорит с боссом. Он готов выполнить любой приказ. Он все тот же Адам Дженсен, только лучше. Совершеннее. И Дэвиду Шарифу незачем отводить взгляд. Он первым приказал сделать из Адама машину для убийств. Мэган только завершила проект – Шарифу бы радоваться. Просто Дэвида раздражает, что пульт управления Адамом Дженсеном не в его руке. Мэган уходит в ванную. И Адам больше не бьет зеркала, думает она, снимая блузку. Адам смотрит в зеркало и улыбается. Нужно поработать над улыбкой, думает она, расстегивая юбку, улыбка прежнего Адама была вызывающей, почти наглой. Имитировать невозможное, разве это не интересная в своей сложности задача? Будь ты проклята, сучка. Слова как трещины покрывают зеркало. Изломанная помада брошена в раковину. На полках банки с таблетками Адама – обезболивающее, успокаивающее, стимулирующее. Мэган берет влажную салфетку, чтобы стереть помаду со стекла. Она больше не притронется ни к чему, что касались чужие руки. Помада, пудра, тушь летят в корзинку для мусора. Мэган нужно успокоиться, но таблетки рассыпаются по полу. Сквозь слезы она продолжает размазывать помаду по стеклу. Ее трясет. Будьте вы сами прокляты. Адаму хорошо со мной. Через полчаса она выходит из ванной. Свежая, румяная, улыбающаяся. Зеленые глаза блестят. На ней лишь полотенце и старинный браслет – любимая вещица из прошлой жизни. Адам сохранил его, а Мэган нашла среди вещей, когда только въехала в квартиру – огромную, пустую, с пыльными стеклами. Книги стопками на полу, неразобранные картонные коробки, фотографии парней из спецназа, патроны в каждом углу, тяжелые шестеренки сломанных часов и снова книги, таблетки, патроны. Мэган привела квартиру в порядок, как и жизнь Адама. После событий на «Панхее» Адам Дженсен был сломлен. Подавлен, поправляет себя Мэган. Что бы там ни случилось, он подтвердил слова Уильяма Таггарта, лидера «Фронта человечества», которые услышал весь мир: люди с имплантами опасны, их даже и людьми-то после всех модификаций трудно назвать – только жесткий контроль спасет «чистое» человечество от безумцев с киберпротезами. В те дни мир словно свихнулся. Модифицированные в приступах слепой ярости убивали чистых, а когда массовое безумие модифицированных оборвалось так же внезапно, как и началось, чистые начали расстреливать модифицированных, как бешеных зверей. Тот, кто не был убит, оказался перед выбором: отказаться от киберпротезов, заменив их на примитивные механические аналоги или – если повторная ампутация грозила смертью – согласиться на вживление чипа тотального контроля. Мэган по праву гордится тем, что ее команда создала этот чип. И Адам Дженсен добровольно лег на операционный стол. Он хочет, чтобы его жизнь была в руках Мэган. Он этого хочет, вы слышите? Адам, аккуратно разложив покупки по шкафам, сидит на диване перед большим экраном. Раньше он бы просто бросил пакеты у двери, взял тяжелый стакан с бурбоном, бесшумно подошел к Мэган сзади, поцеловал в шею. Но Мэган не любит сюрпризов, поэтому Адам сидит и ждет. На экране — заставка новостной компании «Пик». На передачу Элизы Кассан приглашены глава «Шариф Индастриз» Дэвид Шариф и лидер «Фронта человечества» Уильям Таггарт. Мэган берет в руку пульт. Смотри, Дэвид Шариф. Смотри, Уильям Таггарт. Адам любит и хочет меня. Заниматься любовью с Адамом восхитительно – после того, как Мэган настраивает его желания под свои. Адам придерживает бедра Мэган, пока она томительно сладко доит его собой. В тумане ярко вспыхивает воспоминание: Адам, злой, непонимающий, несчастный, готовый ударить ее, в той большой белой комнате с большой белой кроватью – такой же холодной, как одиночество Мэган, как ее одержимость. И Мэган смотрит на него – мальчика, которого она использовала – и чувствует себя старой. Адам Дженсен родился в лаборатории и снова вернулся в нее. Почему Адам не понимает, что другой жизни для него нет? Он не понимает. И Мэган снова лжет. Будь ты проклята, говорит с тоской тот прежний Адам. Она кончает. Сонная Мэган лежит на диване. Раньше, когда они занимались любовью, Адам любил целовать ее запястье. И сейчас, когда он вдруг берет ее руку, сердце невольно сжимается. Но Адам не целует запястье. Он смотрит на браслет, и Мэган кажется, что его взгляд слегка рассинхронизирован. Как будто Адам вспоминает, но не может вспомнить. Белые пальцы Мэган в черных пальцах киберпротеза кажутся хрупкими. Прикосновение металла не холодное, просто чужое. Мэган резко одергивает руку и, извиняясь, улыбается. Ей вдруг очень не хватает другого Адама, который бы сейчас лежал рядом, шарил по столу в поисках зажигалки, а потом курил, рассыпая пепел по ковру. Дженсен садится, надевает брюки. Встает. Мэган может приказать: «Обними меня». Она приказывает. Адам разворачивается. Он послушен. Идеально. — Обними меня, — говорит Мэган слишком торопливо. Он выполняет, аккуратно держит ее в объятиях – словно боясь не рассчитать силу и поломать. В жесте нет ни капли нежности. Она это исправит. Входная дверь мягко открывается, словно и не была заперта. Отключенная система безопасности молчит. В считанные секунды по квартире рассыпаются солдаты в знакомых треугольниках брони – наемники из «Беллтауэр». Наводят автоматы. Адам осторожно опускает Мэган на диван, Мэган видит, как Адам напряжен. Парни из «Беллтауэр» охотились на Адама в Хэньша. Он рассказывал Мэган, и Мэган оставила ему эту часть воспоминаний. Просто так. Потому что она любит Адама. — Мисс Рид, позвольте представиться, лейтенант Эдвард Джексон, – неотличимый от других лейтенант выходит вперед. — У нас ордер департамента контроля гражданской безопасности. Мы забираем киборга Адама Дженсена, серийный номер чипа тотального контроля эс-си-восемнадцать-двадцать семь. Мэган хочет высокомерно ответить: «Позвольте мне одеться. Я хочу изучить предписание внимательнее и убедиться, что это не ошибка. Никто не имеет право забирать мистера Дженсена». Но она молчит. Она держит в руках пульт. Стоит нажать на кнопку, как на курок, и Адам убьет их всех – он идеальная машина для убийств. Она прикажет ему убить, а потом сотрет… подправит, говорит себе Мэган, подправит воспоминания. Адам вручил ей свою жизнь, взяв обещание, что она не будет приказывать убивать. Но Мэган имеет право, Адам Дженсен принадлежит ей. Она не успевает. Один из солдат использует портативное ЭМИ-устройство, и Адам падает на пол бесполезной грудой железа. Меньше минуты уйдет на перезагрузку системы, но парням из «Беллтауэр» этого хватит. На Дженсена надевают специальные наручники и как есть, едва одетого, выволакивают из квартиры. Он не оглядывается на Мэган, не зовет ее по имени. Перезагрузка не закончилась, он ничего не видит и не понимает. Мэган продолжает сидеть на диване, сжимая в руке бесполезный пульт. * * * «Я должен выслушивать бредни Уильяма Таггарта, глядя ему в глаза?», спросил когда-то Дэвид Шариф своего друга Хью Дэрроу. «И улыбаться, обязательно улыбаться», ответил Хью Дэррроу – человек, который оказался повинен в самой кровавой и бессмысленной бойне за последние десять лет: модифицированные против чистых, чистые против модифицированных. Но Дэвид Шариф помнит совет. И он улыбается, слушая Уильяма Таггарта на программе Элизы Кассан, посвященной проблемам людей, которые поменяли киберпротезы на простые механические. Он слушает и вспоминает слова Хью Дэрроу на «Панхее». Дэрроу сказал: «Я Дедал и наблюдаю за тем, как мой сын Икар падает с небес в море с обожженными крыльями». Но если Хью Дэрроу только наблюдал, то Дэвид Шариф пережил это падение. И он все еще жив – только искалечен сильнее, чем раньше. Дэвид по привычке пытается взять карандаш правой рукой, чтобы записать вопрос. Он все еще не привык к тому, что приходится обходиться без киберпротеза. Беспомощность и неуклюжесть механической руки раздражает. На вопрос ведущей, что он чувствует, лишившись своего знаменитого протеза с золотой инкрустацией, Шариф улыбается: «Сильнее всего меня огорчает, что я больше не могу обыгрывать в бейсбол моих подчиненных». Он надеется, что улыбка не слишком похожа на оскал. Уильям Таггарт подхватывает тему и говорит, что мистер Шариф проявил подлинную человечность, когда из чувства солидарности с другими отказался от киберпротеза. О да, думает Дэвид Шариф, я и десятки миллионов людей, которых вы лишили возможности вести нормальную жизнь и заставили снова вернуться к костылям и инвалидным коляскам. Дать надежду и отнять ее – это очень по-человечески. После эфира верный помощник Афина Маргулис протягивает Дэвиду телефон. Пятнадцать пропущенных звонков, все от доктора Мэган Рид. — Дэвид, — сухо говорит доктор Рид, — Дженсена забрали солдаты «Беллтауэр». Я не знаю, что с ним. Если ты… — голос вдруг срывается, Дэвид почти не слышит ее, но понимает вопрос. — Что я могу сделать, Мэган? – говорит глава «Шариф Индастриз». — Позвони своим новым хозяевам. Я ничего не решаю в своей жизни, а уж в жизни Адама Дженсена тем более. Мэган плачет. Плачь, девочка, плачь. Твоя кукла приглянулась другим детям. Они ее забрали. Поломают сразу или нет, какая теперь разница? Уильям Таггарт догоняет Дэвида в коридоре. Благородная седина, дорогой серый костюм. — Я не успел сказать, что разделяю ваши чувства, — говорит лидер «Фронта человечества» и кладет руку на плечо Дэвида. Дэвид терпит, не сбрасывает. — Помните Адама Дженсена, — говорит он, — жестянку… о, простите, киборга, как любят называть людей с имплантами ваши поклонники? Таггарт поджимает губы. — Его забрали солдаты «Беллтауэр», — продолжает Дэвид. – И вряд ли для того, чтобы отправить в разборочный цех на фабрику. Я правильно понимаю, что ваши собратья иллюминаты собираются окончательно промыть Дженсену мозги и использовать его боевой потенциал? По вашему, это достаточно гуманно, учитывая, что Адам дважды спас вам жизнь? Что он не хотел убивать и поэтому сдался на вашу милость? Таггарт улыбается тонкими губами — Обвинять — это так по-человечески, мистер Шариф. Дэвид выбрасывает вперед свою механическую руку. Пусть это больше не послушный киберпротез, а мертвый пластик, но Дэвид все еще умеет бить правой. Таггарт летит на пол, его безупречный костюм заливает кровь из носа. — Надеюсь, это для вас тоже достаточно по-человечески, — говорит Дэвид, отворачивается и уходит. Уильям Таггарт поднимается сам. Ему хочется догнать Шарифа, объяснить, что каждый из нас чем-то жертвует, но жертвы эти не напрасны, они ведут ко всеобщему благу. Человечество – дитя, кто-то должен взять его за руку и вести… На экране над его головой мелькают кадры вечерней хроники. Уильям Таггарт искренне верит, что получится обойтись малой кровью.