Свидетельство о примирении

- Я самый одинокий среди королей. Кардинал, едва успевший опуститься в указанное ему кресло, устало посмотрел на монарха, меланхолично крутящего в руках трубку. Людовик издал тяжелый вздох и продолжил: - В Лувре у меня нет ни одного друга! Ришелье подавил желание застонать, приготовившись выслушать королевские жалобы. Заменяя фавориток фаворитом, Ришелье надеялся, что сможет хотя бы некоторое время отдохнуть от душевных переживаний короля, больше времени уделяя все сильнее накаляющемуся конфликту с Испанией. Герцог Оливарес, к вящему разочарованию его высокопреосвященства, придерживался мнения о том, что спорные земли должны непременно перейти Испании, тогда как Ришелье желал присоединить их к Франции, расширив и укрепив границы королевства вплоть до Пиренеев. И вот, в тот момент, когда кардиналу необходимо было максимально сосредоточиться на этой задаче, выяснилось, что фаворит может причинять неудобств куда больше, чем фаворитка. Сен-Мару требовались новые костюмы, один роскошнее другого, развлечения, возможность блистать в салонах и щеголять гардеробом и остроумием перед прекрасными дамами. Маркиз жаждал бранной славы и ратных подвигов. Однако король категорически не желал отпускать от себя любимца, что частенько приводило к ссорам, а то и скандалам. Примирять же склонного к меланхолии Людовика и дующегося, точно обиженный ребенок, Анри приходилось все тому же кардиналу. Вот и сегодня король в самом мрачном расположении духа жаловался министру на одиночество, Сен-Мар же сбежал куда-то развлекаться. Король сетовал на капризы и своенравие любимца, тут же оправдывая маркиза юным возрастом и горячим нравом. Ришелье покорно кивал в такт стенаниям и привычно поддакивал. Было ясно, что не сегодня-завтра его величество и фаворита снова придется мирить. Сен-Мару нужно прочитать нотацию, напоминая, что главная задача маркиза – обеспечивать хорошее настроение короля. Кардинал все чаще вспоминал покойного Люиня, способного не только вмешиваться в государственные дела, но и составлять компанию королю в его забавах. Впрочем, утешил себя кардинал, Сен-Мар куда безопаснее своего предшественника. - …и вот теперь он наверняка у какой-то из этих блудниц! – закончил раздраженно король и выжидательно уставился на собеседника. - Простите, сир, но мне думается, что ваш обер-шталмейстер способен покинуть вас только в силу крайней необходимости, – протянул Ришелье, усилием воли подавляя зевок. - Неужели вы хотите сказать, что верите в его рассказ о походе к торговцам тканями? – король вскочил со своего места и уперся кулаками в стол, не в силах совладать с собой. - Маркиз любит ткани, ваше величество. И если ему пообещали привезти испанский бархат редкой расцветки или тончайший китайский шелк – он кинется к торговцам и среди ночи, чтобы быть первым, кто наденет на себя новинку, – кардинал позволил себе усмехнуться. – Я абсолютно уверен, что вашему величеству не о чем беспокоиться. Да и потом, станет ли кто-то рисковать расположением вашего величества ради сомнительных милостей парижских куртизанок? Помимо воли в памяти кардинала всплыли честолюбивые планы маркиза на блестящий брак, который он мог бы заключить при покровительстве короля, но Ришелье благоразумно оставил эти размышления при себе. «Разумеется, юный вертопрах сейчас развлекается в салоне прекрасной Марион, в компании Гастона Орлеанского и прочих придворных повес…» - думал Ришелье, поеживаясь от гулявшего по кабинету сквозняка. - При дворе вообще творятся чудовищные вещи! – продолжал жаловаться Людовик, вскакивая со своего места. – Не далее как вчера я видел королеву в объятиях мадам де Шеврез! И обе они были полураздеты! Это в парковой беседке! - Сир, полагаю, вы слишком близко к сердцу принимаете увиденное, – запротестовал кардинал, поворачиваясь за королем. – Дни стоят душные, и наши дамы то и дело стремятся уединиться, дабы ослабить шнуровку своих корсетов… - Это совершенно не важно! Важно то, что Анри это зрелище понравилось! – выкрикнул король, стукнув кулаком по каминной полке. Безделушки, расставленные на ней, подпрыгнули, а несколько бумаг спланировали вниз, подхваченные вездесущим сквозняком. Ришелье сжал в руке крест, чувствуя, как рубины впиваются в ладонь, и прочел краткую молитву. - Маркиз еще очень юн, а ее величество и герцогиня – одни из красивейших женщин Европы. Вполне естественно, что он остался неравнодушным к такому зрелищу, – заметил он и поморщился, почувствовав, как боль стрельнула в колене и растеклась вязкой волной по ноге. - Вы совершенно ничего не понимаете, ваше преосвященство! – король раздраженно махнул рукой и, покосившись на дверь, подошел вплотную к креслу министра. – Ему слишком понравилось! Настолько, что он позволил себе совершенно отвратительные вещи. Кардинал с трудом удержал на лице участливое выражение, хотя и задумался о том, что же позволил себе Сен-Мар, которого король едва ли не каждый вечер уводил в свою спальню. Впрочем, королю и не требовались вопросы – он уже начал изливать душу и не желал останавливаться. - …под кустом, в пыли, впопыхах, будто животные! – восклицал Людовик, то и дело ударяя себя кулаком в грудь. – Мы совершенно точно будем гореть в аду! Хотя иногда Анри бывает так груб, что мне кажется, я все же частично искупаю наш грех и… - Сир, возможно… - Помолчите, Ришелье! Он груб! Настолько, что я иной раз не могу сесть в седло и по нескольку дней не выезжаю на охоту! И при этом мальчишка ненасытен настолько, что сбегает от меня к куртизанкам! Кардинал усилием воли подавил желание вздохнуть. Он уже собрался было открыть рот, как дверь распахнулась, и в кабинет вплыл виновник дурного настроения короля. Смотреть на господина Главного было невыносимо: его наряд сверкал драгоценными камнями, переливался загадочным блеском шелка и ослеплял павлиньими перьями, точно маркиз сошел со страниц восточных сказок. Губы Сен-Мара были при этом брюзгливо выпячены. - Где вы изволили пропадать, господин Главный? – обратился к нему король, складывая руки на груди. Маркиз обреченно вздохнул, состроив страдальческую мину. Посланный кардиналом паж нашел его уже на пороге дома очаровательной Марион, сломав ему все планы на эту ночь. - Я задержался у портного, сир, - ответил Сен-Мар, тяжело вздыхая. – Вы же сами пожелали, чтобы я сшил себе новый камзол! Ришелье закусил губу, подавляя улыбку. Кардинал не застал веселых дней правления короля Генриха Третьего, но, благодаря Ла Валетту, был весьма наслышан о манере поведения королевских миньонов. Похоже, юный маркиз возрождал лучшие традиции той эпохи. Кардинал сделал шаг в сторону двери, полагая, что необходимости в дальнейшем его присутствии в королевском кабинете нет, но был остановлен королем: - Ваше преосвященство, рассудите нас, – обратился его величество к министру, удивленно замершему посреди кабинета. – Этот мальчишка постоянно норовит сбежать от меня, чтобы обойти все злачные места Парижа! - Это поведение предсказуемо для юноши, хоть и не похвально, – проговорил кардинал осторожно, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Король был мрачен и угрюм, фаворит – раздражен и обижен. Ришелье покачал головой, но продолжить не успел, поскольку заговорил Сен-Мар: - А что мне делать в Лувре, ваше величество? Если мы не на охоте, значит, варим варенье. Или вы что-то рисуете. Или жалуетесь на скуку. А то и вовсе выставляете меня, потому что вам необходимо обсудить с господином кардиналом важные государственные дела. Вы даже в королевский совет не желаете меня ввести! - Но в королевском совете еще скучнее! – воскликнул Людовик, оборачиваясь к Ришелье. – Кардинал, подтвердите! - Боюсь, маркиз, его величество совершенно прав, вряд ли вам будет интересно слушать пространные рассуждения наших министров о том, где достать деньги для продолжения войны, как ее прекратить с наибольшей выгодой для государства… - Вот, кстати, о войне! – вскричал Сен-Мар, голос которого опасно поднялся. – Король не желает, чтобы я проявил себя на поле брани! - Тебя могут убить! – отрезал король. – И более я не хочу слышать разговоров на эту тему. - А его высочество говорит, что у меня ум политика и стратега, – огрызнулся Сен-Мар в запале. - Чтооо?! – взвился король, наступая на фаворита. – Гастон говорит?! Кардинал попятился, прижав ладонь к груди. - А почему, собственно, я не могу побеседовать с вашим братом о политике? - С моим братом о политике? – Людовик задохнулся от гнева и сжал кулаки. – Еще и наверняка в притоне этой шлюхи Делорм! Мне докладывали, что он оттуда буквально не вылезает. Ваше преосвященство, вашим людям давно следует ими заняться – наверняка там плетут заговоры. - Сир, я уверен, что молодежь, посещая дом куртизанки, находит куда более интересные развлечения, чем политика, – заметил Ришелье, не готовый обсуждать беседы, ведущиеся у мадемуазель Делорм в присутствии королевского фаворита. - То есть этот юноша проводит время среди распутников и смутьянов, пока его король не находит себе места от беспокойства! - Если бы король не превратил дворец в какой-то склеп, я бы оставался при вас! – Сен-Мар раскраснелся и выпучил глаза от переполнявших его эмоций. – Сперва у нас любовь на десять минут, а потом – покаяние на две недели. И это не считая воспоминаний то о Луизах, то о Мариях. Или королевские грехи мы обсуждать не будем? - Анри, ни одна из этих женщин не была близка мне так, как близок ты! – Людовик густо покраснел, схватив маркиза за руку, но тот вырвался и бросился к Ришелье. - Господин кардинал, весь двор говорит, что эти женщины были его фаворитками! А Лафайет он по сей день посещает – чем они там часами занимаются? - Маркиз, как вы можете предполагать… - Анри, не думаешь же ты, что я хоть пальцем прикасался к любой из них! Ришелье только тихо вздохнул – король действительно упорно избегал женского общества, в том числе и собственной супруги. На счастье кардинала, от неминуемой опалы по милости прелестной Мари д’Отфор его спасла только поразительная настойчивость девицы, упорно стремившейся забраться в постель короля. Его преосвященство вспомнил, как король буквально сбегал от разгоряченной девушки, запираясь от нее в собственном кабинете, поскольку панически боялся оставаться с ней наедине. Из воспоминаний кардинала выдернул король, настойчиво требующий от прелата успокоить разъяренного Сан-Мара, кричащего что-то маловразумительное о загубленных жизнях и болотах. Вслушиваться Ришелье не стал, рассудив, что королевский фаворит не может оскорблять его величество, а потому ругает некие окрестные болота. - Послушайте, маркиз, - тихо начал он, отводя миньона к окну. – Вы перегибаете палку, а терпение его величества отнюдь не беспредельно. - А какого черта он следит за мной? Какое он имеет право? – прошипел Сен-Мар, сверкая глазами. - Его величество – король, и имеет право на все, что сочтет нужным, – назидательно ответил Ришелье и вздохнул. – Сын мой, поверьте, вы можете очень далеко пойти со временем, но только в том случае, если не станете гневить его величество. Маркиз раздраженно фыркнул и покосился на короля. Людовик демонстративно стоял к ним спиной, читая какой-то документ. Однако напряженная поза выдавала, что беседа министра и фаворита интересует его значительно больше, чем содержимое бумаг. - Его величество хочет, чтобы я все время был при нем. Но на охоту брать с собой перестал – ему, видите ли, на траве неудобно, и муравьи кусаются! – пожаловался маркиз, шмыгнув носом. – А на войне мне с ним делать нечего, потому что опасно и вообще неприлично. - Его величество боится потерять вас, - объяснил Ришелье, подавляя желание ударить королевского любимца. – Вы очень дороги ему. - Да? Но при этом он только и знает, что каяться да читать морали. Вы когда-нибудь пытались заниматься любовью под аккомпанемент стенаний о том, как это грешно? - Нет, – отрезал кардинал, кусая губы. - Вот, вам меня не понять! Я пытаюсь быть ему приятным, укладываю на поляне, пытаюсь целовать, а это не просто, потому что его величеству же надо рассказать, что то, чем мы занимаемся – великий грех! - И в чем-то он прав, - заметил Ришелье, чувствующий, что оказался в исповедальне. - Да? – взвизгнул маркиз, но тут же понизил голос. – А онанировать меня при этом не грех? Я скоро любовь начну воспринимать как экзотический вид наказания! - Маркиз, вы преувеличиваете! - Я преуменьшаю! – Сен-Мар нервно одернул манжеты, оторвав от одного из них кусок шитого золотом кружева. – Вот на днях наткнулись мы на королеву с герцогиней де Шеврез. В беседке в парке. Ее величество уже без корсета, герцогиню не видно под юбками, только королева со стонами в кресле извивается да подвизгивает «Да, Мари, вот так, Мари!». Я утаскиваю его величество к ближайшим кустам и начинаю отвлекать. - И что же? – поинтересовался Ришелье, который слушал эту историю второй раз за день и теперь размышлял над тем, что встречаться с королевой или Шевреттой ему не стоит, дабы не услышать еще пару версий того же события. - Что? Я чуть наизнанку не вывернулся, – прошипел маркиз, косясь на сюзерена. – Видите ли, я был недостаточно деликатен, и ему пришлось упираться в дерево! - Маркиз, может, мы опустим подробности? – взмолился кардинал, отвернувшись от собеседника к окну и пытаясь вернуть лицу невозмутимое выражение. - Да вы еще не слышали подробностей! – возмутился Сен-Мар, подходя ближе. – Вот вы знаете, что его величеству нравится, когда его берут ртом? Более того, без этого он ни на что не способен. Ну, почти… - Довольно, маркиз, вам следует извиниться перед его величеством за неподобающее поведение, а я отпускаю вам грех гнева и несдержанности, - отрезал Ришелье, перекрестил собеседника и приблизился к королю. – Сир, вы позволите мне откланяться? - Нет, Ришелье, не позволю! – Король хлопнул ладонью по столешнице. – Анри, подождите меня в приемной. И не вздумайте уходить. Сен-Мар с недовольным сопением прошел мимо и покинул кабинет, хлопнув дверью сильнее, чем следовало бы. Покосившись на дверь, его величество быстро обошел стол и вынул из ящика пачку писем: - Вы только полюбуйтесь, что он мне пишет! – тихо сказал он кардиналу, протягивая бумаги. - Ваше величество, но это как-то… - Ну, вас же не смущает переписка мадам де Шеврез! Здесь не намного хуже, чем в ее письмах Холланду. Кардинал молча взял верхнее письмо и, развернув, начал читать: - «Ваша мрачность этим утром была попросту ужасающей. И в первую очередь потому, что я чувствую себя ответственным за ваше дурное настроение. В надежде на то, что мое признание исправит ваше настроение, напишу, что ваше малиновое варенье этой ночью я все же распробовал, и оно мне понравилось. Его с самого начала следовало предлагать не в вазочке, а в вашем…», - Ришелье умолк и поднял взгляд на вышагивающего перед ним короля. - Продолжайте, монсеньор, продолжайте! – бросил он раздраженно, не заметив, как скрипнула чуть приоткрывшаяся дверь. - «В вашем… заду оно обрело поистине незабываемый вкус, а оставшиеся косточки…» - кардинал запнулся, но Людовик поторопил его: - Читайте, ваше преосвященство, читайте же! - Но сир, столь личное письмо… - Я приказываю вам читать! – повысил голос король, остановившись напротив министра. Ришелье нервно сглотнул, набрал полную грудь воздуха и продолжил: - «…оставшиеся косточки добавили весьма пикантных ощущений во время моего пребывания внутри вашего величества. – Ришелье почувствовал, что неудержимо краснеет. Он покосился на короля и продолжил. – Ощущения были столь незабываемы, что я бы настаивал на непременном наличии малинового варенья в вашей спальне, если бы не моя извечная тяга к экспериментам. Например, я бы попробовал вас со смородиновым вареньем, тем самым, которое вы делаете таким приторно сладким, что сахар в нем не растворяется – уверен, что в этом случае мы испытаем еще более незабываемые ощущения…». Дочитать кардиналу не удалось, поскольку дверь распахнулась, и в кабинет ворвался раскрасневшийся господин Главный, с приоткрытым ртом. Не обращая внимания на опешившего министра, он вцепился в камзол короля. - Это переходит все границы, сир! – прорычал он, толкая короля к столу. Охнувший Людовик ударился о столешницу, неловко опершись о нее руками. Бумаги разлетелись по кабинету, а Ришелье, пробормотав извинение, кинулся к двери. Уже захлопывая ее, он услышал треск рвущейся ткани и жалобный стон короля: - Анри, ну что же вы делаете? - Демонстрирую его преосвященству всю глубину и страстность наших отношений! Кардинал обернулся и замер. Маркиз, уже оставшийся без камзола, стоял на коленях, активно избавляя его величество от штанов и задирая рубашку. Батист соскальзывал вниз, пока фаворит не вскочил на ноги и не освободил короля сперва от камзола с жилетом, уже лишенных пуговиц, а затем и от непокорной сорочки. – Верните же его, заодно и исповедоваться не надо будет, отпустит нам все грехи прямо здесь! - Монсеньор, остановите же его! – простонал король, вцепившись в волосы фаворита, который уже завладел его членом и теперь увлеченно вылизывал его, массируя одной рукой мошонку. Кардинал покачал головой и, закрыв дверь, тихо удалился, велев охране никого не пускать к королю до дальнейших приказов его величества. - Анри, остановитесь. В конце концов, это непростительная распущенность… - простонал Людовик, вяло пытаясь оттолкнуть от себя фаворита. Однако маркиз не был настроен на послушание. Обхватив сюзерена за талию, он потащил его на себя. Король взмахнул руками, со вскриком подался вперед, цепляясь за плечи любовника, и рухнул на пол, подмяв его под себя. При этом Сен-Мар умудрился весьма чувствительно прихватить короля зубами. Людовик охнул, выгнувшись, и перекатился на спину. Довольный маркиз оседлал его бедра и потянул с себя сорочку. - Ну что, сир, сейчас вам придется дать мне урок верховой езды… - проурчал он, стискивая бедра любовника. Король заерзал, ловя руки фаворита, но тут же получил чувствительный шлепок. – Нет, ваше величество, капризничать не надо… Сен-Мар чуть подался назад и обхватил губами вялый королевский член, придерживая извивающегося Людовика за бока. Поморщившись от колких прикосновений редких волос, покрывающих пах его величества, Анри прижал их ладонью, одновременно крепко сжав основание члена. Король попытался выгнуться, стараясь сбросить с себя фаворита, но охнул от неожиданно острого ощущения и поднял голову – на пальцах маркиза сверкнули новомодные золотые коготки, оставившие на бледной коже живота четыре пунцовые полосы. - Анри, – простонал король, сдаваясь и беспомощно шаря пальцами по ковру. Маркиз с сопением продолжил свое занятие, но стоило королю расслабиться и откинуться назад, как золотые коготки сперва впились в мошонку, а затем пробежались вдоль напрягшегося ствола. Из королевской груди вырвался испуганный вскрик. Довольно хмыкнув, Сен-Мар приподнялся, протискивая колено между стиснутых бедер Людовика. Король задрожал, не зная, то ли уворачиваться от рук, уже отметивших царапинами его бедра, то ли податься им навстречу. Но тут Сен-Мар чувствительно прихватил зубами яичко, скользнув пальцами между ягодиц. Почувствовав укол металла, Людовик взвыл, подтягивая колени к груди, чем тут же воспользовался фаворит, навалившись на него сверху и лихорадочно стаскивая с себя штаны. - Анри, ты же не собираешься… - король задохнулся, ощущая, как два пальца маркиза, освободившиеся от коготков, по-хозяйски протискиваются в него, пока оставшиеся два дразняще покалывают кожу вокруг входа. - А ваше величество будет умницей? – поинтересовался маркиз, прижимая пальцы к губам любовника. Вместо ответа король послушно принялся их посасывать, вздрагивая от колких прикосновений второй руки. Наконец Сен-Мар убрал руку и, улучшив момент, когда шумно вздыхающий Людовик приподнимет бедра, резким движением толкнулся в него, вырвав из груди короля неожиданно высокий вскрик. Не давая ему опомниться, маркиз принялся с энтузиазмом вколачиваться, до боли впиваясь пальцами в королевские ляжки. Король заерзал, пытаясь теснее прижаться к любовнику: - Анри, пожалуйста… Фаворит обхватил его член рукой и слегка сжал: - Ваше величество желает этого? - Дааа! – выдохнул Людовик, всем телом подаваясь навстречу. - Вы желаете, чтобы я вам помог, - промурлыкал маркиз, замедляя движения. – А что я получу взамен? - Все… все, что ты… - простонал король, мечась под любовником. - Даже дадите согласие на мой брак с принцессой де Гонзаго? – Сен-Мар, с искушающей улыбкой, снова сжал руку, но король вдруг замер, уставившись на любовника мутным взором. - Что ты сказал? – прохрипел он, опираясь на локти и пытаясь выровнять дыхание. - Я хочу жениться на Марии де Гонзаго! – повторил фаворит, подаваясь назад. Внезапно король сделал неуловимое движение, и маркиз растянулся на полу, чувствительно приложившись лбом о стоящее рядом кресло. Не успел он опомниться, как оказался стоящим на четвереньках, упираясь головой в резной подлокотник. Людовик с силой надавил на поясницу Сен-Мара, заставляя прогнуться, и без дальнейших церемоний ворвался в него, ухватив за волосы и оттянув голову назад. - Ты раз и навсегда забудешь об этом браке! – прорычал король, подтверждая каждое слово яростными толчками. - Почемуууу? – провыл фаворит, попытавшись вырваться и с удивлением обнаружив, что его сюзерен обладает стальной хваткой. - Потому что ты – всего лишь мелкий дворянчик, возвышенный моей милостью, и не тебе претендовать на руку принцессы крови! В голове Сен-Мара мелькнула мысль, что в этот раз он перегнул палку, но отступать не хотелось, хоть внутри у него все и горело. - Я все равно получу ее, – прошипел маркиз сквозь зубы, пытаясь занять более удобное положение, но был безжалостно возвращен в исходную позицию. С шумом втягивая в себя воздух, Сен-Мар сжал челюсти и потянулся ладонью к своему члену, несколько обмякшему от боли, но тут же стукнулся лбом о подлокотник и едва не потерял равновесие. Выругавшись, он вернул руки в исходную позицию, которая обеспечивала устойчивость и предохраняла от разбитого лба. - Ты получишь то, что я сочту нужным тебе дать! – король наконец навалился на него всем телом и с протяжным стоном излил семя. Кое-как поднявшись, он упал в кресло, прижав голову Сен-Мара к бедру. – И не забывай, зарывающиеся фавориты плохо кончают, - закончил он устало, обмякнув. Маркиз скорчился у его ног, опасаясь вызвать новую волну недовольства. - Твое место, Анри, здесь, рядом со мной. Или в моей постели. И не смей рассчитывать на что-то большее! Людовик лениво перебирал волосы любовника, прикрыв глаза и погрузившись в свои мысли. Маркиз, прижимающийся к сюзерену, вдыхал горьковатый запах конского пота, мешающийся со слабым запахом мочи и семени. Морща нос, Сен-Мар вспоминал о том, в каких выражениях Гастон Орлеанский превозносил его достоинства, прочил головокружительную карьеру и даже пост первого министра. И все, что требовалось от него, Сен-Мара, это добиться отставки Ришелье. Кардинал, припомнил мстительно маркиз, тоже возмутился его выбором супруги. Его преосвященство открыто заявил, что Анри недостоин высокородной принцессы, а после долго читал мораль о смирении и скромности. Планы же Гастона были поистине восхитительны: сперва отставка злого гения Ришелье, к которому позже подошлют убийц. Витри обещал, что собственноручно пристрелит кардинала, как когда-то пристрелил Кончини. А в скором времени не станет короля – он слаб здоровьем и вряд ли надолго переживет своего министра. Особенно, Сен-Мар усмехнулся, при любви его величества к сырой воде и манере есть жуткую грубую пищу в хижинах лесников и крестьян. После смерти короля Гастон собирался жениться на овдовевшей Анне Австрийской, дабы упрочить связи с Испанией и трон долгожданным рождением наследника. А Сен-Мару искуситель обещал руку прекрасной Марии и пэрство в довесок к креслу первого министра. Широко зевнув, маркиз сощурился на пламя в камине, языки которого выписывали фигуры, напоминавшие герцогскую корону. Правда, на пути к этой короне алым ферзем высилась фигура кардинала, сквозь которую проступал профиль самого короля. Анри хорошо знал, что король не любит своего министра, однако ценит его настолько, что даже нарушил клятву, данную супруге и матери. Следовательно, ему следовало привязать к себе короля как можно крепче, чтобы его любовь к фавориту превзошла любовь к жене и матери вместе взятым. Глубоко вздохнув, Сен-Мар сел, вздрогнув от вспышки боли, поднял лицо к королю: - Сир, давайте мириться? Кардинал устало потер лоб и потянулся за следующим конвертом. За окном серело, во дворце уже слышались шаги проснувшейся прислуги, спешащей навести порядок в господских покоях. Стукнула ставня, дробно зазвенел по мраморным ступеням оброненный кем-то ключ. Ришелье тяжело вздохнул и снова принялся вчитываться. Из содержимого переписки короля с фаворитом он уже сделал вывод об амбициозности господина Главного, которого можно было бы счесть опасным, если бы умственные способности королевского фаворита не были столь посредственными. В последних письмах Сен-Мар дошел до того, что стал заговаривать о своих притязаниях на государственные посты. Маркизу становилось мало бесчисленного количества придворных должностей, и теперь ему хотелось примерить на себя титулы герцога и коннетабля. Широко зевнув, кардинал почесал за ухом развалившуюся у него под боком кошку. Животное сонно развернулось и лениво попыталось поймать побеспокоившую его руку. - Ну вот, Лодоиска, стоит нам чуть отвлечься, и в Королевский Совет пытаются прорваться юные глупцы… - проговорил кардинал, ловко отдергивая пальцы из-под когтистой лапы. – Но мы их остановим. Господин Главный прекрасно смотрится в качестве украшения королевской охоты и покоев, но вряд ли он будет уместен в ряду пэров и министров. Кошка с тихим мявом перевернулась на бок, мазнула лапой по ленте, свисающей из-под стопки королевских писем, и закрыла глаза. - Тебе все это скучно? Понимаю… Мне, признаюсь, тоже, – кардинал бегло просмотрел очередное письмо и, скривившись, отложил его в сторону. – Маркизу весьма недостает изящества стиля и элегантности изложения. Если бы он писал не королю, а скажем, своей куртизанке, я бы не удержался от искушения и предоставил сей образчик эпистолярного жанра для салона наших жеманниц. Уверяю тебя, мадам Рамбуйе уничтожила бы маркиза вернее любого кинжала. Увы, сделать сие нам не позволит необходимость беречь честь королевского дома… Что ж, поищем другой способ. Собрав письма в пачку и перевязав их, Ришелье взглянул на часы. Стрелки почти подобрались к шести утра. С хрустом потянувшись, кардинал позвонил в колокольчик. На пороге моментально возник верный Дебурне. - Как спалось, монсеньор? – спросил камердинер, подбрасывая дров в камин и вороша кочергой угли. - Отлично, - привычно соврал кардинал. Старый слуга так же привычно покосился на прогоревшие свечи и покачал головой. - Прикажете завтракать? – спросил он, споро меняя свечи в канделябре. - Нет, рано еще. – Ришелье снова потянулся и зевнул. – Пусть принесут почту и шоколаду. И пускай придет секретарь. - Как прикажете, ваше высокопреосвященство! – Дебурне поклонился и направился к двери. Но тут же вернулся, извлекая из кармана небольшой конверт. – Чуть не забыл. Под утро курьер из Лувра доставил. - Так что ж сразу не принесли? – Ришелье нахмурился, ломая печать. - Прощения просим! – камердинер согнулся в поклоне и отошел к двери, ворча под нос: - Чего сразу не принес? И так не спят ночами, не едят почти ничего… Сами стали на призрака похожи… Кардинал неодобрительно покосился на скрывшегося за дверью слугу, но промолчал, погрузившись в чтение: «Из свидетельства, которое я вам посылаю, вы увидите, чем завершились вчерашние ваши усилия. Когда вы вмешиваетесь в какое-нибудь дело, оно не может окончиться плохо. Я шлю вам привет. Людовик. Мы, нижеподписавшиеся, подтверждаем тем, кому надлежит знать, что довольны и удовлетворены друг другом и что никогда не были в большем согласии, чем пребываем сейчас. С верой в это мы подписали настоящее свидетельство. Составлено в Сен-Жермене, 26 ноября 1639. Людовик и по моему указанию Эффиа де Сен-Мар». - Ну слава Богу! – Ришелье перекрестился и убрал письмо в шкатулку. – Хоть одной проблемой стало меньше!