Тлеющий разряд

Зима никогда прежде не вгоняла меня в депрессию. Вообще раньше не замечал никакого влияния на настроение времен года. Ну зима, ну весна… Лето тоже хорошо. Осень? Ну и фиг бы с ней! А тут даже витамины прикупил и время от времени пил, когда вспоминал и когда накатывала беспричинная смутная тоска, а от февральских ветров стыло на душе. На работе вся эта фигня подзабывалась — я окунался в привычную круговерть, писал отчеты, общался с коллегами, флиртовал с новенькой секретаршей шефа. Причем дальше флирта заходить не собирался, уж очень она была похожа на вереницу девиц, с которыми крутил до нее: идеальная гладкая кожа, чуть подкопченная в солярии ровно до того состояния, как рекомендуют в женских журналах, силикон в сиськах и пухлых губках, нарочито смущенный взгляд. Все это было и не по одному разу. Скучно и неинтересно, потому что за идеальной оберткой скрывается пустота — интересов ноль. Все разговоры только про шмотки, кто что купил, куда поехать отдыхать… Наверное, я становлюсь старым, раз начал брюзжать по такому поводу. После предпраздничной суеты на работе, дома показалось особенно тоскливо. Прибраться, что ли? Да я когда один живу, ничего и не раскидываю, все на своих местах, разве что пол протереть — завтра двадцать третье февраля, типа праздник. Надо будет к Мару в гости сходить, поздравить их обоих, что ли. Ну и посидим, пивка попьем, все веселей, да и постебаться над голубками можно для поднятия настроения. По телику показывали Олимпиаду. Так под какие-то унылые лыжные гонки, где нам все равно ничего не светило, я и заснул. И назавтра специально потянул время до вечера, чтобы не явиться утром не вовремя и не вытащить парочку кроликов из постели. Сходил в магазин, затарился и, дождавшись пяти часов, отправился на квартиру к Марке. На звонок долго никто не открывал, я уже успел почувствовать себя идиотом — приперся, а никого дома нет, и достал телефон, чтобы начать розыск, гадая, куда они могли свалить, как дверь все-таки приоткрылась. Немного — сантиметров на пятнадцать, и из глубины прихожей, освещенной только светом, идущим из комнаты, на меня взглянули совершенно шальные глаза Мартина. Черт, я, кажется, совсем не вовремя. — Дорогой Марочка, — торопливо и почти весело сказал я, — поздравляю тебя и твою половину со славным праздником! Защищайте себя, Отечество и себя от Отечества и будьте счастливы! — с этими словами я протянул подарочный пакет. — Проходи, — обреченно произнес Мар и, взяв пакет, посторонился, не вылезая тем не менее из-за двери. С его волос капала вода — не успел нормально вытереть, наверное, вместе ванну принимали. — Не, прости, друг, не могу! Другие планы, ну ты понимаешь, — я балагурил и даже сумел многозначительно подмигнуть, — просто был рядом, не мог не воспользоваться случаем и не поздравить. Засим позвольте откланяться, привет и наилучшие пожелания Михаилу! С этими словами я развернулся и, насвистывая, сбежал по лестнице. Сердце колотилось как сумасшедшее и в него как будто напихали горячих иголок. Да, Лешенька, ты лишний на празднике жизни, сидел бы дома и не рыпался! Ноги сами понесли к зданию клуба. Сначала я ходил туда как добровольный секретный агент, разыскивая Маркину «сероглазку», а потом скорее по привычке, нравилась атмосфера, да еще и характер дурацкий, не мог оставить в покое бармена. Сначала хотелось объясниться, что, мол, натуральный натурал и видов на него не имею, потом, видя сочувствие в глазах Сашки и получая время от времени бесплатную выпивку, уже подыгрывал… Почему-то казалось, что тому приятно от тихой платонической симпатии. На эту тему мы так никогда и не заговаривали, и со временем можно сказать подружились, привычно перебрасываясь несколькими фразами о житье-бытье. Вот и сегодня ноги сами понесли к стойке, где виднелась одинокая фигура бармена — народу по причине раннего времени было мало. — Привет, — я плюхнулся на высокий табурет и попросил водки, Сашка молча налил стопку, и я опрокинул, не успев задуматься о его странной молчаливости. После третьей на душе стало полегче, и я стал воспринимать окружающий мир в более светлых красках. Теперь я, наконец, заметил и круги под глазами, и слегка дрожащие руки, и плотно сжатые губы. — Саш, ты не на меня, часом, обиделся? — А что, есть за что? — бесцветно поинтересовался тот. Да, Леха, весь мир не вертится вокруг твоей персоны, у человека другие проблемы. — Да вроде нет, — я задумчиво передвигал пустую рюмку по стойке туда-сюда. — Что случилось? — Ничего. — Для «ничего» у тебя слишком говорящее лицо и характерное молчание, — выдал я, чувствуя себя в своей стихии: помогать и спасать — вот мой конек. Сашка промолчал, демонстративно отвернулся и стал обслуживать какого-то хлыща. Уебал бы, какого хрена, спрашивается, этот козел приперся в такую рань? — Ты заболел? — высказывать предположение спине бармена было странно, но он же не спешил поворачиваться, делая вид, что наводит порядок на полках. — Может, помочь надо? — А если и так? — Сашка резко повернулся. — Может, у меня неизлечимая заразная болезнь? Все равно помогать будешь? — Ну, для начала я бы советовал провериться у другого доктора, — я подпер щеку рукой и продолжить возить рюмкой, — а то у нас врачи такие, что никому верить нельзя. Могу с тобой сходить для моральной поддержки, а вообще сейчас с этой самой неизлечимой болезнью лет по двадцать живут совершенно нормально. Но вообще, если хочешь, чтобы я отстал, так и скажи. — Прости, — Сашка наклонился ко мне и погладил по щеке, — нет у меня никакой болезни, просто мы расстались с Ильей, вот и кидаюсь на всех без причины. Тошно. Вот и разгадка нетипичного поведения, а с тем, что «тошно», я был согласен на все сто. Точнее и не скажешь про то состояние, в котором находился и вел себя тоже не как всегда. Да разве бы Леха, каким я был еще два месяца назад, не стал заходить в квартиру? Ушел тихо, чтобы не мешать чужому счастью? Да вот прям! Вломился бы, невзирая на сопротивление и знатно бы потроллил голубков. — Сочувствую, — искренне сказал я и пододвинул рюмку к Саше. — Наливай, отмечать будем. — Развод и свободу? — грустно пошутил он. — Вообще-то я имел в виду Двадцать третье февраля, ну и за свободу тоже грех не выпить. — О! А я и забыл, что сегодня праздник! — он щедро плеснул из бутылки в рюмку и сунул мне в руку бутерброд, явно приготовленный для себя. — А чего ты один? Где друзья? — А у меня тоже свобода, — вышло невнятно, потому что я уже успел откусить кусок хлеба с колбасой. — Предлагаю продолжить банкет у меня. — Я работаю до четырех утра, а к девяти ехать смотреть комнату, пришлось уйти сразу с вещами, так что в другой раз, наверное. — Брось, у меня комната свободна. Марка съехал к себе, так что можешь пока не дергаться и выбрать нормальный вариант, а не хвататься за первый попавшийся. — Спасибо, — после паузы произнес Саша. — Я постараюсь все равно побыстрее найти жилье. — Не бери в голову, — махнул я рукой, посмеявшись про себя о вновь сработавшем комплексе спасителя. А потом я просто сидел у стойки, время от времени парой предложений отвлекая бармена от тяжелых воспоминаний и испытывая чуть ли не гордость от того, что благодаря моим пусть и глупым шуточкам, он снова стал хоть немного улыбаться и чуть-чуть ожил. В пять утра мы были уже у меня. Нормальные бы люди легли спать, но я точно знал, что Сашке нужно выговориться, выплеснуть из себя все, что накопилось и что на трезвую голову он этого сделать не сможет, а потому на столе появилась извлеченная из холодильника бутылка текилы, лимон, соль и все, что можно было употребить в качестве закуски. Ситуация оказалась до банального проста. Сколько таких я выслушал от своих гетеросексуальных друзей — не счесть. Недопонимание, претензии и — как точка в отношениях — измена, преподносимая как «это все твоя вина». А Сашка, видать, любил это уебище. — Я тебе сейчас скажу тонкую вещь, мудрость, завещанную нам нашими предками и выстраданную философами всех времен и народов, — меня уже заносило, но поддержать человека было нужно, тем более он вон как оживился — разговоротерапия дала отличный результат. — Не томи, — поторопил он меня, разливая остатки спиртного. — Все проходит, пройдет и это, — с умным видом выдал я, — все течет, все меняется, и нельзя войти в одну реку дважды, — хотя последнее, кажется, не совсем в тему. — Точно, — согласился Сашка и встал, ставя точку в наших посиделках. — Где мне можно лечь? — Сейчас, — я тоже встал и повел гостя в комнату, где до этого жил Мар. Возле дивана валялись тапочки, про которые я совсем забыл. Неудачно наступив на один из них, пошатнулся и рефлекторно схватился за Сашу, а он также на автомате обнял, не дав упасть. Его лицо оказалось неожиданно близко. Тонко очерченный нос, серые глаза, опушенные короткими, но густыми ресницами, крохотный шрамик возле левой брови, прядка русых волос на щеке… И я зачем-то подул на нее, не сразу заметив шок в устремленных на меня глазах. И тут мне стало не по себе: я, ни разу не ходок по мальчикам, один на один в квартире с тем, кто считает, что я имею на него виды. Ой, я дура-ак! В горле пересохло, и я непроизвольно облизал губы, сообразил, что сделал, и вздрогнул. — Леша, Лешенька, какой же ты хороший, правильный. Настоящий, — прошептал Сашка. — Прости, что не смог сразу ответить на твои чувства, но ты, правда, мне нравишься, — объятия стали крепче, и он прикоснулся к моим губам своими. Я открыл рот, чтобы сказать, что все это ошибка, и слишком поздно понял, что ошибкой было как раз попытаться говорить. Целовался Сашка божественно, и сквозь алкогольный туман и жар возбуждения я все же сообразил, что сейчас объявить о том, что он меня не интересует, было бы слишком жестоко и по-настоящему подло. «Дошутился? Домолчался? — думал я, робко отвечая на поцелуи. — Надо как-то сказать, что снизу не буду, а сверху как-нибудь справлюсь…» Меня на секунду отпустили, вжикнула молния спортивной сумки, и Саша что-то достал из кармашка. Блять! Знакомый тюбик — сам не так давно покупал Марке смазку — и блестящий прямоугольник презика. — Саш, — хрипло выдавил я, — я снизу не могу. — И не надо, — улыбнулся он и завалил на диван, лишая одежды. Пьяный мозг отстранено фиксировал события и ощущения. Поцелуи, умелые ласки руками и языком (девушки не в состоянии так ласкать по определению), минет, оу! Тут вообще никакого сравнения, как будто мне первый раз сделали приятно таким образом. Ловко надетая чужими руками резинка на член, смазка сверху, и сумасшедшее по своей возбуждающей составляющей зрелище, когда он готовил себя. Поцелуй… обнаженная горячая кожа скользит по невероятно чувствительной моей, и он медленно, направляя меня в себя, насаживается. Замирает, запрокинув голову, дышит рвано, и, наконец, делает первое плавное движение… Перед моим лицом его возбужденный член, покачивается, истекает смазкой. Понимаю, что надо помочь, но, блять, стремно! Никогда ведь чужих не трогал. Коснулся пальцами шелковистой гладкости. Член дернулся, и я растерялся, не зная, что делать дальше. А сверху легла уверенная рука, направляя, диктуя силу и темп. Кажется, потом мы собирались пойти в душ, но так и не смогли подняться с дивана. Так и заснули в обнимку, удовлетворенные и охреневшие. По крайней мере, я точно был в шоке. Главное, завтра не краснеть и не мяться. Подумаешь, секс однополый! Марка вон хуже от этого не стал, по нему и не скажешь, с кем он и как трахается. — Леш, — толкнули меня в бок, — телефон звонит. — У? — я с трудом разлепил глаза. Мобильник и правда орал, но приглушенно. Я свесился с дивана — звук шел откуда-то снизу. Точно, джинсы валяются на полу, а телефон там. — У тебя кофе есть? — спросил Саша, пока я воевал с одеждой, вызволяя аппарат. — На кухне, в шкафчике, который ближе к окну, — ответил я и заорал в трубку: — Герда! Ты охренел трезвонить в такую рань?! — Лешик, окстись! Какая рань? Время три часа дня. Вы все еще спите? — отвратительно веселый голос просто звенел в трубке. — Тогда мы идем к вам! Леш, мы через минут десять будем! Бля! Вот подстава! Я заметался, не соображая своей тяжелой головой, что делать и куда бежать. Потом резко взял себя в руки, оценив масштабы трагедии… А в чем собственно она? Ну вот я тут с мужиком, и что?! А сам-то он с кем? Хотя предупредить бы… Но звонить нельзя — Саша в кухне услышит. Пальцы сами открыли окно сообщений, и к Марке полетела смска: «Я не один, приходи, но если ты когда-нибудь вспомнишь про ситуацию в клубе и свою парламентерскую деятельность — урою! Пива купи». В ответ пришел злобно ржущий смайлик. «И переписку удали!» — набрал я. «Не учи. Уже. Куплю. ПОЗДРАВЛЯЮ! Отметим!». Отметим, отметим. Кто бы мог подумать, чем закончатся для нас с Маркой походы в клуб?