Приют

Этот дом мало, чем отличался от прочих, окружавших его. Разве что только размерами, да облупившейся штукатуркой со стен. Приземист, с неухоженным двором, с которого часто доносились крики и визг местных жильцов. Он был старше многоэтажек, но ремонт здесь демонстративно не делали. Хотя бы потому, что было глупо и слишком расточительно. Дети, живущие здесь, чистоту не соблюдали никогда. Их было не так много, но все равно в доме круглые сутки стоял оглушающий шум. И никто не пытался жильцов успокоить – все давно махнули на них рукой, понимая, что из таких слишком неправильных детей ничего путного не вырастит. У каждого из воспитанников была своя история, свои страхи и мечты, своя причина, почему от него отказались родители или родственники. Не у всех здесь были семьи, кого-то подобрали на улице, кого-то подкинули. Родителей здесь видели нечасто. Скорее это были дальние родственники, которым лишний рот в семье был совершенно не нужен. Несмотря на предательство семьи, дети на них зла не держали. Оказавшись здесь, они словно забывали обо всем, что случилось с ними до этого момента. Приходилось привыкать к новым, порой жестким правилам, установленным своими сверстниками, а вовсе не воспитателями. Здесь были свои законы, которые для обычных людей показались бы слишком странными. Большинство из них было слишком жестоким, но никто не жаловался, принимая это как должное. Уже через пару недель новички привыкали к большинству особенностей жизни здесь, вливались в новый коллектив, становясь его неотъемлемой частью, словно с рождения были в доме. Здесь все было не таким. Даже воспитатели чем-то отличались от простых людей, приходивших снаружи. Старших здесь мало кто уважал, поэтому местные взрослые уже не удивлялись обращениям к себе на «ты» и уж тем более часто возникающим кличкам. Они не лезли в местные разборки, предпочитая оставаться в стороне, выжидать именно тот момент, когда воспитанник готов был переступить опасную черту. Поэтому в доме часто кто-то умирал. Этому уже никто не удивлялся, принимая, как должное. Здесь смерть была в порядке вещей. Кто-то умирал от болезни, кого-то нечаянно или специально убивали в очередной драке. И была здесь странная даже по местным меркам группа. С другими они общались неохотно, но их сплоченность, отношения внутри коллектива значительно отличались от остальных. У них не было правила «каждый сам за себя», как у многих других. Здесь дорожили каждым членом комнаты, жили, словно одна большая семья. Но даже в самой дружной семье возникали конфликты. Местная достопримечательность - Уильям часто злился из-за лишнего внимания, которое привлекала его скромная персона. Во-первых, всех привлекал цвет его волос. Как бы странно ни звучало, но в доме большинство жителей были темноволосыми, так что блондины тут были в диковинку. Особенно с редким оттенком - пшенично-светлым; такие волосы были разве что еще у старшего воспитателя - Соломона. Именно из-за этого их все считали родственниками. Уильям предпочитал избегать этой темы, хотя бы потому, что слишком все надоело. Часто ему попросту хотелось сдохнуть. Да, именно сдохнуть, иначе никак не назовешь. Нападала такая тоска, что хоть волком вой. И это при том, что в одиночестве он никогда практически не оставался. Даже когда настойчиво просил об этом соседей по комнате, которым, честно говоря, было плевать на эти глупые просьбы. Особенно Данталиону. Этот парень вообще был загадкой для всех. Никто не помнил, как он здесь появился: Соломон говорил, что его совсем еще ребенком привел не то старший брат, не то дядя, но точно не отец, хотя ни имени, ни лица человека воспитатель не смог запомнить. Данталион был старше всех в группе, но рядом с Уильямом вел себя хуже маленького ребенка. И все было бы замечательно, если бы не неконтролируемые вспышки гнева, во время которых парень мог запросто убить разозлившего его человека. Говоря начистоту, от рук Данталиона погибло гораздо больше воспитанников, чем от болезней и несчастных случаев вместе взятых. Чего только с ним не делали: пытались напоить успокоительными и антидепрессантами, сажали в изолятор, привязывали к кровати – ничего не помогало. От этого только разрушений больше становилось, поэтому санитары и воспитатели уже давно не пытались помешать разъяренному Данталиону вымещать свою злость; если уж приходилось совсем туго – звали Уильяма, ведь только он мог успокоить взбесившегося подростка... POV Данталиона Кровь. Стены, пол и даже потолок в некоторых местах – все в крови. На губах остался ее металлический привкус – никак не могу от него избавиться, как бы ни отплевывался. Порой мне кажется, что я рано или поздно утону в этой вязкой субстанции, захлебнусь этой дрянью. И каждая драка приближает меня к этому. Вчера я снова убил какого-то паренька. До сих пор отчетливо помню страх в его глазах, хруст ломающихся конечностей и, конечно же, ярко-алую кровь, обжигающую мои руки, соленый привкус на губах и свое громкое рычание. Как я его убил? В этот раз все довольно просто – вогнал нож в живот. А потом еще куда-то... Уже и не помню. Только когда меня оторвали от трупа, на покойнике живого места не было – все превратилось в кровавое месиво. Кажется, я вырвал ему глаз... Вообще странное чувство. Особенно сейчас, когда меня накачали какими-то лекарствами и, засунув в смирительную рубашку, оставили приходить в себя в стерильно-чистой палате. — Ну, здравствуй, — единственным гостем за полтора дня оказался человек, которого я сейчас совсем не хочу видеть. — Уходи, — устало прошу его, закрывая глаза. Лучше бы Уильям пришел. Хотя он бы наверняка стал кричать на меня и пытаться образумить, а этого мне сейчас хотелось еще меньше, чем разговора с воспитателем. Не люблю я этого типа. С трудом заставляю себя открыть один глаз; Кевин откуда-то взял стул и теперь, усевшись напротив, не сводил с меня пристального взгляда. Как же это бесит. Надо было ему глаза вырвать, а не тому несчастному. — Почему на этот раз? — тихо спросил воспитатель, открывая свой блокнот. — Он толкнул меня. Такому ответу уже никто не удивлялся. Все и так прекрасно знают, что я опасен для общества. Только вот Уильям постоянно заступается за меня, требует оставить здесь, а не сдавать в психушку. За это я его люблю всей прогнившей насквозь душой. Иногда так хочется привязать его к себе, посадить на цепь и долго и с удовольствием мучить, ломать, пока строптивый мальчишка не подчинится мне полностью, пока не станет моим... — Данталион! Я недовольно поморщился от громкого голоса и перевел взгляд на Кевина. Он что-то спрашивал у меня? Совсем прослушал все с этими дурацкими нездоровыми мечтами. — Прости, я тебя не слушал. Мне неинтересны его причитания и попытки наставить меня на путь истинный. Такому чудовищу уже ничем не поможешь. Это даже сам Соломон признал. — Тебе ведь плевать? — Кевин качнул головой. — Плевать, да. — Уильям волнуется. — Я скоро вернусь к нему. Так и передай. Не думаю, что от выволочки Уильяма мне удастся спастись. Но придется терпеть. Хотя бы ради нашей дружбы. Только вот дружбы ли? То, что я испытывал к соседу по комнате, трудно было назвать простой дружбой. Скорее, одержимость. Да, я был одержим Уильямом. Во всех смыслах. И жутко ревновал, когда он с кем-то общался слишком долго. — Кажется, я вспомнил причину... Кевин встрепенулся и вопросительно посмотрел на меня. Обычно я никогда не говорил об этом, но почему бы сейчас не обрадовать их всех? Пусть повеселятся, пообсуждают новые подробности. — Тот парень... Они с Уильямом хорошо общались. Я ревновал. Кажется, это было слишком неожиданно. В палате повисла напряженная тишина. Даже я, привыкший ко многому, почувствовал себя крайне неуютно. Не люблю, когда меня рассматривают как объект исследований. Я им не хомячок какой-то! — Ты убил его из-за ревности? — Кевин что-то записал в своем блокноте. — Да. Между тем, у меня уже затекло все тело. Смирительная рубашка — жутко неудобная одежда, но уж лучше несколько суток посидеть в ней и вернуться в комнату, чем вообще вылететь отсюда. — Ты ведешь себя отвратительно, Данталион... Воспитателя я уже не слушал. За это недолгое время, что он тут был – уже успел надоесть. Поняв, что его слушать никто не будет, Кевин раздраженно выдохнул и вышел из палаты, хлопнув дверью на прощание. Как же их легко вывести из себя. Даже смешно становится. Возвращению Данталиона обрадовались не все. Например, Ситри, свесившийся с верхнего «этажа» двухъярусной кровати, презрительно фыркнул и вернулся на место. — Лучше бы они тебя усыпили, — недовольно проворчал он, откидывая голубую прядь волос за плечо. Еще один житель приюта с необычным цветом волос. Но здесь уже было вполне обоснованное решение – парень просто-напросто покрасил светлые волосы в такой яркий цвет, желая быть хоть чуточку заметнее. Все бы ничего, да только Ситри временами «путался», считая себя девушкой. Да, у него была андрогинная внешность, и первое время многие принимали его за девчонку, но чтобы самому... Уильяму пришлось приложить достаточно усилий, чтобы хоть немного привести мозги нового соседа по комнате в порядок. Теперь Ситри не так часто путался, но все равно жутко раздражал Данталиона. Он не скупился на язвительные шутки и оскорбления в адрес андрогина, чаще всего называя его шлюхой и с наслаждением наблюдая за реакцией. — Заткнись, подстилка, — огрызнулся лениво брюнет, садясь на кресло, в котором обычно сидел Уильям, отсутствующий на данный момент. — Как ты меня назвал?! — Хочешь драки, маленькая шлюшка? — Успокойтесь оба, - прервал их перепалку еще один житель комнаты, сидящий за старым письменным столом. — Вы раздражаете. — Камио, не лезь, — тихо, но твердо попросил Данталион, переведя взгляд алых глаз на сгорбленную спину. — Ты знаешь, чем для тебя это может кончиться. Влезший в совсем не дружескую перепалку обернулся и поправил очки в толстой оправе. Камио — еще одна потерянная душа, терзаемый кошмарами каждую ночь. Его нашли на дороге с разбитыми в кровь ногами и ожогами по всему телу, полумертвого. Это было не так давно, воспинания оставались еще совсем свежими, но парень вел себя так, словно ничего этого не случилось, хотя и передвигался он с явным трудом до сих пор. Единственный, к кому Данталион относился нейтрально – как раз Камио. Они неохотно общались, но открытой ненависти друг к другу никогда не испытывали. Если только могли из-за Уильяма поссориться. Возникшую тишину нарушил Ситри, распаковывающий пачку печенья, стащенную у Соломона из кабинета. Данталион недовольно поморщился и хотел сказать что-то крайне обидное, но тут в комнату ввалился Уильям собственной персоной. Парень как обычно был мрачнее тучи, поэтому лишь рукой махнул, призывая освободить его законное место. Одежда на нем была изрядно помятой и порванной в некоторых местах – впрочем, он всегда такой возвращался из кабинета Соломона. — Он опять бил тебя? – обеспокоенно спросил Данталион, уступая место блондину. — Если хочешь, я... — Замолчи, — тихо попросил юноша, тяжело опускаясь в кресло. — Не хочу об этом говорить. Брюнет удивленно изогнул бровь, ожидая поток нецензурной брани в свой адрес за очередную драку, но Уильям, как будто и не знал об этом. Словно это не он был в самом эпицентре творившегося там беспредела. — Прости меня. — Он сам виноват, — спокойно произнес Уильям, думая о чем-то своем. — Это место... Знаете, оно ведь живое, — вдруг сменил он тему разговора. Это было необычно для блондина. Хотя бы потому, что он просто терпеть не мог, когда кто-то пытался уйти от разговора, но тут парень сам пытался что-то скрыть от своих соседей по комнате. А может, он просто хотел поделиться с ними своими переживаниями. — О чем ты, Уильям? — Данталион, как обычно устроился у его ног и положил голову на колени юноши. — Что значит «живое»? — Ты прекрасно понимаешь, — отозвался тот, начиная лениво перебирать темные жесткие волосы. — Не задавай лишних вопросов. POV Уильяма — Тебе не сбежать отсюда, — Соломон как обычно добро улыбнулся мне и поставил чашку с чаем на стол. — И ты это прекрасно знаешь. Он был прав. И это злило меня больше всего. Жутко неприятно было смотреть на взрослого себя, понимая, что вскоре сам стану таким отвратительным человеком. Человеком, который может спокойно ударить за малейшую провинность. Жестокость для Соломона была обычным делом, несмотря на его теплую улыбку и добрые зеленые глаза. Ведь какими бы милым человек не был внешне, если у него нет души он — самое настоящее чудовище. Почему я так был в этом уверен? Все очень просто: мы с Соломоном были частями одного целого. Он — это я, а я — это он. Все просто как дважды два. У нас не было родителей, мы просто в какой-то момент очнулись в этом проклятом доме и поняли, что нужно что-то делать. Мы не могли выйти отсюда, а потому пришлось нанимать работников, придумывать дурацкую легенду про старый приют, набирать воспитанников. К чему все это — понятия не имею. Только вот кто же знал, что ко мне привяжется этот идиот, Данталион? Все бы ничего, да только парень был необычным. Впрочем, как и все, собравшиеся в изначально только моей комнате. И Ситри, и Камио... От первого отказался дядя, вышвырнув на улицу, словно надоевшую игрушку (только потом мы узнали, что этот ублюдок заставил работать племянника в борделе), второй в аварии потерял возлюбленную, в смерти которой винил только себя. А Данталион... Я помню человека, приведшего к нам Данталиона. Хотя Соломон и отказывается говорить о нем, но из памяти уже не сотрешь, как ни старайся. Длинные светлые волосы, слишком добрая и из-за этого жутко раздражающая улыбка... Кажется, у него были крылья. Я сразу сказал, что ничего хорошего эта идея не принесет, но кто меня слушал? А теперь из-за этого самовлюбленного идиота мне каждую ночь приходилось бродить по этому чертовому зданию, замирая от каждого шороха. Я не помню, когда в последний раз спал. Просто ночью... Ночью здесь все было по-другому. Даже Соломон это признавал. Мы часто совершали такие ночные прогулки вместе; молчали всю дорогу и просто шли по темным коридорам, держась за руки. В такие моменты я особенно сильно ощущал нашу неразрывную с ним связь. Вот и сегодня мы бродили по коридору первого этажа, словно ожидая чего-то. Несмотря на то, что мне днем изрядно досталось от Соломона, я на него не злился. Раны быстро заживут, память сотрет ненужные воспоминания, так зачем же обижаться понапрасну? В лицо ударил легкий порыв ветра, заставив инстинктивно зажмуриться, а когда я открыл глаза, темноты коридора словно и не существовало вовсе. Мы стояли у ступенек, спускавшихся в роскошный сад. Было очень жарко и душно, но я постарался не обращать на это внимания и стал спускаться вниз, зная, что Соломон и так пойдет за мной. Сад, шикарный дворец, голоса прислуги... Наверное, когда-то мы жили здесь, пока не оказались в том богом забытом месте. Ведь я даже не удивлялся Соломону, облаченному в царскую мантию и с короной на голове. Ему одинаково хорошо шли и строгий серый костюм и богатые царские одежды. — Ты что-нибудь помнишь об этом мире? — тихо спросил у мужчины. — Мы здесь жили? — Ты — нет. Постоянно забываю об этом. Просто не хочу принимать тот факт, что когда-то мы были не вместе — ведь Соломон часто повторял, что друг без друга не сможем. Что мы — единое целое. — Сегодняшняя ночь — самая длинная. Наслаждайся моментом, - посоветовали мне. Не знаю, что он имел в виду, да и не особо стремлюсь к этому. Просто хочется последовать совету и на несколько часов забыть обо всем, прикинуться, что я всегда жил здесь, не зная ни страха, ни боли, ни того гнетущего чувства одиночества. Почему этого всего невозможно избежать в том мире? Почему, чтобы почувствовать себя счастливыми мы должны каждую ночь уходить сюда? Даже Соломон не знал ответа на этот вопрос. Помню, он точно так же был удивлен, когда очнулся в том доме. И все же... Все же, ему удалось прижиться в совершенно незнакомом нам мире, стать его частичкой, привыкнуть к новым порядкам. Я тоже пытался, но все тщетно. Мне это было неинтересно, я быстро уставал от бессмысленной игры по неизвестным мне правилам. — Чего замер? — прервал мои мысли голос Соломона. — Сегодня у нас есть шанс обойти весь сад. Действительно. Ведь нам никогда не удавалось добраться до конца. Всегда что-то мешало, то время заканчивалось, торопя нас вернуться в комнаты до рассвета, то Соломону надоедала прогулка, а без него я не рисковал оставаться в этом месте надолго. — Идем быстрее, — поторопил его, хватая за руку. Сегодня почему-то особенно сильно хотелось добраться до центра сада, где возвышался огромный дуб, который, казалось, ветвями дотягивается до неба, пронзая его. Я давно хотел посидеть в прохладной тени этого дерева, прячась от палящего солнца и жары. Насладиться тишиной, ведь в доме это большая роскошь, особенно, если рядом вьется Данталион. От него всегда так много шума... *** Сегодня до центра сада они добрались на удивление быстро. Уильям даже удивился такому внезапному счастью, однако еще большее потрясение он испытал, увидев под деревом одинокую фигуру. Насколько помнил юноша никто, кроме него и Соломона не бывал на этой стороне, а потому еще один человек оказался не очень приятной неожиданностью — ведь он мог все испортить. — Эй! — окликнул незнакомца блондин, подходя на несколько шагов ближе. — Ты кто такой? — Уильям?.. — знакомый до боли голос заставил парня нервно вздрогнуть. Вот уж точно неприятный сюрприз. Даже здесь никак не может отстать от него! Несносный ребенок... — Что ты здесь делаешь, черт возьми? Уильям до последнего надеялся, что ошибся, но когда незнакомец повернулся к нему лицом, все надежды рухнули, словно карточный домик. Данталион. Другого варианта быть не могло. Уильям обреченно вздохнул, садясь рядом с брюнетом, и привалился спиной к шершавому стволу дерева. — Что ты здесь делаешь? — повторил он свой вопрос. — Я? Я гулял просто... — рассеянно протянул Данталион и улыбнулся. — Ты же знаешь, как мне не нравится сидеть одному в комнате. — Где остальные? — Не знаю. Они ушли и не вернулись. Уильям удивленно уставился на собеседника, потом, так и не дождавшись вразумительного ответа, перевел взгляд на Соломона. Тот выглядел озадаченным не меньше, но лишь пожал плечами, показывая, что сам не знает ответа на вопрос. — Что-то еще сказать можешь? — Чувствую себя странно, — пожаловался Данталион. — Мне непонятно, откуда взялись эти татуировки на руках и шее. Это немного пугает. — Ты здесь впервые? — Уильям все же задал волнующий его вопрос. — Нет. Прости, я тебе не говорил, но мне приходилось бывать в этом месте несколько раз, — Данталион вновь улыбнулся и потерся носом о щеку собеседника. — Я очень рад, что оказался здесь не один. — Идиот! Время в этом мире летело слишком быстро, а потому вскоре всем троим пришлось поторопиться, чтобы успеть до рассвета вернуться в свои комнаты. Уильям с сожалением отметил, что они так и не добрались до конца сада, на что Данталион лишь виновато улыбнулся, сжимая крепче руку юноши. — Я тебя никогда не отпущу, Уильям, — пообещал он. — Клянусь. — Сдались мне твои клятвы... Однако их ждал сюрприз. Неприятности начались с того, что дверь внезапно оказалась запертой. Данталиона это все же не остановило — он выбил ее плечом с третьей попытки, подняв в воздух тучу пыли. Уильям что-то недовольно проворчал по поводу грубости и переступил порог общей спальни, включая свет. — Твою ж... — Что там?.. — Данталион запнулся, увидев крайне неприятную картину. Все их вещи были разбросаны, мебель перевернута и даже стекло в единственном окне умудрились выбить. Казалось, кто-то здесь искал что-то очень важное настолько, что не побоялся учинить такой погром, а после сбежать, закрыв дверь. Вот только было одно большое «но»: ключи от спален были исключительно у воспитателей. А если быть точнее, то все ключи держал при себе Соломон. Тихий стон, донесшийся из-за перевернутого кресла, заставил даже Данталиона нервно вздрогнуть. Одним рывком перевернув изрезанную мебель, парень вытащил из-под груды мусора Камио. Выглядел тот, мягко говоря, не очень. Подбежав к товарищу, Уильям заметил, что Камио держится за раненное, еще кровоточещее плечо. Рана была глубокой и, что самое неприятное, с рваными краями. Парень зажимал ее рукой как только мог, стараясь остановить темную кровь, но все его попытки мало, чем помогали. — Нужны санитары! — выдохнул Уильям, ища в груде мусора хоть какую-нибудь тряпку, чтобы перевязать ненадолго рану. — Данталион, быстрее! — Не смей! — прикрикнул Камио. — Сам справлюсь. Помогите ему лучше... — он кивнул в сторону кровати, на которой тоже был жуткий беспорядок. Именно из-за нее Данталион вытащил полуживого Ситри и завернул его в простынь, ибо одежды на нем не было. Зато вот ран, из-за которых грязно-серая простынь начала медленно окрашиваться в красный цвет — было хоть отбавляй. — Что здесь произошло? — тихо спросил брюнет, переведя взгляд на Камио. — А ты не помнишь? Это же ты устроил здесь погром, — усмехнулся тот. POV Данталиона Это все сделал я? Быть такого не может... Когда я уходил, в комнате был относительный порядок, а уж Камио и Ситри не было и в помине здесь! Тогда почему он смеет говорить об этом так спокойно? И главное: за что я мог их покалечить? — Не помнишь? — интонация, с которой произносит это Камио, мне совершенно не нравится. — Вы с Ситри опять сцепились. Сцепились? Разве? Ничего не помню об этом... Еще голова, как назло разболелась, заставляя вцепиться в подлокотник кресла. Почему я забыл это? Что заставило меня забыть? Уж не лекарства ли, принимаемые в последнее время, виноваты в провалах памяти? — Из-за ерунды какой-то, — продолжал спокойно Камио, не сводя с меня пристального взгляда. — Из-за Уильяма, кажется... — Уильям не ерунда! Точно. Как же я мог забыть это? Вот идиот... Ситри же заявил, что обязательно заберет у меня Уильяма. А я его... Что я сделал тогда? Убить... Убить. Убить! Я должен убить этого наглеца! Он обязан заплатить за свою дерзость! Не отдам. Никому не отдам Уильяма! Даже если мне придется убить его, даже если сам умру! Этот человечек обязан быть только моим! Тело действует само: удар, захват, хруст ломающейся кости. Кажется, открытый перелом. Кровь, попавшая на лицо из рваной раны, только сильнее распаляет меня. С наслаждением наступаю на руку, слушая сдавленный стон боли; хватаю за голубые волосы и бью со всей силы об стену головой. От такого удара прекрасное личико искажает гримаса боли; пара зубов выбита, нос сломан. Горло. Достаточно просто сжать его посильнее и этот слабак задохнется, будет мучиться от нехватки воздуха, пытаться вырваться, пока не обмякнет совсем. Но нет, мне этого мало... Шея ломается с поразительной легкостью, напоследок впиваюсь зубами в нежную кожу, разрывая податливую плоть, наслаждаясь соленым привкусом горячей крови. Его не спасти. Но это и не требуется. Когтями (откуда они у меня?) разрываю кожу на груди, добираюсь, ломая ребра, до еще слабо бьющегося сердца и с силой сжимаю его в кулаке. Кровь горячая, липкая, густая... Мне нравится ее вкус, нравится ее дурманящий запах. Откидываю труп в сторону, делаю шаг навстречу к сидящему в кресле... — Данталион! Прости, Уильям, это ради тебя. Ведь ты можешь принадлежать только мне. Он все так же спокойно сидит, даже не пытаясь убежать. Понимает, что это бесполезно. Не с его раной. Отталкиваю Уильяма в сторону и сбрасываю Камио на пол. Тут же наступаю ему на горло, давлю до тех пор, пока не услышу сдавленный хрип, а потом со всей силы бью по ребрам. Кажется, ломаю их. Мне уже плевать на все. Грубо поднимаю обмякшее тело за горло, которое тотчас же рву; из груди вырывается довольное урчание, когда делаю глоток горячей крови. Люблю ее. Как же хорошо, что могу наслаждаться ею в любой момент — стоит только убить кого-нибудь. Он мне больше не нужен. Поворачиваюсь к Уильяму и замираю от увиденного. Я его убил. Убил того, кого так отчаянно защищал все это время. Глупый несчастный случай: он ударился виском об угол тумбочки. Странно, но почему-то мне совсем не нравится вид его крови. Совсем. — Уильям! *** — Уильям! Блондин, лежащий на широкой кровати нервно вздрогнул и открыл глаза. Его не в первый раз так дерзко будили, но до сих пор привыкнуть к своеобразному подъему было очень сложно. — Я же сказал тебе, что заведу будильник! — Но не завел же, — парень, стоящий напротив добродушно улыбнулся и протянул заспанному товарищу мобильный телефон. — Держи, тебе Кевин звонил. — Зачем? — пробурчал недовольно Уильям, широко зевая. В такие минуты он чувствовал себя самым настоящим овощем. Иначе это состоянии, когда абсолютно на все плевать, он никак не мог назвать. Да, юный гений не любил вставать по утрам, но приходил в себя довольно-таки быстро на первых двух парах. Такой вот парадокс — наука заставляла Уильяма просыпаться достаточно быстро. — Понятия не имею, — ответили ему. — Ты знаешь, мы не в ладах с ним. — Точно... Про Данталиона и Кевина вообще был отдельный разговор. Эти двое никогда не ладили и, похоже, даже не собирались. Слишком уж они разными были. Но сегодня брюнет выглядел каким-то слишком уж встревоженным, что совсем не нравилось Уильяму. — Что случилось? — Да так. Кошмар приснился, не бери в голову. Блондин ненадолго задумался, вспоминая, что же снилось ему сегодня. В вещие сны он не особо верил, но ради научного интереса иногда занимался анализом своих ночных видений. Только вот сегодняшний сон он предпочел бы забыть. Слишком жутким он был. Атмосфера, странный дом и смерти людей, которые так или иначе были с ним хоть как-то связаны. Уильям не знал, что все это значит, но был твердо уверен, что ничего хорошего этот кошмар ему не принесет. Ведь убийцей был Данталион. — Уильям, тебя что-то беспокоит? — Нет. Просто кошмар приснился. — Надо же! Мне тоже, — парень улыбнулся, словно для него это было обычным делом. — Ты не переживай, сны редко когда сбываются. — Да, ты прав. Но все же. Почему в его сне были все? И Камио, и Ситри, и даже Соломон. И почему было стойкое чувство, что с последним у них какая-то особая связь? — Идем уже, — Уильям нехотя встал с кровати и принялся лениво одеваться. Идти на занятия сегодня совершенно не хотелось, но такую роскошь, как прогул, парень не мог позволить себе . — Уильям, не переживай, — Данталион мягко улыбнулся, беря уже собранного приятеля за руку. — Я всегда буду рядом. Обещаю. — Да... Почему-то именно это обещание пугало его больше ночного кошмара. Было в нем что-то такое... мрачное и очень грустное. И это Уильяму совсем не нравилось.