Покорность богам

Ночь уже накрыла своим одеялом пустыню, погрузив её жителей, будь то обычный человек или обитатель дворца, в прекрасные сны. Но сегодня спали не все. Один из них, Шимон, визирь фараона, сейчас стоял на балконе, с которого когда-то Великий фараон Акунамуканон показывал народу своего наследника, и всматривался в пески, окрашенные в тёмные цвета ночи. История повторялась. Мужчина всё ещё помнил, как Великий фараон несколько раз уходил в пустыню в безлунные ночи и возвращался оттуда с первыми лучами солнца. Мужчина помнил, каким измученным приходил правитель, а из глаз его, казалось, пропадала искра жизни, но в тоже время на теле не было шрамов или царапин. Что происходило там, в песках — Шимон не знал. И это тревожило сердце визиря тогда. Сегодня же душа мужчины болела за Нового фараона, сына Акунамуканона, чувствуя, что юноше предстоит тоже самое. Но что? — Я не имею права рассказать, — ответил как-то на вопрос волновавшегося визиря Великий. — Это мой долг, как фараона. Когда я отправлюсь в царство Дуат, эта ноша ляжет на плечи моего сына. Будь с ним также, как со мной сейчас, Шимон-сама… В который раз вертелись эти слова в голове мужчины. Скрепя сердцем, он продолжал всматриваться вдаль, куда только что ускакал фараон. Он дождётся его, обязательно Путь до одинокой скалы почти в центре пустыни занял у Атема не так много времени, как он думал. При свете только лишь звёзд она казалась ещё более пугающей, чем при свете солнца. Фараон, как и говорил его отец, нашёл тайный вход, что открывался только в безлунные ночи специально для правителя и вёл в подземную пещеру. Словно задумавшись о чём—то, парень замедлил, но всё же начал спускаться вниз по ступенькам, в непроглядную тьму. Стоило ему полностью оказаться внутри скалы, как вход закрылся, оставляя в темноте на несколько секунд, а после зажглись неизвестно откуда взявшиеся факелы, освещая ступени, словно показывая дорогу. Атем выдохнул и продолжил путь. Стоило ему пройти один факел, как он тух позади него. Тихо было настолько, что слышалось биение сердца, причём казалось, что этот звук отходит от стен и был повсюду. А свет уводил всё дальше и дальше, в неизвестность. Великий отец не рассказывал, что же конкретно ждёт там фараона, каким образом ему отвечать за дела свои. Испытание… Боги видят всё, слышать любую мысль, и им подвластно проникнуть в самые глубокие уголки души и разума. — Страх, — говорил Акунамуканон своему сыну, — это естественно для всего живого. Но далеко не всем его можно показывать. Особенно нам. Покажешь страх перед богами — можешь поплатиться за это. С твоей стороны должно идти только глубокое почтение. И подчинение их воле. Наконец, впереди показалась последняя ступень и новый вход, ведущий в пока ещё тёмное помещение. Но оттуда уже чувствовалась сила, не принадлежащая людям. Боги здесь? — Приветствую тебя, фараон, — неожиданно раздался словно от стен ласковый и мурлыкающий голос, а после из тьмы буквально выплыла грандиозная богиня с кошачьей головой. Длинные чёрные волосы аккуратно свисали на плечи, одежды красивее любого наряда из всего Египта, и глаза кошки, что смотрели прямо на юношу и словно видели его насквозь. — Великая богиня Бастет, — Атем узнал её и с глубоким почтением ответил, преклонившись и опустив голову. — Такой молодой, — отозвалась Бастет, уже обходя фараона, внимательно рассматривая. — Встань. Тот повиновался. — Ты знаешь, зачем пришёл сюда? — Да, Великая богиня, — ни нотки сомнения, что явно позабавило Бастет. — Сегодня я расскажу тебе, что нужно делать, но потом это всё ты выполнишь сам, — предупредила она, приблизившись к Атему. — Снимай свою одежду, фараон, — после некоторой паузы продолжила она. — Запомни: зайти сюда, — она плавно указала на помещение, которое ещё пребывало во тьме, — ты можешь разве что только с Загадкой на шее, — богиня дотронулась до Артефакта, отчего тот засветился. В ту же секунду Атем почувствовал лёгкое жжение на лбу. — Великолепно, — Бастет любовалась только что появившимся глазом на теле фараона. — Ну, чего ждём, правитель? — терпеливо спросила она, наблюдая юношу ещё в одеждах. Как на автомате, фараон кивнул и повиновался воле богини. Снял сначала плащ с плеч и отложил его в сторону, прямо на пол пещеры. Затем туда же отправились золотой воротник, пояс, Дия-Дианк, браслеты с рук и щиколоток, и, наконец, платье. Краем глаза Атем заметил, как сверкнули очи богини, когда он полностью разделся. — Дааа, — протянула она, — достанется же кому—то… Что Бастет имела в виду — парень не понял, но и спрашивать не стал, да и не мог, только если б сама богиня разрешила б ему. Но та молча поманила его за собой. Стоило им зайти, как снова зажглись факелы, освещая круглое помещение с очень высокими потолками. Девять массивных тронов, что стояли возле стен и большая золотая чаща в центре, на которой сейчас отражалось пламя с факелов, украшенная иероглифами и яркими рисунками. — Слушай внимательно, фараон, — отвлекла от раздумий Бастет. — Вон там, — она указала за один из тронов, — стоит сосуд с вином. Такого напитка не найти и во всём мире, оно лучшее в своём роде. Возьми этот сосуд и наполни им центральную чашу и бокалы, что стоят у каждого трона. Когда юноша выполнил поручение, не пролив ни капли напитка, богиня произнесла последние слова — Приготовления завершены, фараон. Занимай своё место возле главной чаши и жди Великую Эннеаду богов своих! Да будут они справедливы! — разведя руками в стороны, она исчезла, словно её и не было здесь. Но один оставался Атем не долго — не успел он опомниться, как пещеру заволокло туманом, послышался скрежет и топот ног, больших ног. Когда же туман рассеялся, на тронах уже сидели боги Великой Эннеады. Шу, что рисовали со сложной короной с четырьмя перьями, бог воздуха, и жена его Тефнут, богиня влаги с львиной головой. Боги неба Нут, на чьём теле сверкали миллиарды звёзд, и земли Геб, старец с бородой. Бог возрождения Осирис с непривычным зелёным цветом кожи, что судил сердца на пути к царству Дуат, жена и сестра его Исида, сидящая с ним рядом, богиня материнства и врачевания. Брат их Сет с головой неизвестного животного, олицетворяющий собой ярость и пески пустыни. И Нефтида, богиня смерти, сестра и жена последнего, над чьей головой возвышался иероглиф её имени. Возглавлял Эннеаду Великий Атум с головой сокола, отец всех богов. Атем преклонился перед богами, терпеливо дожидаясь их слов. — Приветствуем тебя, фараон, — начал Атум. — Сегодня, в эту безлунную ночь, мы будем судить тебя по делам твоим. Боги почти дружно закивали, наблюдая за юношей. — Отвечая на вопросы Великой Эннеады, ты, фараон, должен говорить только правду, —молвил дальше Атум. Величие богов и богинь, перед которыми стоял Атем, пронизывало это место насквозь. Всем своим существом он чувствовал, насколько они высоки и могучи. Сын богов на земле. Так ведь называют фараона? Но заслужил ли он носить такое имя? — Жил ли ты и народ твой по законам богов? — задал первый вопрос Великий с головой сокола. — Да, Великая Эннеада, — отвечал фараон, не смея ещё поднять головы, но не показывая лишних эмоций богам. — Совершал ли ты и твой народ обряды, дабы восхвалять нас, молились ли вы, прося нас о божественном покровительстве? — Да, Великая Эннеада, — повторил Атем. Тефнут кивнула своей львиной головой. — Правду говорит фараон, — произнесла она. — И новые храмы, что строятся нам, великолепны. — Мы довольны, — заключил Атум ровным и спокойным голосом. — Великий Атум, — неожиданно вмешался Сет, от чьего голоса по спине фараона пробежали мурашки, — верно, боги запамятовали, что не так давно мой храм был частично разрушен и разграблен! Атем почувствовал, как атмосфера поменялась. — Это так, фараон? — голос Великого отца помрачнел. Что не предвещало ничего хорошего — юноша понял это. — Да, Великая Эннеада, — скрывать что—либо всё равно бесполезно, лгунов боги не любят ещё сильнее. И кара их страшна. — Нехорошо… — в сердце Атема что—то дрогнуло, но продолжал не показывать этого. В храм бога Сета, действительно, не так давно ворвались разбойники, разграбив святое место и убив нескольких жрецов, служивших там. — Но, брат мой Сет, — теперь в разговор вступила Исида, что сидела рядом с мужем Осирисом, — разве не были наказаны те, кто совершил такое? Великий Атум внимательно слушал речи своих детей. Молчал и Атем. Вмешиваться в разговор богов значило показать им своё неуважение, что чревато не только для самого правителя, но и для его народа. — Ты как всегда защищаешь людей, сестра Исида, — заметил Сет. — Великий Атум, фараон должен понести наказание за то, что допустил такое. — Ты прав, Сет, — отозвался верховный бог с головой сокола. — Но будем же милосердны, Великая Эннеада, в первый раз, — он обратился к остальным богам, на что те опять же дружно кивнули головами. — Помни о нашей доброте, фараон, — теперь уже Атему говорил бог. Не смея что-либо говорить, фараон лишь сильнее склонил голову. — А сейчас, фараон, покажи Великой Эннеаде свою покорность. Встань и подними глаза. Атем встал с колена и поднял голову на величественных богов. Эти глаза…. В них вообще ничего не было, но в тоже время, казалось, был весь мир. Причём у всех богов и богинь Эннеады. И только у Сета юноша заметил ещё кое-что — ярость, что олицетворял бог с головой невиданного животного. — Великий Атум, — вновь заговорил Сет, — позволь мне в этот раз. — Ты всё ещё злишься, что тебе не достался предыдущий правитель? — съязвила Тефнут, противно до дрожи скребнув когтями по подлокотнику своего трона. Слова чуть не вырвались из уст Атема, и это не проскользнуло мимо богов. — Он так и не решился рассказать тебе всё, — произнёс Великий Атум, чем оказался прав. — Обязательная часть обряда в безлунную ночь — соитие с одним из богов. — Соитие? — повторил юноша, в чьей голове уже полностью сложился этот паззл, что так долго он не мог собрать. Вот оно — подчинение воли богов. — Сейчас я покажу, — наконец, встал с трона Сет и, прихватив с собой бокал, что стоял рядом это время, принял размеры обычного взрослого человека, также избавившись от головы неизвестного животного, и теперь имел обычное лицо, только с красными глазами. Бог приблизился к фараону вплотную. — Сет! — зарычала Тефнут. — Успокойся, — вмешался Геб, молчавший до этого момента. Бог пустыни тем временем замер, встав на таком расстоянии, что правитель чувствовал его дыхание на себе. Воздуха стало резко не хватать, а попытка отойти от бога, пусть и неосознанная, привела к тому, что Атем оказался прижат к центральной золотой чаше. — Покорность, фараон, — напомнил Сет, неотрывно смотря в глаза юноше, и отпил несколько глотков вина из бокала, который держал в руке. — Пей, — бог протянул сосуд Атему, подставляя его почти к губам парня. Правитель слегка приоткрыл рот. Он сомневался, он не понимал. Неужели отец тоже вот так? Представить это было сложно, а осознание того, что и происходящее с ним — правда, усиливало тревогу в сердце. Бокал несильно ударился о зубы, чем вернул фараона из его мыслей, и в горло полилось вино, обжигая. Юноша судорожно принялся глотать напиток, но его было много, словно это не сосуд, а море. Из уголков рта начали течь небольшие струйки тёмно-красного цвета, стекая по щекам, шее и чуть замедляя свой ход на груди парня. В какой-то момент Атем сделал очень большой глоток и тут же поперхнулся, рефлекторно закашлявшись. За всей этой картиной молча и терпеливо наблюдал бог, но его она забавляла. Было что-то такое в юноше, стоящем перед ним. Да, он проявлял покорность, как и положено. Но не сомнения ли Сет видел в этих глазах? Или, может, протест? Сет резко сократил и без того маленькое расстояние между ними, прижавшись к правителю, как будто желая впечатать того в большой сосуд. И теперь фараон чувствовал его слишком хорошо. Так близко был только отец. И такой же тёплый, словно не бог вовсе. — Твои мысли заняты не тем, фараон, — произнёс Сет в самое ухо, отчего по спине Атема снова пробежали мурашки, но отнюдь не от наслаждения. — Начнём же, — это было похоже на игру. Но разве для богов не игра ли сама человеческая жизнь? Неожиданно бог отошёл от парня, и жар исчез вместе с ним, возвращая возможность нормально дышать. Сет ещё пару раз отпил из своего бокала, а затем резко поднял руку вверх. Но это не было обычным жестом — под действием божественной силы Атем приподнялся в воздух. В голове мелькнула мысль, что это всё—таки сон, но она исчезла, когда парень, так же с помощью Сета, упал прямо в центральную чашу с вином, некоторое количество которого тут же выплескалось на пол, под ноги богу пустыни. — Сет! — зарычала Тефнут, а Исида чуть вздрогнула, волнуясь за человека. — Ты его угробишь! — Не лезь! — на равных говорил он с богиней, обернувшись к ней лицом буквально на несколько секунд, но и этого хватило, чтобы та увидела в его тёмных глазах ярость, присущую богу пустыни, вперемешку с удовольствием. — Сегодня он мой! Боги снова обратили свой взор на Атема, который уже откашлялся, сидя почти по плечи в вине. Волосы стали темнее, с кончиков бежал напиток, образуя круги, по телу бежали тонкие струйки, а во рту стоял яркий привкус. Завершал эту пытку запах, пропитав, кажется, всё. Сет возник рядом словно из неоткуда, не создавая брызг. Ему больше и больше начинала нравиться идея таким образом использовать центральный сосуд, и даже то, что места в нём для двоих было недостаточно — его волновало мало, точнее, вообще не тревожило. — На колени, фараон, — снова этот голос, властный, не знающий отказа. Правитель повиновался, стараясь совсем не касаться Сета, что выходило кое-как, и оказался лицом прям напротив белоснежного передника бога. — Давай же, — подтолкнул тот и одним движением руки снял с бёдер ткань. Но Атем ничего не делал, застыв на месте. Он уже понял и осознал, но легче от этого не стало, а тело и вовсе не слушалось. — Фараон! — рявкнул Сет, возвращая юношу в реальность. Атем обхватил член бога рукой и начал неспешные движения по стволу. Бог ярости заметно успокоился, как и приутихла Эннеада, неотрывно наблюдающая за правителем. Фараон всё увереннее и увереннее работал рукой, чуть увеличивая скорость, понимая, что так и нужно делать. И только Сет, по-прежнему твёрдо стоя на ногах, не подавал никаких признаков, смотря на парня сверху вниз. Наконец, когда захотелось большего, он схватил того за немного высохшие волосы и, потянув, приставил лицо человека к твердеющей плоти так, что Атем коснулся члена щекой. — Возьми в рот, — слова легко сошли с губ бога, всё ещё державшего парня за волосы и готового вот-вот дёрнуть снова, пока фараон не выполнит его желание, а вместе с ним и волю Эннеады. Правитель, чуть замедлившись, осторожно обхватил головку губами и немного подался вперёд, принимая больше. Неуверенно, аккуратно, словно изучая, открывая для себя новое. Но здесь и сейчас правит Сет, поэтому уже через несколько движений он сам толкал голову Атема, заставляя заглатывать глубже и быстрее. Бог лишь брал то, что хотел, давая за покорность защиту от опасностей. Причем делал он это в своей манере, пусть и не в полную силу. Вино слабо покачивалось, даже не заглушая тихих хлюпающих звуков. А дышать фараон умудрялся через раз, настолько было неудобно и неприятно. Казалось, это будет продолжаться вечно, однако Сет сделал последние движения и вставил член глубоко в рот, крепко прижав голову к паху, излился в него с шумным выдохом сквозь зубы. Атем попытался отстраниться, еле успевая глотать сперму бога, но этих попыток Сет словно не замечал. И отпустил лишь тогда, когда поток спермы прекратился. — Не смей, — сбивчиво из-за учащённого дыхания, но сурово произнёс бог пустыни, видя, что с непривычки фараон мог и вырвать. Атем с трудом сдержал рефлекс, уже сев на колени и тем самым взбудоражив вино. Привкус от напитка во рту смешался с ещё одним, голова ходила ходуном, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. — Понравилось, фараон? — не удержался и съязвил Сет. — Вставай, мы не закончили! Парень приподнялся, опираясь спиной о стенки чаши. Золото не было таким горячим, как всё вокруг, и это немного приводило в чувство. Сет даже залюбовался, глядя на фараона. В глазах его было столько эмоций, и среди этого многообразия он отчётливо видел протест и надежду. Бог усмехнулся. Глупые люди. Сет резко развернул юношу к себе спиной, чуть нагнув вперёд. Дабы удержать равновесие и не упасть, Атем упёрся в металл руками, а ноги чуть расставил. Но этого и хотел пустынный бог, только немного позже. Сейчас же он прижал правителя к своему телу, лаская руками его собственное. Они словно обжигали, принося то самое… Что-то непонятное. То, что раньше не волновало. Желание, пронизывающее каждую клеточку тела и заставившее приподняться член человека. Руки бога касались плеч, груди и ниже, но на плоть как будто не обращали внимания, дразнили, отчего Атем сжал руки в кулаки. Где-то в голове ещё держалась разумная мысль, насколько это было неправильно. Но она терялась в волнах удовольствия. Когда же Сет, наконец, дотронулся до требующего внимания члена парня, фараон ощутимо задрожал, а из губ вырвался тихий стон. Бог начал медленные движения вверх-вниз по стволу, растягивая пытку, с каждым же его жестом тело правителя становилось ватным, словно наполнялось чем-то тяжёлым, но приятным. Огромной ношей сейчас казалась и Загадка, висящая на шее и еле-еле покачивающаяся в так слабым толчкам. Стоны стали громче, как только Сет ускорил движения рукой. Атем зажмурился, сдержать это никак не получалось. Стоило открыть рот, чтобы хоть как-то дышать, и предательский звук вылетал прежде, чем парень успевал понять это. Неожиданно всё кончилось. Рука бога замерла, но лишь для того, чтобы собрать сочившуюся сперму фараона, в то время, пока вторая удобнее устраивалась на талии, крепко удерживая. Пальцы со спермой прошлись по ягодицам, лишь слегка касаясь тела, а затем коснулись ануса, обильно смазывая жидкостью. Тревога накрыла Атема с головой, и он рефлекторно сжал колечко мышц, явно не желая никого туда пускать. Он попытался отодвинуться, но рука на талии не дала ему такой возможности, а, вопреки, Сет ввёл один палец в него. Парень резко дёрнулся вперёд, отчего Артефакт стукнулся о стенку чаши, и та зазвенела. Неприятно, палец внутри мешал! Бог вытащил его, но чтобы вновь ввести, уже глубже. И снова, и снова, несмотря на сопротивление фараона. — Нет. Молниеносная тишина, лишь слышно биение сердца, снова, и дыхание. Не то правителя, не то обоих, находящихся в чаше. — Фараон… — протянул молчавший всё это время Атум, чей голос сейчас казался самым громким звуком на свете. — Повтори. Юноша молчал. Он только что воспротивился воли богов! Нельзя! — Повтори! — от грозного возгласа Великого зазвенели не то, что все чаши помещения, от него зазвенело даже в ушах. Боги не любят, когда их не чтут, они не любят, когда им лгут. И когда противятся им. — Не хочу… — наконец, собравшись, произнёс Атем. Палец всё ещё в нём, рука Сета так же сжимала талию. — Громче! — Не хочу! — выпалил фараон, окончательно осознавая, что его ждёт. Бог ярости молча вытащил свой палец из ануса юноши. — Вечно вы, люди, всё усложняете, — прорычал Сет и быстро перевернул Атема. Тот успел лишь увидеть помутневший взор бога, как оказался погружён в вино. Воздуха хватило буквально на несколько секунд, но всплыть не давал Сет, держа правителя. Парень начал вырываться, пытался хоть за что—то ухватиться руками или ногами, однако это ни к чему не привело. Он открыл рот в надежде получить желанный глоток воздуха, только вместо этого в горло хлынуло вино. Страх заполнил фараона целиком, в голове всё перемешалось. — Боги правят миром, в нашей власти всё, — как через туман слышался суровый голос Сета. — Мы поставили фараона во главе Египетского народа, чтобы он смотрел за ними, оберегал и наставлял на путь богов. Бог так же резко вынул юношу из воды и с силой прижал к стенке чаши. Правитель судорожно вдыхал спасительный воздух, не смея смотреть в глаза Сета, наполненные дикой яростью. — Каждый сын обязан отчитываться за дела свои перед отцом, пока он не станет мужчиной. Так же и ты с Акунамуканоном. Вы должны каждую безлунную ночь нести ответ за правление, и дети твои, и внуки. За то, что на свет появились они, — бог поднёс ближе к лицу Атема Загадку. — Фараон в первую очередь должен повиноваться воле богов, показывая этим дорогу своему народу. Ради его же блага. Или ты забыл, что ты — фараон и отвечаешь за людей? Сет ещё раз вбил парня в стену чаши. В голове отозвалось болью в затылке. — За неповиновение следует наказание, — закончил пустынный бог, чуть приподняв правителя, так что теперь тот практически висел, и лишь руки Сета держали его. Грубым движением бог раздвинул ноги парня и резко вошёл в него, сразу, на всю длину. Атем закричал и выгнулся, снова ударившись головой о чашу, но это ничто с той болью, только что пробежавшейся по всему телу. Сет не дал ни секунды на привыкание и начал толкаться в фараона, сильнее с каждым разом. — Не было б так больно, повинуйся ты нам, — скорее прошипел, чем прошептал бог, с каким—то упоением рассматривая перекошенное лицо фараона и слезы, что невольно появились в уголках глаз. — Запомни этот урок. Нет, забыть не получится, даже если б сильно захотелось. Всё, пережитое сегодня прочно осядет в голове. Все движения, каждый из звуков, даже те, что с новым и новым толчком усиливались, ещё более пошлые и громкие. Любое из чувств, будь—то страх или наслаждение. Ничего не исчезнет из памяти. Стоны срывались с губ фараона. Наравне с искрами боли по телу бегали вспышки того удовольствия, что парень получал чуть ранее. В то время, пока член бога двигался в нём, его собственный приподнялся и тоже требовал к себе внимания. Но руками Атем пытался держаться за стенки сосуда, а Сет, может, специально игнорировал, наказывая тем самым. А, возможно, был увлечён процессом. Теперь он мало сожалел, что Акунамуканон не попал в его руки. Что ни говори, а молодое тело брало верх над пожившим своё. К тому же, отец нынешнего фараона ни разу не был наказан. Бог усмехнулся. Сын похож на отца, но точно не во всём. Вот что значит юность. Сет не удержался и, немного наклонившись, чем так же сдвинул и фараона, лизнул сосок на его груди. Ещё раз, снова и снова, то обводя языком вокруг, то играя с самим соском, даря парню новые волны наслаждения. Но наказание не было б наказанием, если б всё шло так — боль не отступала, сливаясь в круговорот с эйфорией, напоминая о себе. Горела спина, которой вот уже на протяжении времени Атем тёрся о металл чаши, места на теле, где его держал Сет, словно сдавили невероятной силой. И там, где двигался член пустынного, стараясь с каждым разом входить глубже и глубже, больше всего отдавалось болью. И именно здесь было хорошо, если б только забыться. Бог ощутимо прикусил кожу на груди фараона, услышав в ответ новый стон. Не до крови, но след останется, ненадолго. Или же нет, благодаря богу? Как напоминание, помимо ярких картинок в голове. Не было ни просьб, ни предупреждения. Только в какой—то момент Сет соизволил обхватить член юноши у самого основания, чего было достаточно уже находящемуся на пике человеку. Всё же сдерживаясь, чтобы не застонать в полный голос, Атем стиснул зубы и с шумным выдохом кончил богу на руку и себе на живот. Тут в него кончил Сет, и в голове поплыло окончательно, а по телу прошли судороги, полностью опустошая. — Обряд завершён, — снова говорил Атум, остальные боги кивнули ему. — Великая Эннеада надеется, что фараон усвоил урок. Сет, тяжело дыша, вышел из Атема, не выпуская из рук, и переместился из чаши туда, откуда всё началось. — Поставь его, Сет, — велел Великий, и бог послушал. Ноги не держали парня, и единственное, что он смог сделать — сесть на колени, пытаясь отдышаться. — Слушай внимательно, фараон, — начал Атум. — в следующую безлунную ночь ты снова придёшь сюда, чтобы предстать перед нами и отчитаться за дела твои. Правь достойно по законам богов. И запомни ещё: с этого момента и в течение следующих двух лет ты принадлежишь нам. Не смей подпускать к себе женщину или мужчину. Понял ли ты, фараон? — Да, Великая Эннеада, — склоняя голову, сбивчиво ответил Атем. — А ты, Сет, — Тефнут обратилась к пустынному богу, который уже поднял передник и сел на свой трон, — будешь наказан, если ещё раз испортишь вино в центральной чаше. — По—моему, богиня Тефнут, теперь оно намного вкуснее, — съязвил Сет, облизнувшись. От этих слов юноша сглотнул. — Прекратите, — оборвал их Атум и снова говорил с Атемом. — А теперь — ступай. Яркая вспышка, заставляющая зажмуриться, и пустота. Фараон проснулся, когда солнце начало подниматься из-под горизонта. Тело по-прежнему было ватным и не слушалось, в голове шумело то ли от пережитого, то ли от большого количества вина. Но, на удивление парня, боли не было, как и каких-либо видимых шрамов или шишки на голове. Так же он оказался одетым и находился возле одинокой скалы. Кроме воспоминаний, никаких намёков на произошедшее ночью. Возможно, это действие богов, как и вход в скалу, которого уже не было. Боги правят всем… Голова потихоньку проходила, мысли приходили в норму, можно было спокойно обдумать. Только пока ничего не хотелось, кроме как сидеть тут, в пустыне, где гулял утренний ветер, приносящий прохладу в эти места, одному. Но он ведь фараон, правитель Египта, он не может оставить свой народ. Да и пески опасны всегда, не только ночью. Их обитатели борются за жизнь круглые сутки, а ещё здесь промышляют разбойники и расхитители гробниц. Из оружия с собой только Дия-Дианк, с помощью которого Атем мог призвать сюда любое из Ка, запечатанных в каменных плитах в его храме Уаджет, но всё же было бы неплохо иметь ещё и меч, хотя бы. Кроме того, фараон остался без лошади. Вдруг где-то рядом раздался ржание, и Атем понял, что ошибся в последней мысли. Собрав все свои силы, он встал, и, чуть пошатываясь, пошёл на звук. Зайдя за скалу, парень увидел своего коня, целого и невредимого. Животное тоже заметило хозяина и приблизилось к нему. Атем погладил коня по морде, улыбнувшись. Его ждали. Это приятно грело душу и добавляло сил. А ведь ещё юношу ждали там, во дворце. Фараон ловко сел на лошадь и чуть потянул за вожжи. Конь медленным шагом направился домой. Лишь бы там всё было в порядке. Визирь по-прежнему стоял на балконе, держась из последних сил, чтобы не упасть и не заснуть прямо здесь. Он ждал своего фараона всю ночь, как и обещал, пусть и сам себе. Во дворце уже проснулись слуги и только начали просыпаться люди, стоящие выше них. Хотя сколько раз Шимон задавался вопросом, а не равны ли все, глядя на Атема. Вот кто принёс эту мысль старику в голову. Очень похожий на своего отца, Великого Акунамуканона и являющийся светом для всего Египта. Наконец, среди песков немолодые глаза различили двигающуюся фигуру на лошади. Это мог быть только он! Шимон тут же покинул балкон и направился к воротам, чтобы встретить дорогого ему человека. Ведь и Атем, и Акунамуканон были визирю как родные, внук и сын. За обоих Шимон готов отдать всё, даже жизнь. Он столкнулись как раз на входе во дворец. — Шимон-сама. — Фараон! Визирь так боялся увидеть в глазах Атема ту же пустоту, что наблюдал у его отца после таких походов в пустыню. Но вопреки страхам, этого не случилось. Да, парень выглядел уставшим и помятым, однако он улыбался. Так же, как любил Шимон. Пожилой мужчина сел прям на том же месте, где остановился. Фараон, перепугавшись за визиря, подскочил к нему и легонько потряс его за плечи. — Шимон-сама, что с ва…— он не договорил, глядя на счастливое лицо Шимона. Мужчина спал с улыбкой. Атем тихонько позвал слуг, чтобы они отнесли визиря в его покои, а сам отправился в свои приводить себя в порядок. Он же фараон.