Полевые цветы

Кулак не разжимается, она инстинктивно сжимает грязные комки земли, не желая сделать то, что должна. Поднимает взгляд от тёмной ямы и видит, как смотрят на неё собравшиеся, и это становится последней каплей. Земля летит вниз, а Аня делает несколько шагов назад, смешивается с толпой. Она старается не смотреть, как постепенно и в то же время мучительно быстро какие-то мужчины формируют ровный холмик и как он скрывается под множеством цветов и венков. Не хочет видеть, но не может оторвать глаз от этого действа. Словно кто-то шепчет: «Запоминай! Навсегда запоминай!» Анна знает: где-то там, среди дорогих роз и траурных лент, лежит и её букет из полевых цветов. В цветочном магазине не оказалось ничего, что хотелось бы купить, а на улице пожилая женщина с тоской читала какой-то журнал о диетическом питании. – Что это? – Аня махнула на два странных букета. – Трава. Цветы полевые. Ромашки, васильки, одуванчики, – охотно пояснила продавщица. – Только не берёт никто – слишком быстро вянут. – Я возьму, – советник юстиции решительно нагнулась, забирая букеты. – Сколько стоят? Один остался в вазе в комнате. Ей показалось, что так будет честно, поровну: и ему, и ей досталось. – Анна Михайловна, вы идёте? – Селин легко касается её плеча. – Да, конечно. Ей совсем не хочется говорить. Зачем? День такой солнечный, такой тёплый. И такой ужасный. Пока Аня идёт к своей машине, ей встречается ещё один человек, которому так же плохо, – Полина. У неё красные, заплаканные глаза, она едва заметно кивает женщине. Среди всей этой толпы только они способны полностью понять друг друга. Но ни той, ни другой не дают возможности остаться вдвоём. Аня хочет, чтобы и она вела себя так, как Полина: плакать, не стесняясь, опираться на чью-то руку. Но все два дня, что длится кошмар, внутри пустота, какое-то отупение. Всё делает, что надо, но по инерции. И кажется, что иное невозможно.

***

Стол слишком длинный, но пришедшие всё равно очень долго садятся, выбирая места. Аня ничего не ест, только пьёт горячий чай мелкими глотками. Речи она не слушает. Но так долго продолжаться не может. Женщина сидит среди каких-то мужчин, иногда оглядывает людей. Практически никого не знает – с Женей они никуда не ходили, предпочитая наслаждаться лишь друг другом. Но сейчас, за столом, появляется мысль, что они делали всё неправильно. Надо было кричать о своей любви, хвастаться, не бояться быть непонятыми. Надо было. Теперь уже поздно. Аня извиняется и выходит из-за стола, ноги сами несут её подальше от этого фарса. Она влетает в туалет и прижимается горячей щекой к холодному кафелю, которым покрыты стены. Этот диссонанс не даёт окончательно отключиться. Женщина лишь закрывает глаза и наваливается уже всем телом на стену, пытаясь вернуть прежнее отупение. Именно здесь, в этом благоухающем месте, понимает, что не будет больше ничего. Остался только букет из ромашек, васильков и одуванчиков, который очень быстро завянет. Дверь открывается, и Аня оборачивается, но почти сразу морщится – она могла бы догадаться, что её отсутствие заметят. – С вами всё в порядке? – Мельникова весь день внимательно наблюдала за ней, словно ожидая, что Аня устроит показательное выступление. – Вам не кажется, что вопрос несколько абсурден в этой ситуации? – женщина даже немного усмехается. – Со мной всё хорошо, не надо беспокоиться. – Анна Михайловна… – Анастасия хочет что-то сказать, но Немчинова мотает головой. – Молчите, пожалуйста. Вы же ничего не знаете. Не нужна мне ни ваша поддержка, ни ваша жалость, ни ваши разговоры, что всё будет хорошо. Не преследуйте меня, – и без перехода добавляет: – У вас отвратительные духи. Аня кашляет, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, и, прижимая ладонь ко рту, быстро выходит из туалета. Она прекрасно понимает, почему её тошнит: не ела два дня, смешались запахи, да и стрессу требуется выход. Мысленно извиняясь перед Женей, Анна, никому ничего не говоря, уезжает подальше от всех этих скорбящих.

***

Полина приезжает поздно вечером, почти ночью, но Аня ещё не спит. Она сидит в комнате за столом, на котором стоит букет, и сжимает в тонких пальцах кольцо. Они не говорят друг другу ничего, Полина просто садится рядом. Им не нужны разговоры, важно лишь знать, что кому-то дурно так же, как и тебе. Важно. Делить горе пополам. И горячие солёные слёзы, которые спустя час, наконец, льются из глаз. И сбивчивые слова о том, что так хотелось ему ещё не раз сказать. И именно эта поддержка, почти беззвучная и даже отчаянная, важна куда больше, чем тревога Мельниковой и её готовность прийти на помощь. – Он вас любил, – Полина почти кричит. – Это точно, я уверенна. – Я знаю, – говорить сквозь слёзы тяжело, но только так можно добиться хоть чего-то. – Он меня любит, – а к слезам, поддержке и словам добавляется нежелание употреблять прошедшее время. – И я его люблю. Они засыпают не скоро. Полина на диване, а Аня в кресле. Солнце уже освещает комнату, но им это совершенно не важно – сил не осталось. И им обеим так хочется, чтобы это был лишь кошмарный сон. Но завтра Аня выкидывает увядший букет полевых цветов.