infinite path

death cab for cutie - brothers on a hotel bed

- Жарко. - Адски, – соглашается Чонин и закрывает глаза. Тут, вдали от машин, солнце, кажется, слепит ярче. По крайней мере, Чонину не хочется открывать глаза вовсе до наступления темноты, когда от жары не останется ничего, кроме двух опустошенных и украшенных обугленными кружочками заместо этикетки бутылок минералки. Тогда, конечно, будет уже прохладно, даже холодно в одной-то майке, а еще домой добираться долго – до ближайшей станции метро дальше, чем до ночной зябкости. Сехун, как более рационально мыслящий человек, подложил под выбеленную макушку сумку с учебной литературой, во избежание нашествия каких-нибудь жучков на свое лицо. Нет, он вовсе не боится насекомых, но это было бы неприятно, наверное, или даже брезгливо – обнаружить у себя на щеке того же муравья. От ладоней, сложенных в замок на уровне пупка, становится жарко, или это просто уже футболка липнет к коже? Чонин лениво приоткрывает один глаз и поворачивает лицо вбок. Щурится – солнце, кажется, не только над головой, а повсюду, тянет свои невыносимо теплые лучи от каждой травинки и комочка земли – и машинально облизывает губы. Привставать на локтях или садиться и вытягивать из сумки еще прохладную минералку лениво. Словно все конечности пропитываются каким-нибудь сонным раствором, и даже мизинцем пошевелить лень, а ведь руки, подложенные под голову, адски затекли. - Сейчас бы плюхнуться в прохладную воду и… – мечтательно тянет Сехун и замолкает, задумываясь о том, что на носу зачеты, а готовиться совсем не хочется, и вряд ли только из-за жары, которая нагоняет сон. Чонин даже кивнуть и разлепить губы не удосаживается, да и глаз, уже привыкший к сочным краскам, закрывает. Да, сейчас даже душ был бы в тему. Пока Чонин мысленно борется с накатившей усталостью и желанием уснуть прямо здесь, волнистой россыпью каштановых в теплой подушке травы и каких-то мелких белых полевых цветов, Сехун разыскивает по карманам узких джинсов телефон и невольно охает на бег времени. - Эй, Чонин-а, вставай, уже половина седьмого, мне еще домой зайти надо… Чонин реагирует несвязным бормотанием и недовольным выражением лица. Сехун поднимается на ноги, с минуту отряхивает штаны и даже пытается заглянуть себе за плечо – не осталось ли на серо-белой футболке следов травяного зеленого сока? Он плохо вымывается с вещей, к слову. - Вставай, – Сехун ровно дышит, кажется, прямо в нагретые веки, чем и заставляет друга распахнуть глаза и неслышно сглотнуть. И правда, беспокойные полумесяцы высматривают что-то в каштановой челке, а губы – четко по курсу и картинка смывается сразу, ведь слишком близко и слишком страшно. И интересно еще, а что дальше-то будет? - Завтра надо будет купить краску, – неожиданно говорит Сехун и поднимается с колен, протягивая руку другу. – Может, в блонд тебя покрасить? Чонин мысленно обреченно стонет, а вслух тянет «ни за какие деньги», принимая горячую ладонь и резко вставая на ноги. И уже вышагивая по насыпи и вслушиваясь в голос парня, с которым ведет телефонный разговор Сехун, вспоминает, что да, давненько он не травил свои волосы красителями и аммиаком, или что там, в составе красок? А он-то, идиот, уже подумал об интимности момента.       ☼ - А может, станем хиппи и будем странствовать по Земле и искать Бога солнца? Сехун бездумно пялится в потолок и даже не думает, что Чонин ответит; скорее, он хмыкнет и сделает музыку погромче, да еще и рядом на кровати растянется. - Чувак, тебе пора завязывать слушать регги и инди. Я сейчас марсов включу. - Эй, – Сехун смеется и кидает в сидящего на полу друга первое, что попалось под руку – пустой пластиковый стаканчик. – Включай, я не против. Чонин с хитрой улыбкой бегает пальцем по сенсору квадратика и довольно кивает самому себе, когда Сехун дергается от резкого начала песни какой-то нью-метал группы – громко и неожиданно. Сехун кидает точно в открытый загорелый лоб запечатанную пачку сигарет и прячет голову под подушкой. Чонин тщетно пытается держать глаза открытыми и все же начинает тихонечко сопеть в сложенные на парте руки. Сехун тычет его в плечо, а потом даже трясет. Пара еще только началась, не время спать, в конце-то концов. - Хун, пиши свою лекцию, а мне дай поискать упоминания, как найти солнечного Бога, – почти шепотом недовольно тянет Чонин и утыкается носом в парту лишь сильнее. Сехуну теперь уже не до лекции и усыпляющего голоса преподавателя; он улыбается скрытно, прячет радостные огоньки в глазах, опуская взгляд на собственные колени. Все-таки, Чонин не только подкалывает и приходит на помощь в трудную минуту, но и понимает его, а это самое важное, так? Удушающая жара сменяется на марафон проливных дождей совершенно внезапно. С утра Чонин хотел топать на учебу в одной только обуви и нижнем белье, а сейчас докуривает уже вторую сигарету под козырьком крыльца и высматривает в стеклянной будке выхода Сехуна. Никто из них даже и не думал о том, что в три часа дня горожан порадует своим визитом ливень, и зонтики, естественно, никто и не подумал поискать на вешалке среди осенних ветровок. А уж если и мокнуть под дождем, то вместе, правда? Чонин щелчком пальцев отправляет окурок в ближайшую лужицу – он надеялся дальше, но не всегда все выходит так, как нам хочется – и вздыхает, не наблюдая за стеклом моську друга. Наушники путаются – может, стоит последовать совету сестры и приобрести беспроводную гарнитуру? – и плеер включается с небольшой задержкой. А еще половина памяти занята инди-роком – и зачем, спрашивается, Чонин как-то одалживал свой mp3 на недельку лучшему другу? А удалить файлы рука не поднимается – приятно слушать то же, что слушает Сехун, на самом-то деле. - Предлагаю остаться тут до вечера, – раздается над ухом, и Чонин чертыхается, ведь он только выпутал правый наушник из плена проводной петли, а теперь он вон, снова скрутился. - Не вариант, у меня желудок уже полчаса еды просит, – фыркает Чонин и убирает плеер обратно, в боковой карман рюкзака. – Пробежимся? Уже забегая в вагон метро, оба насквозь мокрые и улыбаются слишком по-детски. И тут же плюхаются на свободное кресло, рассчитанное на три персоны. - Настало время Бон Джови, – громко заявляет Сехун и протягивает один наушник Чонину. А Чонин отбирает сжимаемый чуть мокрыми пальцами плеер и находит в списке Jamaram – уж больно понравилась ему еще с неделю назад их песня, кажется, что-то вроде это конец света, как мы знаем.       ☼ У Сехуна не бессонница, нет, вовсе нет. Просто уснуть почему-то не удается – уже часа четыре, если время самой толстой стрелкой у четырех не врет. Кажется, он уже и ногу на ногу складывал, и принимал полусидящую позу, даже подушку из-под головы убирал, и старосту группы, прыгающего через препятствия, представлял – а все без толку, мыслей всяких разных только больше, а сна ни в одном глазу. Сехун в очередной раз переворачивается на левый бок, отмечая, что у него почему-то ноет правое подреберье, и вперивается взглядом в глянцевый бок прикроватной тумбочки. Такой скучный, без единой царапины или стикера с кофейного стаканчика – у Чонина же на каждой вещи найдется дефект, а плюсом смешная надпись или наклейка. А еще у Чонина на потолке, прямо над изголовьем кровати, вечно отклеивающийся плакат с персонажами мульта «Южный парк», а у Кайла уже оторван кусок шапки. Наверное, от того, что вечно приклеивается новым куском прозрачного скотча. Сехун дергается, когда телефон начинает коротко вибрировать и заодно освещать половину комнаты. Кто может побеспокоить в четыре утра (или все же ночи?), если не оператор сотовой связи или какое-нибудь «акция блаблабла»? Но нет, в графе отправитель значится Чонин. «Спишь? Давай прямо сейчас уедем, куда угодно. Ты со мной?» Сехун неверяще улыбается, тянет отросшими ногтями себя за щеку – нет, не глюк. Подрывается с кровати и путается в одеяле одной ногой, да еще и цепляется коленом за открытый ящик тумбы. Но это фигня, это даже не замечается почти. Сехун уже натягивает джинсы и накидывает на плечи утепленную толстовку – за окнами снова дождь. Ну, или все еще. Ему надо пройти всего-то пару домов, но Сехун переполняется неумной, глупой какой-то радостью, поэтому с первого же шага бросается в бег. И неизвестно, почему сердце так глухо и сильно бьется в висках – от ожидания чего-то невероятного или от внеплановой пробежки. Уже прислонившись спиной к колонне и разглядев, что во всем доме выключен свет, Сехун боится нажать на кнопку звонка или даже подойти к окну, что в комнате Чонина, и легонько пробежаться костяшками пальцев по мокрому стеклу. Может, он пошутил? Может, он написал сообщение уже давным-давно, а сеть затормозила и доставила только сейчас, а Чонин уже спит, откинув с плеч одеяло? Может, он уже сбежал отсюда с кем-то другим, кто знает? По сути, сбегать-то им незачем, тем более Чонину; просто Сехун, кажется, с первого урока географии в средней школе грезит о плавящемся асфальте, пыли в глаза и о путешествии в никуда автостопом. Входная дверь открывается предельно тихо и осторожно, а Чонин, едва сделав шаг вперед, тут же шикает на друга: - Ты с дуба рухнул? Поедешь вот так? - Так это не шутка? Чонин фыркает от смеха и тут же прикладывает ладонь к губам. Разбудить кого-то сейчас было бы очень некстати. Он переходит на шепот: - В принципе, плевать, я куплю тебе зубную щетку. У Чонина на плече – рюкзак, в котором зарядное устройство для плеера, телефона, и еще какие-то мелочи. У Сехуна в кармане пачка крепких сигарет, закончившаяся зажигалка и телефон с почти севшей батареей, а по мышцам, клеткам и горлу – мандраж. А первый поезд, который они застают на вокзале, в указанном на билетах вагоне, почти пуст, а еще очень холодно. - Скоро сессия начнется, – тихо говорит Сехун, разглядывая довольно быстро меняющий краски пейзаж за окном, отодвинув шторку чуть в сторону. - Успеем вернуться. Сехуну хочется возразить – он готов черт знает куда и черт знает на сколько убежать, уехать, улететь. С Чонином – обязательное условие. - Проснись. Просыпайся, мы приехали. Сехун открывает глаза, с секунду пытается сообразить, какого черта теплые пальцы Чонина рисуют на его щеках мягкие линии – эй, он что, все еще спит? - Пойдем, это конечная. В голове Сехуна все тут же встает на свои места, и он подрывается за другом, что быстро идет к концу совсем уже пустого вагона. - Куда? – чуть хрипло спрашивает Сехун, цепляясь пальцами за край чониновской кофты и легонько утягивая обратно, на себя. - Мы в Са… - Стой! Не говори! Чонин послушно замолкает и с легкой тревогой заглядывает в еще сонные глаза друга. Сехун спешит объясниться: - Я не хочу знать, где мы. Не хочу. Чонин понимающе кивает и перехватывает чужие пальцы в свои – проводник уже с минуту смеряет парней усталым взглядом и, скорее всего, едва удерживается от желания выпнуть их из вагона. - Лопай уже, а то растает. Сехун послушно снимает губами верхушку с рожка-мороженого – это сироп киви, кажется, или что там еще бывает зеленым в кондитерском искусстве? Или, постойте, разве мороженое – дело рук кондитеров? Таких пухлых дядек с добрыми лицами, что стряпают божественно вкусные яблочные пироги? - Знать даже не хочу, о чем ты думаешь с такой-то рожей, – опасливо тянет Чонин и вновь начинает что-то искать в телефоне. - Что ты там ищешь? – бубнит Сехун, охая на атаку холода во рту. - Отели, мотели, что подешевле… - Хочу в мотель. Чонин щурится, поднимая взгляд – солнце в глаза, очень вовремя. - Не смотри больше свой сериал про Винчестеров, ладно? - А что с ним не так? – моментом вспыхивает Сехун. Даже мороженое отходит на второй план, ибо задели едва ли не самую любимую вещь. - Все с ним так, – отмахивается Чонин и разыскивает взглядом ближайшую автобусную остановку. – Но не удивлюсь, если в недалеком будущем ты приобретешь себе Импалу и будешь скупать все пироги в Сеуле. Пошли, нам туда. - Идиот, – беззлобно бурчит Сехун и нагоняет друга, чтобы тыкнуть того в щеку пальцем, вымазанном в ванильном креме и получить за это порцию смеха и капельку раздражения.       ☼ - Может, мне называть тебя «Сэмми»? - Заткнись.       ☼ Сехун пытается включить телефон – но не выходит, экран даже не вспыхивает хоть на секунду белым огоньком. Батарея разряжена полностью. Заняться нечем – Чонин куда-то ушел еще с полчаса назад, а Сехуну немного боязно выбираться одному в неизвестный город. Мало ли, забредет не туда, и даже позвонить другу не сможет. А что может случиться, если он не найдет обратную дорогу в мотель до наступления темноты? Неизвестно, какие люди могут встретиться на его пути. Сехун радуется, когда обнаруживает на соседней кровати плеер со спутанными наушниками – Чонина. Кажется, ему есть чем занять себя до возвращения друга. Чонин распахивает дверь и сразу же щелкает замком, приземляет на стол у окна небольшой бумажный пакет и улыбается, повернувшись к другу. - Эй, Сэмми, – он едва удерживается от дикого хохота, копируя Дина, кажется, – я тебе поесть купил. Кстати, тут за углом… Эй, ты меня вообще слушаешь? Сехун пребывает почти в состоянии дремы, плюсом с регги в ушах – конечно же, ни черта он не слышал. Чонин досадливо поджимает губы и плюхается на сдвинутые вместе кровати рядом с другом; точнее, чуть ли не на чужую, расслабленно опущенную на жесткое покрывало, руку. А еще хлопает ладонью по плечу. Сехун тут же дергается и распахивает глаза. Чонин узнает мотив, который едва слышно доносится из откидываемых в сторону наушников – кажется, это taffari с песней try love. - Эй, Сэмми… - Хватит уже, а… Сехун серьезно пытается толкнуть друга в плечо, но в итоге вмазывает ногтями по щеке – случайно и не слишком сильно, ему везет. - Сэмми не в себе. Опять наглотался демонической крови? Чонину бы чуть взбеситься – щека горит, – а он только издевается. Сехун уже только закатывает глаза и переворачивается на левый бок, вздрагивая, когда рядом, едва касаясь его плеча пальцами, укладывается Чонин. - Может ты, эм… Перевернешься на спину? Сехун приподнимается и садится. - Или хотя бы так, да. Сехун все также посылает еще парочку непонимающих взглядов, но Чонин абсолютно нагло их игнорирует. Не может же он напрямую сказать, что знаешь, у меня тут проснулось желание заняться с тобой сексом только из-за взгляда на открытый кусочек твоей поясницы. Конечно, не может. Сехун все же укладывается на спину, решив не продолжать бессмысленный молчаливый диалог взглядами. Чонин разглядывает потолок и выглядит немного не так, как обычно. Наверное, он, в отличие от Сехуна, и правда оставил все свои заботы в Сеуле, а сейчас просто не думает ни о чем. Ну, или почти ни о чем. - Как мы будем жить, когда повзрослеем, интересно… - Ты о чем? – похоже, сегодня у Сехуна роль ничего не понимающего человека. - Когда мы повзрослеем, – с готовностью отзывается Чонин, словно и не прочь растолковать все, что должно пониматься и без объяснений. – Когда у нас будет работа, гора ответственности. Когда у нас даже мысли будут вроде «что съесть на ужин и во сколько идти спать, чтобы не опоздать на службу», не как сейчас. Понимаешь? - Понимаю. Сехун серьезно понимает – недавно он от нечего делать нашел один из своих старых онлайн-дневников, в котором писал такие ужасы. Он краснел, думал, что это писал отъявленный тупица и иногда даже не помнил, чтобы испытывал то, что было там, на страницах с черно-белым оформлением. Мысли меняются так часто, также как и эмоции, чувства; важность с чего-то одного переходит на другое. Кажется, уже лет через пять он не сможет вот так просто уехать черт знает куда из Сеула с пустыми руками и Чонином на соседнем сидении. - А еще мне интересно, если моя смерть будет естественной – от старости, например, – успею ли я почувствовать, что вот все, умираю, или нет? - А ты можешь просто заткнуться? Черт, с тобой лучше всего болтать молча. Чонин негромко смеется и привстает чуть на локтях, чтобы запечатлеть глазами улыбку на губах друга. А потом откидывается обратно, головой на подушку, и находит своей ладонью чужие пальцы, чтобы вытянуть обе руки вверх. - Ты чего? Чонин не отвечает, а просто бережно удерживает худое бледное запястье и думает о том, что было бы круто пробежаться подушечками пальцев до открытых благодаря майке плеч и обратно – не с целью поежиться чуть, как от щекотки. Было бы здорово так показать всю свою нежность, которой, к слову, так мало. - Чонин-а, ты чего? – повторяет Сехун, краем глаза наблюдая за непонятной смесью эмоций на лице старшего. – У меня рука начинает затекать. - Вот блин, – фыркает Чонин и резко отпускает сехуновскую ладонь. – Я тебе, кстати, леденцов купил, будешь? Чонин подрывается с кроватей и буквально через секунду плюхается обратно, высыпая на живот Сехуну содержимое пакета. Куча разнообразных чупа-чупсов. Здорово это – болтать о ерунде, толкать друг друга локтями и уплетать леденцы. Правда, сон все-таки преследует по пятам – Чонин ведь не спал в поезде, а леденцы оставляют с внутренней стороны щек тянуще-сладкое чувство. Так и засыпают оба – на сдвинутых друг к другу постелях, на давно уже смятых и едва ли не до пола свисающих покрывалах, с одним треком на двоих в наушниках-капельках. А Сехун еще и закинул на друга свои ноги, но, в принципе, это не приносит неудобства. - И куда мы едем? Сехун спрашивает это уже, наверное, шестой или седьмой раз, а Чонин все также пожимает плечами, поудобнее располагаясь в кресле и поглядывая на мелькающие улицы сквозь автобусное стекло. - Куда-нибудь. Как увидим что-нибудь интересное – вылезем. Сехуна относительно удовлетворяет ответ, и он от нечего делать начинает разглядывать пассажиров. - Давай здесь! Чонин крепко хватает друга за руку, едва только автобус начинает тормозить у очередной остановки. Что в салоне, что на улице – душно, и Сехун начинает думать о том, что лето надоело, пусть уже сменится зимой и температурой воздуха ближе к нулю по Цельсию. - А издалека это было круче. Сехун пропускает недовольное бурчание Чонина мимо ушей, вышагивая по некрепким на вид доскам пирса. Точнее, это громко сказано – может, это просто симпатичная деревянная ступенька, чтобы сидеть тут на краю, болтая ногами, и разглядывать берег напротив? Река совсем уж узкая, и её можно переплыть за пару минут, наверное. Чонин садится по-турецки, упирается ладонями позади себя и закидывает голову вверх, а Сехун рядом совсем ноги за край деревянного настила опускает. Небо светлое-светлое, а солнце откуда-то слева заставляет опустить лицо и взгляд на слабые волны. - Дети купаются, – тянет Сехун с улыбкой. И правда, пройти сотни три метров вперед по заросшему высокой травой берегу – и наткнешься на компанию гогочущих дошколят. Солнце в зените и самое время порезвиться в прохладе волн. Один мальчишка, что в воде кажется повыше своих друзей, в шутку пытается потопить другого, за что огребает кучу брызг от какого-то самого мелкого. Смех ребят разносится, наверное, до самого центра города. - Интересно, если я сделаю кое-что, ты меня так же топить начнешь? – несколько грустно усмехается Чонин, потягивая пальцы на руках. - У меня уже много причин сделать это, а ты хочешь добавить еще одну? Сехун смеется легко и негромко, а Чонин невольно улыбается и наблюдает за возней ребятишек. - Хочу. Серьезно. Сехун замирает и перестает веселиться – уж больно напряженный у друга тон. - Эй, не пугай меня. Чонин мотает головой – нет, пугать он вовсе не собирается. Он хочет просто чуть придвинуться, еще ближе, наклонить голову в сторону, притянуть к себе Сехуна за подбородок, столкнуться на секунду губами и проверить реакцию на свои действия. Может, он полетит – тут всего два метра – в воду, а может, и нет. Серьезно, все это провернуть – недолго, но черт знает, что будет потом. А терять лучшего друга… Как-то глупо. Хотя, какая же это дружба, если он влюблен? Сехун смотрит в упор, на закрытые глаза и прикушенную нижнюю губу, и понять не может, что же такого хочет провернуть Чонин. Что же такого, что может или даже должно по умолчанию его разозлить и выбить из колеи? Чонин все же придвигается чуть, буквально полметра, открывает глаза и замирает на месте. Страшно, как-никак. Еще чуть тянется вперед, наклоняет голову вбок и вовсю вглядывается в выражение лица Сехуна, которое с растерянного меняется на ожидающее чего-то, чего и сам не знает. Да и откуда бы ему знать. Чонин поднимает правую руку, медленно, останавливает пальцами чужой подбородок и все еще пристально смотрит в глаза напротив. Остается самое простое – относительно, – но Сехун, кажется, застыл, словно кукла, может, и не дышит даже, и это дает все большее желание улыбнуться, ляпнуть какую-нибудь фигню и отодвинуться обратно. Чонин все же тянется вперед, прикрывая глаза уже только в тот момент, когда чувствует своими губами его, Сехуна. Легкий, целомудренный, что аж смешно, поцелуй – таких у Чонина был уже десяток, наверное. А у Сехуна это почти что первый, ведь, если подумать, в старшей школе со своей одноклассницей он больше гулял по паркам за ручку, нежели приставал с поцелуями. А потом в его сердце забежала улыбка лучшего друга, и все отошло на второй план. А тут мир с небес на землю падает и все переворачивается, потому что это Чонин, его теплые пальцы, его губы и едва заметно подрагивающие ресницы. Сехун прикрывает глаза и несколько робко отвечает на поцелуй. Чонин отстраняется первым и втягивает немного воздуха ртом, не отводя внимательного взгляда с лица друга. Вот он чуть нахмурился – кажется, два метра полета все-таки будут. А вот улыбнулся и нашел своей ладонью ладонь Чонина – кажется, все не так плохо. - Надеюсь, нас не видели дети. Сехуна это и вправду беспокоит – он не подписывался пропагандировать нестандартную любовь ни фига непонимающим детям. - У японцев есть выражение, что-то вроде «оставляйте свой стыд дома». - И что оно значит? - Что-то вроде, что в путешествии в незнакомом городе можно делать что угодно. - И даже ограбить банк? - А ты хочешь ограбить банк? – удивляется Чонин. Кажется, они вдвоем смеются громче, чем шумная компания купающихся мальчишек. Сехун бездумно щелкает пультом – по одному каналу что-то про животных, по другому – про современную молодежь, по третьему вообще какой-то безвкусный сериал. Наконец, дверь в ванную открывается, и Чонин с абсолютно мокрыми, непросушенными волосами тут же валится на Сехуна сверху. - Эй! А Чонину смешно – Сехун пытается втянуть голову в плечи и морщится от строя прохладных капелек на свое лицо. А еще ему хочется… А, впрочем, Сехун, похоже, хочет того же самого – целует он неожиданно и мягко. - Что насчет пиццы или чего-нибудь такого? – шепотом спрашивает Чонин, захватывая щеки Сехуна в плен своими пальцами. – Тут за углом классная забегаловка. - Ты платишь, – тут же реагирует Сехун, пытаясь освободить свои щеки из цепких пальцев. - Конечно, я, у тебя же нет денег, – смеется Чонин и уже через мгновение скрывается снова в ванной, включая в сеть фен. - И кто только в этом виноват? – тянет Сехун и вытирает мокрые щеки воротом чониновской футболки.       ☼ - Я давно в тебя влюбился. Я тебя с пеленок люблю, серьезно! - Чонин-а, перестань. - Дин любит своего Сэмми. - Замолчи. - Нет, а серьезно, ты же, наверное, там помнишь каждого демона по имени, да? - Заткнись.       ☼ - Куда мы едем? Сехун готов уснуть в каждую секунду, но ответ на вопрос услышать, все-таки, очень хочется. Мало ли, вдруг этот поезд едет куда-нибудь в Китай или на Сахалин, или куда-нибудь еще, далеко-далеко. - Узнаешь, когда приедем. Чонин одной рукой обнимает Сехуна за плечи и с готовностью подставляет свое собственное, когда Сехун бормочет что-то еще и закрывает глаза, проваливаясь в сон окончательно. Через два часа сорок минут поезд подходит к Сеулу, но Чонин все полчаса остановки сидит, почти не двигаясь с места, и не пытается разбудить сопящего на его плече Сехуна. Кажется, в их вагоне появляется пара-тройка новых пассажиров. Неудивительно, что так мало – пять утра. - Узнаешь, когда приедем, малыш, – шепчет Чонин, отворачиваясь от окна и мельком заметив у кого-то из встречающих на перроне щенка далматина на автоматическом поводке. Это вызывает легкую улыбку. – Узнаем вместе.