But I guess that's love, I can't pretend, I can't
"Мы разрушаем друг друга. Когда-нибудь от нас не останется ничего. Нам нужно что-то делать с этим". Я закрываю дневник и надолго утыкаюсь взглядом в испещренную трещинами стену. Она такая интересная. "Нам нужно что-то делать". Мысль пойманной птицей бьется в голове, вытесняя собой все другие размышления. "Нужно что-то делать. Что-то делать. Делать. Делать. Делать". Мы оба виноваты, что довели все до подобного апофеоза. От безысходности хочется выть. Я держусь из последних сил, борясь с желанием откупиться от всех проблем алкоголем. Давно пора уже что-то решать. Ну почему мы тянули столько времени, боясь заглянуть правде в лицо? Идея приходит, хотя скорее приползает, в мой мозг. Я чувствую некое облегчение. Если уж быть откровенно честным перед собой, то с самого начала я прекрасно знал, что все закончится именно так, а правильное решение уже давно висело мертвым грузом на задворках сознания. Все так глупо. Абсурдно. "Сегодня я поставлю точку". Записываю я в дневник, с сожалением провожу пальцем по потрепанному корешку и выбрасываю, уже ставший мне родным, блокнот в мусорное ведро. Он мне больше не пригодится, ведь я завел его, для того чтобы хоть кто-то выслушал весь тот хаос, что творился в моей голове с твоим появлением в моей жизни. Сегодня я наведу порядок из хаоса, разложу все по полочкам, баночкам, картонным коробочкам, аккуратно наклею стикеры и надпишу, чтобы не забыть, что хранится там, уберу в самый дальний ящик старого комода на пыльном чердаке. Сегодня мне уже будет нечего терять. Сегодня я в последний раз приду к тебе. Сегодня я поставлю точку. Я просто не могу больше притворяться. На ватных ногах я выхожу из своего номера, не удосужившись не то что запереть, но даже плотно прикрыть за собой дверь. В нос тут же ударяет кислый запах обветшалости, давно нечищеных, слежавшихся ковров и текущей канализации. Это старенький мотель в пригороде, нечего от него больше ждать. Это я и ты, торчащие тут уже вторые сутки. Раз-два. Я слышу, как бьется мое сердце. Может быть, даже ты слышишь его, находясь от меня на расстоянии в три номера и один коридор. Раз-два. Шагаю к тебе. Я как на казнь, дорогой. Наша любовь давно превратилась в порочный круг. Уже давно она несет только боль, которую мы так радостно дарим друг другу, считая, что именно так и ведут себя влюбленные. Это не так. Мы, конечно, влюбленные, но все-таки такие идиоты. Ты еще тот мудак, но я ничем не лучше тебя. Два мудака - пара. И, ты знаешь, я все еще люблю тебя. И всегда буду любить. А ты меня. У нас стокгольмский синдром один на двоих, но вот только так и не ясно, кто из нас жертва. В общественном месте мы идеал дружбы, наедине мы готовы убить друг друга уже одними только взглядами, а словами можно уже кремировать. Почему нам не живется нормально? Я думаю, что это как при встрече двух метеоритов в космосе на большой скорости. Страдают оба. Остается бороздить межгалактическое пространство больший. В нашем случае выживает сильнейший. Что мешало нам расстаться? Привязанность. Любовь. Тяготение. Еще тысяча бесполезных эпитетов. Бесполезных из-за того, что испытываю я, невозможно передать словами. Как можно описать огромное, накатывающееся на тебя волной, странное чувство? Твоя дверь возникает передо мной слишком быстро. От неожиданности спотыкаюсь, тяжкие мысли тараканами разбегаются в разные стороны. Я нервно сглатываю и смотрю на трехзначный номер, надеясь, что цифры изменятся волшебным образом. Нет, все верно. Шестьсот шестьдесят шесть. Господи, как символично. Я знаю, что ты не запирал дверь. Я знаю, что ты с таким же содроганием ждешь меня. Я знаю, что ты так же мучаешься. Я знаю все про тебя. Дверь тихонько скрипит, когда я вхожу. В твоей комнате сгустились вечерние сумерки, просочившиеся сквозь открытое окно. Ты опираешься локтями на широкий подоконник и смотришь вдаль. Что ты пытаешься найти там, на нескончаемом сером дорожном полотне, простирающемся в ста метрах от нашего маленького убежища? Я любуюсь твоей тонкой фигурой, и сердце щемит от нежности и грусти. Ты весь словно из золота в последних лучах заходящего солнца. Как же мне хочется начать все заново. Как же мне хочется все изменить. Как же мне хочется влюбиться в тебя опять. Почему все так глупо? - Доминик, - окликаю я. Твое красивое имя в моем исполнении больше похоже на бульканье - голос куда-то пропал от волнения. - Мэттью, - ты оборачиваешься. В твоем взгляде мне видится тепло. Как странно. Трясет знатно, словно в приступе эпилепсии, ведь я делаю самый важный поступок за эту свою странную и короткую жизнь. Я пытаюсь взять себя в руки, начинаю что-то говорить, но тут же замолкаю, понимая, насколько глупо я выгляжу. Давлюсь воздухом и захожусь приступом сухого, раздирающего на клочки, выворачивающего на изнанку легкие, кашля. Ты улыбаешься, насмешливо наблюдая за моими попытками успокоиться. Ни намека на былое дружелюбие секундой раннее плескавшееся между нами. Вот он ты - настоящий. Твоя улыбка больше похожа на оскал и от моей минутной слабости не остается ничего. Я снова ненавижу тебя. И люблю одновременно. Как же я жалок. Ты наливаешь в граненый, щербатый стакан воды из такого же графина, стоящего на прикроватной тумбочке, протягиваешь мне. Я делаю жадный глоток, но тут же вновь задыхаюсь от кашля, вода идет носом. Стакан со звонким «дзинь» падает на пол, разбиваясь в мелкие дребезги. Рассеянно слежу за скользящими в воде осколками. А ты смеешься. Хрипло. Надрывно. Вызывающе. Дико и так обидно. - Заткнись, - сипло шиплю я, и ты тут же замолкаешь, мрачно и злобно глядя на меня. - Я не могу говорить, да, Мэттью? – растягиваешь губы в змеиной улыбке, - Здесь ты главный, да, а я лишь игрушка? Так к кому ты приходишь? Ко мне или к моему телу? - Заткнись, - угрожающе повторяю я. Расшатанные нервы шалят. Бешенство закипает в жилах. - Неприятно, да? – не унимается он, - Неприятно слышать это от собственной шлюхи, которую ты ежедневно трахаешь? Ярость достигает своего апогея, и с глухим рыком я делаю резкий рывок вперед, вцепляюсь в горло тебе обеими руками и тащу к окну. Ты упираешься ногами в пол, царапаешь меня везде докуда дотягиваешься. И задыхаешься. Я всегда хотел задушить тебя. Ты сильно дергаешься и почти вырываешься из моей хватки, мы задеваем тумбочку и переворачиваем ее. Графин летит на пол, разливая воду, и мы, оскальзываясь, врезаемся в подоконник. Я шире распахиваю приоткрытую раму и вытаскиваю тебя из окна по пояс. Какое странное зрелище со стороны мы собой представляем. Я, удерживающий тебя одной рукой за загривок, а другой за талию, и ты, больше не двигающийся у меня в руках. Кажется, наконец, ты понимаешь, что твое положение крайне не устойчиво и одно лишнее движение, и ты полетишь вниз головой со второго этажа. Ты даже не дышишь от страха. Я просто в восторге. Я упиваюсь тем, что могу сделать с тобой. - Отпусти, Беллами, - еле слышно шипишь ты. - Отпущу, и твоя смерть будет короткой, - я улыбаюсь и чуть ослабляю хватку на загривке. Ты тут же весь напрягаешься и инстинктивно тянешься вверх. Я дергаю тебя на себя, ставлю на пол и захлопываю окно. Ты тяжело дышишь и смотришь на меня. С ненавистью. Со страхом. Я уже давно привык. - Ты ненормальный, Беллами, - ты плюешься словами, - Сумасшедший. - Я тоже тебя люблю, - пришло мое время развлекаться. Я почти счастлив. Я ухмыляюсь, и тут же мне в нос врезается твой кулак. Хруст, боль. Кровь фонтаном заливает мою футболку. Следующим ударом я разбиваю тебе губы. От неожиданности ты теряешь равновесие и падаешь, цепляясь за меня. Мы лежим в воде и стеклянном крошеве. Я удивленно смотрю в потолок, по венам течет смех, вырываясь наружу смешками. Вся ситуация ужасно абсурдна. Ты пытаешься подняться, но оскальзываешься и падаешь опять. На меня. Ты очень близко. Я вижу капельки пота, выступившие на твоем лбу, твои огромные расширившиеся зрачки похожи на космос, а твоя кровь смешивается с моей. Меня подмывает от желания удивить тебя. Сделать то, что ты не ждешь. И я целую тебя. Я сумасшедший. И ты, по всей видимости, тоже, потому что отвечаешь жадно, нетерпеливо. Чертовски солено от крови. Чертовски страшно от ожидания будущего. Чертовски горячо и остро оттого, что у нас есть только сейчас. Поддаюсь безбожно инстинктам. Я отрываюсь от твоих губ, скольжу руками под твою футболку, целую тебя в лоб, виски, скулы, нос. Везде куда дотягиваюсь. И вот уже ты весь в моей крови. Ты стонешь, весь подбираешься, напрягаешься, словно тетива лука. Стягиваешь мою мокрую от воды и крови футболку, потом свою. Выгибаешься всем телом под моими губами. От желания сводит все мышцы. Я случайно утыкаюсь взглядом в окно за твоей спиной. Там, за стеклом жизнь, тепло и ароматные сумерки. В этом году такое странное лето. Ведь на улице лето. А между нами зима. Вечная. - Люблю тебя, - напоминаю я сбившимся шепотом. - Почему тогда мы не можем наслаждаться любовью? – ты смотришь так тоскливо, - Почему мы ведем себя так? - Когда я говорю «любить», я имею в виду «любить» не в смысле «заботиться», а в смысле «обладать», - зачем-то цитирую Паланика. - Ты обладаешь мной, - громко стонешь ты, когда я сжимаю твой член сквозь джинсы, скольжу руками под жесткую ткань. - Я обладаю твоим телом, - я стягиваю с тебя штаны, - не разумом. Мне никогда не понять, что творится в твоей голове, - щелкаю тебя по виску. - Как и мне не понять тебя. Но что мы делаем? - Не притворяемся, - голос опять пропадает, когда ты заглядываешь мне в глаза. Я замираю. Под твоим напряженным взглядом. Я умираю. От тоски. Что бы ты там не говорил - ты все понимаешь. Мы оба знаем, что больше уже это не повторится. Мы оба знаем, что это уже конец. Мы оба знаем, что завтра будет совсем другим. Мы оба знаем, что завтра уже мы не будем мы. Завтра будешь ты. Завтра буду я. Но завтра не будет нас. - Преодолеть страх. Отсечь лишнее. Отвергнуть все, что не имеет подлинной ценности. И скользить, - чуть слышно шепчешь ты, дрожа от напряжения, когда я вхожу в тебя. За окном уже серо и тускло и твоя белеющая в сгустившихся сумерках спина служит мне личной луной. Выцеловываю замысловатые цветы на твоих лопатках, придерживаю тебя за талию, потому что твои руки и колени разъезжаются на мокром полу. Ты действительно скользишь и для нас есть только этот миг с пепельным небом, мокрым полом и стеклом повсюду. Время тянется оглушительно медленно, когда я толкаюсь в тебя. Раз-Два. Раз-Два. Раз-Два. Чуть меняю угол проникновения, и ты немыслимо выгибаешься и протяжно стонешь. Раз-Два-Три. Касаюсь твоего напряженного члена, следующим толчком опять задеваю простату и тебя сотрясает оргазм, который утягивает меня следом за тобой в пучину наслаждения. Вот и все. Секс во имя очищения. Мы теперь свободны. Это был последний абзац в нашей книге.***
В комнате уже совсем темно. Я думаю, что это к лучшему, ведь тьма скрывает тот погром , что мы учинили, и наши разукрашенные синяками лица. У меня распух нос, а ты еле шевелишь губами. Ты сидишь на кровати, подогнув под себя одну ногу, и перебираешь мои волосы. Я сижу на полу. Между нами кружит грустная тишина, но мы оба знаем, что теперь все правильно. - Зачем? – ты рушишь хрупкое молчание. - Что зачем? – не понимаю я. - Почему именно сейчас ты решил, что пора с этим завязывать? – ты упорно избегаешь называть наши бывшие отношения любовью, прибегая к сложным конструкциям и не понятным высказываниям. Я надолго замолкаю и делаю вид, что глубоко задумываюсь. На самом деле мой ответ давно созрел, но не хватало последнего штриха, который закончит нашу повесть. - Я слишком любил тебя, чтобы заставлять страдать. Любая длящаяся слишком долго история набивает оскомину и заставляет испытывать чувство сродни зубной боли, - я оборачиваюсь и улыбаюсь, - Я все еще слишком люблю тебя, для того чтобы быть с тобой. - Я люблю тебя, - ты понимающе киваешь. - Именно в этом и проблема. Я устал притворяться. Теперь ты знаешь, что это любовь, - я улыбаюсь и целую выступающую косточку на твоей худощавой лодыжке. Ты нервно дергаешь ногой: - Зачем? Я улыбаюсь. Я просто поставил точку.