Сказка о холоде

Снег застыл на губах плотной, колючей коркой, соленый и жгучий, словно замерзшая кровь. В ушах грохотало, как будто мимо него мчалась сотня конных упряжек, но это всего лишь пульсировала его собственная бурная, живучая, холодная кровь. Он вздохнул - и воздух отдался хрипом в пустой груди, ему вторил ветер, завывавший так неистово и жалобно, словно у него вырвали сердце. Он попробовал пошевелиться – движение отдалось ломотой в онемевшем, замерзшем теле, полумертвом от лежания на ледяном камне. Медленно, с усилием он поднял руку, чтобы стряхнуть с лица снежную маску: кожа потеряла чувствительность, и ощущение было такое, словно он трет друг о друга два куска льда. Лёд. Мысль о собственном имени заставила его встряхнуться, напомнила, кто он и зачем он здесь. Но лютое оцепенение всё ещё прочно гнездилось в нем, упорно и жестко цепляясь своими когтями за его холодное сердце. Это было гораздо сильнее, гораздо яростнее, чем подвластный ему привычный холод, ставший частью его самого. На миг ему показалось, что он не выдержит, что эта кусачая, беспощадная стужа ему не под силу, что она заберется в самую его глубину и выморозит его изнутри – то, что осталось от его человечности, и тогда он превратится в пустую, хрупкую ледяную статую. Глупости. Он выполнит то, зачем пришел. Лёд напрягся, собрал все оставшиеся у него силы – и открыл глаза. Его мгновенно ослепило солнце – белый, сверкающий круг посреди снежной пелены – но он напрасно надеялся, что пронзительно яркие лучи принесут хоть частичку тепла. Здесь, в этих всеми забытых краях, даже солнце несло только холод. Лёд скосил глаза, пытаясь понять, где именно он находится. Небо, укутанное в белую мглу, словно рваное одеяло, и невыносимо сияющее солнечное пятно, и неясные, размытые силуэты горных хребтов. И безнадежно увядшие, мертвые алые розы, рассыпанные вокруг него красными пятнами на белом снегу, словно свежепролитая кровь. Он потянулся и сгреб негнущимися пальцами замерзшие лепестки вместе с доброй горстью снега. Розы. Розы для Розали. Девушка была прекрасна – хрупкая, тонкая и изящная, словно цветочный стебель, и такая же ломкая и уязвимая. Когда он переступил порог их хижины, морщась от ненавистного ему домашнего тепла, она лежала в постели, укутанная в десяток одеял, и на её щеках играл неестественный, пылающий румянец. Тонкие, почти прозрачные пальцы лихорадочно теребили спутанные пряди каштановых волос, огромные карие глаза горели на бледном лице, словно блуждающие огневки. Огневки обитали в болотах, лесных чащах и заброшенных домах, в непогоду они подбирались к заблудшим путникам и согревали их обманчивым теплом, а затем, когда те расслаблялись, сжигали заживо. Лёд не любил огневок, хотя для него они не были опасны: от одного прикосновения к его холодной коже огневки с шипением гасли. Но девушка ему понравилась – он даже немного пожалел, что знакомство продлится недолго. По всем признакам, лихорадка должна была съесть её дня за два-три, о чем он и сообщил девушке и её престарелой матери, сгорбившейся на краешке кровати. Девушка не изменилась в лице, и только пальцы сжались крепче, сминая густые локоны. Мать всхлипнула и вытерла глаза скомканным, бурым носовым платком. Лёд снова поморщился. В доме было слишком тепло – и на удивление уютно. Пахло вовсе не болезнью, а чем-то повседневным и семейным: выпечкой, дровами, сладковатыми травами, стираным бельем и горячим вином. Дом, хозяйство, очаг, семья. Всё то, от чего Лёд шарахался, как от лесного пожара. Всё то, что было ему не нужно. И для чего он, в общем-то, и не был создан. Он переступил с ноги на ногу и расстегнул верхнюю пуговицу на куртке. Душно. Быстрей бы уйти. - Мы знаем, - вдруг проговорила девушка, и он поневоле вздрогнул от звука её голоса – певучего и нежного, словно на грубый дощатый пол каморки вдруг плеснули розового масла. – Но ты можешь помочь. - Неужели? – его собственный голос дрогнул и показался Лёду невыносимо хриплым и грубым по сравнению с голосом девушки, как репейник рядом с розой. Лёд откашлялся и продолжил. - Вы, верно, что-то путаете. Я знаю толк в травах и уходе за ранами, но я не лекарь. Я не лечу людей. - Мы знаем, - девушка слегка улыбнулась, и Лёд ощутил себя неразумным мальчишкой, спорящим со старшими. Он встряхнул головой, пытаясь прогнать это чувство. - Мне не нужен врач. Это не болезнь, а проклятье колдуньи, и чтобы изгнать его, нужно другое колдовство. - Тем не менее. Вы всё равно ошиблись. Я не колдун. - Нет. Но ты Лёд. В её устах его имя, всегда морозное и жесткое, вдруг растаяло, как топленое масло. Лёд зачарованно наблюдал, как округляются нежные губы девушки, лаская его холодное имя. - Ты Лёд. И ты можешь мне помочь. - Как? – слово вырвалось у него само собой, словно ледышка, выскользнувшая из пальцев. Девушка набрала воздуха в грудь – и вдруг закашлялась, страшно и надрывно, и слова застряли в сведенном судорогой горле. Её мать, до сих пор тихо сидевшая на краю кровати, тут же подхватилась с места. Лёд молча наблюдал, как она укладывает девушку на подушки, укутывает её одеялами, наливает дымящегося питья из хрустального графина, мерцающего на прикроватном столике. На мгновение у Лёда промелькнула удивленная мысль: откуда хрусталь в деревенском доме? – но он тут же отвлекся, потому что сморщенная старушка кинулась на него, словно хищная птица. - Ты можешь, можешь помочь! – поток слов лился на него раскаленной лавой, и Лёд невольно отступил на шаг, смущенный этим напором. - Есть один способ вылечить Розали, только один! Другая колдунья сказала, что проклятье можно снять, можно, и тогда Розали не умрет! – старуха захлебывалась словами. – Но только ты можешь это сделать! Я прошу тебя, назови любую цену, всё, что ты пожелаешь, только спаси мою дочь, прошу тебя! Раздраженным жестом Лёд прервал старухину речь. Он уже вполне овладел собой, и только жар очага заставил его расстегнуть ещё одну пуговицу. - Скажи мне внятно, женщина, что нужно сделать. И отчего только я могу вам помочь. О цене поговорим потом – когда я буду знать, о какой услуге ты меня просишь. Старуха усмехнулась. - О, это сложная работа, добрый господин, но ты справишься. Нужно пойти в Забытый край, найти там Снежную богиню и принести ей в жертву невинную человеческую душу. И тогда проклятье, гложущее Розали, рассеется. Лёд сглотнул. - Только тебе это под силу. Обычный, теплокровный человек не выдержит путешествия в Забытый край из-за царящей там лютой стужи. А ты выдержишь. Колдунья сказала… как же это было… ах, да: «Только тот, в чьем сердце зима, сможет проделать этот путь и вернуться обратно. Вопрос в том, захочет ли он». Старуха умолкла. Лёд ошарашено переводил взгляд с её умоляющего лица на точеный профиль девушки, неотличимый от белизны постельного белья. Розали. Его просили о многом. Холодное сердце и ледяная кровь сделали его лучшим охотником Северных земель. Он добывал шкуру подземного скалозуба – дикого существа, жившего глубоко под землей и выбиравшегося на поверхность только в безлунную ночь или самую лютую метель, потому что его глаза могли видеть только черное и белое – тьму или снег. Шкура скалозуба славилась тем, что защищала от любого холода, а ещё – при некоторой помощи колдуньи – делала своего владельца невидимым. Он мог отыскать ледяные кристаллы – они росли на вершинах гор, прямо на камнях; легенды говорили, что это кусочки облаков, опустившиеся слишком близко к земле и заледеневшие от её холода. В Северных землях кристаллы ценились выше алмазов. Он встречал рассвет на озере Потерянных душ – вода, взятая оттуда на восходе солнца, обладала чудодейственными свойствами: её нужно было пить строго по капле, четыре раза в день в течение месяца, и тогда человек получал способности разговаривать со зверями и птицами и ходить по воде, словно посуху. Но тот, кто нарушал порядок питья и принимал хотя бы одной каплей больше или меньше, умирал, и душа его присоединялась к другим, томящимся в озере. Лёда просили о многом – бедняки и вельможи, влюбленные юноши и несчастливые жены, алчные старики и больные дети. Платили по-разному: кто золотом и драгоценными камнями, кто скромной крестьянской едой, кто ночлегом, кто собственным телом. Он не отказывался ни от чего (последнее, впрочем, принимал только от женщин). И Лёд не боялся почти ничего. Холод, царивший в Северных землях, был ему лучшим другом. Он обожал это чувство, когда стужа прикасается к коже – одновременно снаружи и изнутри – и наслаждение это было ему дороже любой женской ласки. Единственным, чего он опасался и сторонился, было тепло домашнего очага. Стоило ему переступить порог чьего-нибудь дома – и стены тут же обступали его, сковывая движения, крыша опускалась на плечи и сдавливала дыхание, и пот лил с него градом, словно с одышливого старика. Поэтому у Лёда никогда не было собственного дома: кровом ему служил шалаш в лесу, и еловые ветви со шкурами скалозубов надежно защищали от непогоды и незваных гостей (Лёд не пожалел денег на услуги колдуньи, и шкуры сделали его шалаш невидимыми для людских глаз). Точно так же не было у него ни жены, ни детей, ни даже родителей. Лёд сам не помнил, откуда он взялся. Ему казалось, что он однажды так и проснулся в этом лесу, рожденный из снега, с ледяной кровью и холодным сердцем. Стужа подарила ему также белые волосы, бледную кожу и прозрачно-голубые глаза, которые имели необъяснимое влияние на женщин. Он никогда не понимал, отчего они вешались на него. Была ли тому причиной его своеобразная внешность – или просто любопытство, такой же ли он ледяной в постели? Постель эту женщины покидали замерзшими, раскрасневшимися от прикосновений мерзлой кожи – но всегда насытившимися любовными ласками. Их было много, этих женщин. И ни одна из них не была такой, как Розали. - Так ты захочешь? Слабый, нежный голос вырвал его из раздумий. Розали смотрела на него, пытаясь прочесть ответ на его бесстрастном лице. - Всякие вещи говорят о Забытом крае, - вымолвил Лёд. – Говорят, что там живет колдовство древнее, как корни мира, и тот, кто прибегнет к нему, должен будет заплатить страшную цену. - Правду говорят, добрый господин, - откликнулась старуха. – Но тебе эта цена не страшна. - Отчего же? - Оттого, что ты Лёд. Цена, которую требует Снежная богиня, - это тепло человеческого сердца. Тот, кого она коснется, никогда больше не сможет любить. Но твоё сердце уже изо льда, Лёд. Она ничего тебе не сможет сделать. Ты спасешь жизнь Розали и вернешься обратно. И за это мы заплатим тебе любую цену. - Так уж и любую? – усмехнулся он. – А если я попрошу мешок золота и ларец с драгоценными камнями? - А ты попросишь? – старуха цепко глянула на него, и взгляд её достал да самых глубин Лёдова замерзшего сердца. Он опустил голову. - Мне нужно подумать, - тихо сказал Лёд. – Вы просите очень много. Я никогда ещё не был в Забытом краю. - Думай не очень долго, - наказала старуха. – У Розали нет времени на твои раздумья. - Если… если я соглашусь, - Лёд запнулся, - как я попаду в Забытый край? Ни на одной карте нет дороги туда. - Это уже моя забота, - пробурчала старуха. – Как только ты решишься, ты узнаешь дорогу. - Мне нужно два часа, - сказал Лёд. – Через два часа я дам вам ответ. Если я вернусь, значит, я готов взяться. Если нет – не держите на меня зла. - Мы будем ждать, - старуха склонила голову. Лёд бросил взгляд на Розали – та лежала неподвижно, с закрытыми глазами, и он не мог понять, спит ли она или без сознания. Старуха распахнула перед ним дверь – прохладный ветер, наконец, остудил пот на него взмокревшем лбу. Лёд вытер его рукавом и ступил за порог. - Возвращайся, - Лёд обернулся. Лицо Розали, вспыхнувшее надеждой и мольбой, стояло у него перед глазами ещё долго после того, как старуха захлопнула дверь. - Помни: любую цену. Лёд брел по улице, едва волоча ноги. Сумятица у него внутри была подобна снежному бурану. Любую цену. Значит ли это, что он сможет потребовать… Розали? Не на одну ночь, а на всю жизнь – в жены? Прежде Лёд никогда не задумывался о семье. Но сейчас ему казалось, что всё получится, и будущее представлялось радужным, словно северное сияние, стоило ему лишь подумать о девушке, подобной цветку. Он может построить дом – не вести же её в шалаш! Просторный, с высокими потолками и большими окнами, чтобы пропускали много света и воздуха. Её будет тепло, а ему – прохладно. Когда Розали будет разжигать огонь, он будет просто уходить во двор. И, может быть, потом у них родятся дети. Их совместная жизнь вдруг представилась ему простой, ясной и прозрачной, словно кусок гладкого льда. В первый раз за всё свое долгое, холодное существование Лёд поверил в то, что способен жить обычной человеческой жизнью. И за эту веру он готов был дорого заплатить. Старуха сказала, что Снежная богиня ничего не сможет ему сделать. Это хорошо. Оставалась ещё невинная человеческая душа. Лёд ещё никогда не убивал людей. Скалозубов, огневок, рыжехвостых волков и диких когтеножек, водившихся в лесах, на его счету были сотни. Но людей он не трогал никогда – хотя, бывало, и поступали заказы. Лёд отказывался от подобной работы вовсе не из благородства – скорее, из брезгливости. Не хотел связываться, да и считал зазорным для человеческого рода уничтожать себе подобных. Но сейчас на кону была жизнь Розали – и их будущее, которое Лёд уже представлял себе так ясно, словно Розали уже ждала его в их собственном доме. И Лёд не мог от этого отказаться. Он уже видел перед собой её лицо, когда он скажет, что согласен спасти ей жизнь. Оставалось только надеяться, что цена не покажется ей слишком высокой. Лёд купил ей розы. Он никогда прежде не покупал женщинам цветы и чувствовал себя неловко с огромной, колючей охапкой в руках: Лёд не поскупился и забрал все. Но розы пахли тонко и нежно, и цвет их напомнил ему румянец на воспаленном лице Розали. Розы для Розали. Он шел к их дому широкими шагами и спешил так, словно нес ведра с водой на пожар. Прижимая одной рукой к боку уже подмерзшие розы, Лёд свободной рукой распахнул калитку, ступил на дорожку, ведущую к дому – и вдруг ухнул вниз, словно в омут, и мир закружился и померк перед его глазами. Снег застыл на губах плотной, колючей коркой, соленый и жгучий, словно замерзшая кровь. Розы укрыли сугробы вокруг Лёда алым саваном. Он выбросил из кулака лепестки, с трудом поднялся и огляделся. Это был его первый визит в Забытый край. Здесь круглый год царила стужа, в десятки раз более лютая, чем в Северных землях, потому что обитателей этого края больше не согревало тепло воспоминаний. Сюда попадали те, о ком больше не помнили на земле, и Лёд задался вопросом, где же находится этот край. Лёд стоял на краю деревни. Он не знал, где нужно искать Снежную богиню, и решил просто идти, куда глаза глядят. Может быть, она сама найдет его. Лёд вошел в деревню. Дома встретили его распахнутыми настежь окнами и свернутыми с петель дверями. Лёду казалось, что они разевают рты ему навстречу, и он не знал, хотят ли они проглотить его или просто поговорить. Улица была пуста. Лёд шагал, и покрытая инеем земля хрустела под его ногами, словно он шел по людским костям. Лёд поёжился, плотнее запахнул ворот куртки и потер друг о друга онемевшие ладони. Он уже не чувствовал пальцев на ногах и тысячу раз пожалел, что надел не самые теплые свои сапоги. Хотя откуда ему было знать, что за путешествие ждет его сегодня? Да и можно было ли, вообще, защититься от этой стужи? Если уж ему, Лёду, было холодно, то обычный человек и подавно не смог бы ступить и шагу. На ближайшем перекрестке Лёд свернул направо. Безмолвная улица понемногу наполнилась шумом – прислушавшись, Лёд понял, что это всего лишь один звук – мерное, сухое поскрипывание. Лёд пошел на звук: около одного из пустых домов стояли качели, на которых раскачивался маленький ребенок. Посреди нечеловеческой стужи, он был одет в легкую рубашку и короткие штанишки. - Кто ты, малыш? Как ты сюда попал? – Лёд забежал во двор и склонился к ребенку. Мальчик поднял на него глаза – пустые и совершенно белые, без радужки и зрачков. Лёд хрипло вскрикнул и отшатнулся, налетев спиной на забор, и бросился прочь. Он опомнился лишь тогда, когда оказался на краю деревни. Лёду понадобилось немало времени, чтобы отдышаться, ухватившись за придорожный столб. Позади него в деревне раздавались негромкие голоса и перешептывания, где-то вдали заиграла тихая музыка. Лёд боялся оглядываться. Едва к нему вернулось дыхание, он побрел по дороге прочь, через пустынную равнину, по направлению к лесу, видневшемуся вдали. Мороз крепчал. Лёд с трудом передвигал ноги, волосы и меховой воротник куртки покрылись инеем. В первый раз в его жизни холод не ласкал, а кусал его кожу, и несмотря на теплую одежду, Лёд чувствовал себя обнаженным перед этой дикой стужей. Дыхание давалось ему с трудом, казалось, воздух замерзал прежде, чем Лёд успевал его вдохнуть. На миг появилось непривычное, подлое чувство, что он не справится. Что он не дойдет. Что Лёд замерзнет. И тогда Розали умрет. Лёд вздрогнул от этой мысли. Он не должен позволить этому случиться. Где же богиня? В отчаянии Лёд поднял глаза к небу. На вершине горного пика, одного из тех, что окружали долину, сверкал храм ослепительной белизны. Издалека он был похож на расколотую сосульку. Лёд усмехнулся. Он не помнил, как добрался наверх. Путь был словно в полусне, и когда Лёд наконец открыл глаза, то увидел себя на вершине. Ног он почти не чувствовал, ладони были содраны в кровь. Холод давно пробрался под одежду, словно искусная любовница, и терзал его тело. Храм доставал до самого неба, гордый, величественный и заброшенный. Колонны у входа обрушились, и осколки белого мрамора мешались с ледяными глыбами. Двери рассыпались в прах. Через огромную арку с разбитыми барельефами Лёд вошел внутрь. Она сидела на троне и ждала его. Лёд шел к ней, еле волоча ноги, морщась от яркого света, потоками лившегося из разбитого купола. Он обогнул разбитую статую посередине зала и приблизился к богине. Она была воплощением холода. Неподвижная, властная и невыносимо прекрасная, словно ледяная скульптура, богиня восседала на троне. У неё были такие же белые глаза, как у мальчика из деревни. Но тот был слеп – а богиня смотрела прямо в душу Лёду. Он не выдержал её взгляда и опустил глаза. - Ты пришел ко мне, - её голос зазвенел в заброшенных стенах, и Лёду показалось, что храм сейчас обрушится целиком и погребет их под своими развалинами. Но мрамор выстоял. - Богиня, - Лёд запнулся. Он никогда ещё не говорил с богами. – Я… - Я знаю, чего ты хочешь, - тонкие губы богини дрогнули в усмешке. – По крайней мере, эта привилегия у меня ещё осталась. Кто-то ещё помнит меня… Ты хочешь совершить страшный ритуал, Лёд, и заплатить за него высокую цену. - Я готов, - торопливо сказал он. - Так думаешь ты. Ты надеешься, что тебе удастся меня провести. Что я ничего не смогу сделать с твоим холодным сердцем, и ты уйдешь, не расплатившись. Но ты ошибаешься, Лёд. Кровь бросилась ему в лицо. Лёд вскинул голову и взглянул в мертвые глаза Снежной богини. - Что ты можешь сделать со мной? Всё уже было сделано до тебя. - Ты ошибаешься, - богиня слегка склонилась со своего трона. – Ты думаешь, что ты ледяной до мозга костей. Но ты обычный человек, Лёд, просто с холодной кожей и кровью. Ты знаешь сострадание, и жалость, и гнев, и скорбь – а теперь ещё и любовь… Лёд вздрогнул, словно богиня хлестнула его плетью. - Но когда ты заплатишь мою цену, ты потеряешь всё это, Лёд. В твоем холодном сердце останется только лёд и пустота. Ты больше не будешь собой – ты отдашь мне всё тепло, пусть ты сейчас и думаешь, что у тебя его вовсе нет. - Почему? Почему ты это делаешь? Разве ты не можешь просто дать мне то, что мне нужно, и отпустить? Богиня горько усмехнулась. - Потому что мне тоже нужно тепло. Лёд. И это единственный способ, каким я могу его получить. Лёд не ответил. Не заплатить цену – значит позволить Розали умереть. Заплатить цену – тоже значит навсегда её потерять. Какой смысл в жизни, в которой он не сможет любить её? - Так ты готов? – поинтересовалась богиня. – И не забудь про то, что тебе ещё придется убить невинного человека, Лёд. - Я никого не буду убивать. Тень пробежала по точеному лицу богини. - Ах, так ты отказываешься от ритуала, - разочарованно проговорила она. - Нет, богиня. Я прошу тебя принять жертвоприношение. - Но ты отказался платить. - Я не отказался платить. Я только сказал, что не буду никого убивать. - Так как же… - Возьми мою душу. Лёд вымолвил эти слова – и почувствовал невыразимое облегчение. Оттого, что не придется убивать невинного человека. Оттого, что забытая богиня получит свою частичку тепла. И оттого, что Розали будет жить. Бесстрастная богиня вдруг ожила. Она соскользнула со своего трона и сбежала по ступенькам вниз, к Лёду. - Ты уверен? – её голос вибрировал так, что с потолка посыпались осколки мрамора. – Ещё никто и никогда добровольно не приносил мне в жертву свою душу, Лёд. Это даёт мне гораздо больше… большую силу, чем простой ритуал! Он пожал плечами. - Вряд ли это хуже, чем твоя цена – жить с пустым сердцем. - Поверь мне, это хуже. Лёд вздрогнул. Богиня положила ладонь ему на плечо. Её тонкая, изящная рука оказалась тяжелой, как мрамор. Ноги Лёда подкосились, и он рухнул перед богиней на колени. - Я уверен, - он взглянул на неё снизу вверх. - Хорошо, - богиня провела пальцами по его заиндевевшим волосам. – Тогда назови мне имя той счастливицы, ради которой мы совершаем жертвоприношение. - Розали. Её зовут Розали. Ладони богини дрогнули. - Розали… Знаешь ли ты, Лёд… Впрочем, неважно. Если ты этого хочешь, мы проведем ритуал. Лёд устало опустил голову. На обшлаге его рукава алел замерзший розовый лепесток. - Я этого хочу, - тихо и твердо сказал Лёд. – Она позволила мне хотя бы на миг почувствовать себя живым. - Да будет так. Богиня склонилась к нему, нежно улыбнулась и положила ладонь на его холодное сердце. Лёд думал, что это будет иначе. Что будет просто больше холода. Но вместо холода внезапно пришло тепло. Он сидел у очага, с наслаждением протягивая ладони к огню, и любовался тем, как пляшут в замысловатом танце языки пламени. Розали сидела возле него, держа на коленях розовощекого белобрысого мальчугана. Ребенок тоже тянулся к огню, и Розали, смеясь, перехватывала его маленькие ладони. Глядя на них, Лёд улыбнулся – и впервые в жизни почувствовал, как сердце его наполняется теплом. И больше он ничего не чувствовал. Розали пташкой вспорхнула с постели и закружилась по комнате, заливаясь смехом. - Мама, мама, он сделал это! Я чувствую, он сделал это! Старуха, убиравшаяся в кухне, от неожиданности уронила тарелку. - Надо же, - проговорила она с удивлением и уважением. – Признаться, я и не ожидала, что он справится – и что он нам поверит… Что ж, молодец этот Лёд. Теперь у нас есть душа. - Да, да! – Розали захлопала в ладоши. – Душа невинного человека, к убийству которого мы не имеем никакого отношения! О, это такая редкость, настоящее сокровище! Теперь, наконец, мы можем наслать то проклятие на герцога Восточных земель, которое так настойчиво требует наш король! Ох, мама, мы станем самыми богатыми колдуньями в Северных землях! - Да, доченька, твой план удался. Но что, если этот Лёд вернется за наградой? - Ах, что он нам теперь! – Розали закатила глаза. – Этот глупец, который купился на наши уловки! Можно поставить у входа в дом семимильную ловушку, которая мгновенно переносит человека за семьсот семьдесят семь миль отсюда. Или нет, я придумала! Лучше натянуть беспамятную сеть – Лёд попадет в неё и враз забудет, зачем он вообще к нам приходил! Да, точно, натяну-ка я сеть! - Ну, как знаешь, дочка, - старуха комкала в руках полотенце. – Как ты думаешь, чью душу он принес в жертву? - Ах, да какая нам разница! – Розали мечтательно потянулась и растрепала волосы. Жизнь, решительно, налаживалась. С улицы послышались крики. Розали нахмурилась и подошла к двери. Неужели Лёд вернулся так скоро? Снаружи шел снег. Но вместо снежинок с неба падали алые лепестки роз. Они кружились, устилая улицы и крыши домов живым, теплым ковром, и люди выбегали на улицу и, смеясь, пытались поймать лепестки на лету. В воздухе плыл нежный, тонкий аромат, и казалось, что на смену зимней январской стуже в Северные земли наконец-то пришла весна. Розали пожала плечами и захлопнула дверь.