кукла

Голубые глаза О Сэхуна как торговая марка. Ничем не замутненная небесно-красивая радужка с еле заметными штрихами по кругу, как на этикетке продукта, элемент его принадлежности, его отличия от остальных, тяжелый крест, который ему приходится влачить за собой изо дня в день. Его голубые глаза – его наказание, а маленькие штрихи - лишнее тому доказательство: по ним узнают везде. Они, как звездочки в ночном небе – сверкают, переливаясь еле различимым лазурным светом. О Сэхун – всего лишь красивая кукла, с застывшей белизной лица, бледно-розовыми небольшими губами, мягко растягивающими в улыбку, когда попросят. И будто настоящий он, но только видно, как неаккуратно водили кисточкой по тонким линиям губ, пропитывая их розовой краской; видно, всё это проступает наружу, делая его красоту ещё изящней и дороже. В витрине стоять Сэхуну нравится: он может видеть людей, улыбаться малышам, когда их любопытные носы прилипают к холодному стеклу. Маленькие детки беззубо улыбаются ему в ответ, дергают родителей за рукав и просят купить им эту куклу. Такую красивую куклу. Папа или мама снисходительно, по-доброму, улыбаются им, но видя цену кукольного мальчика говорят, что не могут, это уж слишком. Детки снова смотрят на флегматичные, застывшие во времени черты лица куклы-мальчика и улыбаются. Завтра они так же смогут прибежать сюда и посмотреть на него. Днем на него все могут смотреть, ночью хозяин лавки забирает его с витрины и заносит в пыльный чулан. Он любовно смотрит на произведение кукольного искусства, поправляет бархатный ворс брюк, манжеты рубашки и пепельные волосы мальчика-куклы. Затем набрасывает на него простынь, прикрывая от любопытных глаз седые волосы неживого паренька, его губы, сжатые в тонкую, недлинную линию бледно-розового цвета. Закрывая от всего мира его хрупкую, сжатую красоту. Если бы мог О Сэхун обязательно заплакал; с его небесно-голубых глаз покатились бы бусинки слез, одна за другой, смывая краску с небольшого лица, убегая к подбородку и бледно-розовой полоске тонких губ. Изо дня в день мальчик-кукла ждет своего покупателя, вглядываясь в несуществующую даль своими голубыми глазами. Рядом с ним всегда стоят и другие куклы – их неживые лица печалят О Сэхуна, они пассивны и бесчувственны, слишком напудрены их волосы, накрашены лица, а глаза и вовсе неживые, темные, безжизненные, как омуты черных вод, затягивают в свою искусственность. Только у него такие невероятные, живые небесно-голубые глаза. И они ему завидуют, они тоже хотят быть такими же, как и он. Похожими на людей? У Сэхуна густые черные ресницы отбрасывают тени на щеки, а глаза подведены черной краской, делая их выразительнее и оттого ещё красивее. И прямой, аккуратный нос. Любой бы позавидовал. Его одежда красива, богата на украшения; он, словно сказочный принц. Маленькие девочки часто останавливаются перед ним и вертятся в своих платьицах, поправляют свои упругие кудри, так красиво улаженные нянями в причудливые прически. Они заливисто смеются и спорят, что этот принц выбрал бы её, потому что она красивая, и папа всегда называет её принцессой. А принцы всегда женятся только на принцессах. Хозяин слишком любит свою самую лучшую куклу, дорожит ею больше всех остальных, поэтому завышает цену, не желая расставаться с мальчиком-куклой. Он не позволяет трогать его руками никому из покупателей, только смотреть. Они могут обласкать его взглядом. А одиноких видно по глазам, по ищущему что-то взгляду. Они никогда долго не задерживаются на чем-то, быстро перескакивая с одного объекта на другой. Их взгляд, как растаявшая вода. Сэхун их всех видит. Он – кукла: без души, без сердца, с колотящейся пустотой внутри, с холодом в руках. И нет в нем ни капли живительного тепла. Быть куклой выгоднее. Куклой быть легче. Её обидят, она ничего не скажет в ответ. На лице застывшая маска из бесстрастия и немоты. Ведь куклы всегда молчат. Кукольное очарование. А однажды он заметит взгляд, устремленный на него сквозь холодное стекло витрины. Увидит парня, застывшего изваянием на тротуаре. Тот будет смотреть долго, кажется даже не мигая, разрезая улицу напротив пополам: остальной мир и мальчик-кукла за прозрачным стеклом. Такой прекрасный в своей застывшей, вечно молодой и неувядающей красоте. Именно он купит куклу через несколько минут, переплачивая, уговаривая хозяина лавки отдать ему его лучшую куклу. В старом доме пахнет корицей и яблоками, на стенах много фотографий. И новый хозяин просит называть его Чонином. - А как мне тебя называть? – спрашивает он и снимает шелковую ленту с глаз Сэхуна. У Чонина теплые и мягкие подушечки пальцев. - Сэхун… - скрипит кукла, получается совсем не мелодично, скорее, ужасно. - Красивое имя. Это тебя мастер так назвал? - Да. Он назвал меня из-за своего умершего от чумы сына. Чонин говорит немного, больше смотрит – любуется холодной красотой куклы, ласкает кончиками пальцев руки Сэхуна, жесткие пепельные волосы, и касается губами его – нарисованных бледно-розовой краской, так неумело. Гости Чонина приходят любоваться на красивую куклу всегда. На званых вечерах они толпятся вокруг него и рассматривают, тычут пальцами, но не трогают руками; Чонин запретил. - Если бы ты только был живой, - однажды шепчет Чонин и целует в холодный висок, смотрит в небесные глаза, распутывая шелковые ленты одежды куклы. В пепельных волосах запутываются лучи заходящего солнца, а Чонин не перестает целовать. Сэхун молчит. Он - кукла, ему так положено. Глупая кукла в теплых руках, застывшая в бездонных глазах своего нового хозяина.