Бард

В таверне, далёко от города, рядом с дорогой, Как прежде, веселье: за милю слышны голоса, Здесь воздух пропитан пьянящей хмельной поволокой, Здесь правило: коли кто пьёт – то будь добр, до дна! А лютня легко заливается ветреным смехом, Пытаясь быть скрипкой в совсем неумелых руках. Здесь щиплет глаза запах эля; раскатистым эхом Опять расплывается хохот в древесных стенах. Здесь танцы – как огненный вихрь, безумнее шторма, Здесь - шелест закатанных юбок и запах духов. Здесь пляска, шабаш – как угодно. Не каждый здесь «дома», И я тут лишь гость. Но сегодня мой выбор таков. Забыться в бездумном веселье и быть слишком пьяным, Чтоб взглядом, как впредь, проводить подуставших девиц. Здесь старый вояка, как я, не залечит все раны, Но боль приглушат столько бодрых, улыбчивых лиц. Когда же вдруг скрипнет пронзительно дверь за спиною, Вдруг смолкнет и говор, и музыка. Мир замолчит… Повеет прохладой и вереском, светлой весною. Он тихо войдёт, а покажется, будто летит. В потёртой одежде, с улыбкой как будто невольной Загадочный странник прошёл к самой дальней стене. Он шёл, словно воин, размеренно, гордо, спокойно, Но выдаст любого гитара его на спине. Все долго упорно молчали и ждали… чего-то. А странник – нет, всё-таки бард – ровно встал у окна. Мгновенье – гитара в руках. Тишина эшафота. И тут заиграла – запела! – шальная струна. И пальцы скользили по грифу. Всё точно – как надо. И я лишь хотел, чтобы не было песне конца. Но слов я не слышал, почти что. У странного барда Батистовым шарфом закрыто его пол-лица. Я слышал обрывки из фраз, полушепот неясный. И только когда налегла на меня тишина, Я чётко услышал тот голос: тревожный, прекрасный, И слово, что эхом в сознании: это война. Он пел о войне. Об аду, что когда-то я встретил, Где жил и в который, надеюсь, уже не вернусь. Я видел друзей, тех, с которыми были мы вместе, И тех, за чей вечный покой я сегодня молюсь. Я слышал клинки, слышал крики, и хмурились брови, Летела стрела, вдалеке умирал лютый враг. Я чувствовал ужас и вкус незапёкшейся крови. Откуда он знает, что всё было именно так?.. Что не было храбрых и не было теплого крова, Что смерть (и врага) поначалу – острее ножа… Последний аккорд, и замолкло последнее слово. Но все еще выла, болела, кипела душа. Я даже не помнил, как вышел бродяга. Безмолвно. Мелькнул старый плащ. Лишь минута – его уже нет. Я, словно в бреду, видел шарф, его взгляд меткий, ровный И еле успел протянуть ему десять монет. «О чём же была твоя песня?» - спросил меня кто-то. И вырвалось горько-мучительно, мол, о войне. «О драках, о подвигах рыцарей из Камелота!» - Прервали мальчишки вдруг хором. «О славном коне, Что ловкий и быстрый: быстрей, чем эльфийские стрелы!» «Нет, нет, о любви, что сильнее всех стрел и мечей». «О матери старой, что внешне уже постарела, Но любит, как прежде, своих непослушных детей!» И снова таверна полна смеха и разговоров, Но кто-то в углу до сих пор нескончаемо тих. И я был далек от суждений и яростных споров, Один лишь вопрос в мою душу так крепко проник… «О чём была песня?.. Я слышал слова…» «Нет, дружище, Ты слышал гитару», - сказал паренек молодой. «Ты слышал мелодию. Ту, что всех песен здесь выше. И пело лишь сердце. А бард… он давно уж немой. На шее свой шрам он скрывает, чтоб ты не пытался Читать по губам. Чтобы слушала песню душа. Он тоже когда-то был воином. Им и остался. Но рубит теперь он искуснее. И без меча».