That XX

- Держи крепче, - Бэкхён аккуратно подносит бокал к моей ладони. Сквозь полупрозрачную ленту на моих глазах я вижу, что это вино. – Виноградное, очень крепкое – как ты любишь. Я сжимаю пальцами тонкую хрустальную ножку и снова приподнимаю голову. В комнате очень жарко, воздух горячий – им тяжело дышать. В ушах непонятный гул и глухие удары собственного сердца отдаются эхом. Хочется сойти с ума. Грубая обшивка кресла неприятно колет влажную от пота кожу, раздражая её с каждой секундой всё больше. Бэкхён сидит на моих коленях. Кожаные, тесные, дико извращенные штаны, одетые им, идеально повторяют форму его бедер и худых колен. Я не могу прикоснуться к Бэкхёну, пока он мне не разрешит, я учусь контролировать себя. Бэкхён касается пальцами руки моих обнаженных бёдер, дразняще рисуя на чувствительной коже кривые линии, а у меня ноги дрожат от его прикосновений, и внутри всё волком воет, невозможно вынести такое. - Ты очень красивый. Он поворачивается ко мне еще чуть больше, перекидывает одно ногу через мои бедра тут же тесно сжимая их своими, льнёт своей грудью к моей, выгибая изящно спину, и обнимает за шею. Бэкхён начинает медленно поддаваться вперед, слегка привставая на коленях. Чувствую его возбуждение, движение. Ему так же больно, как и мне, потому что Бэкхён отчаянно кусает собственные губы, когда вжимается в меня, ощущая через плотную ткань своих штанов мою эрекцию. Бэкки дышит мне в висок и тихонечко скулит. Корябает ногтями мою шею, кусает мои губы – злится. У меня кружится голова от его действий, чаще бьётся сердце и закатываются глаза. Я начинаю отвечать на его поцелуи, если эти попытки съесть мои губы можно таковыми назвать. Хочется до хруста сжать его в своих руках, чтобы даже вздохнуть было невозможно, гладить эти нереальные ноги, щипать до болезненных покраснений и сильно шлепать ладонью по обтянутому кожаной тканью, бедру. Это бы понравилось моему Бэкки, он любит рычать и царапаться, когда я немного грубо обращаюсь с ним, грязно обзываться и провоцировать в процессе. Но сегодня мне нужно потерпеть, подождать, пока будет позволено сделать то, что давно вошло в привычку. Просто Бэкхён любит послушных, а мне не сложно вытерпеть чуть большее времени прелюдий и мучительных ласк, чтобы потом земля из под ног ушла и в глазах темнело от того, что сознание теряешь. Я сильно сжимаю пальцы в кулак, забывая о том, что в моей левой руке бокал с вином, потому что меня резко хватают за яйца и сильно сжимают их. - Перестань, ты перегибаешь палку, - предупреждаю я. Хоть я и во многом уступаю ему и многое позволяю, я не всегда могу справиться с собой, потому, что в такие моменты думать хочется в последнюю очередь, а за свои действия ты уже не в ответе. Бэкхён молчит, только дышит тяжело, а потом и вовсе поднимается с моих колен. Встает напротив, на дрожащих ногах и смотрит на меня бешеными глазами. Медленно, старательно, с толикой изящества он разминает тонкую шею, не отводя от меня взгляда, разминает спину, выгибаясь как кошка, подтягивается, так что видны очертания ребер под белой тонкой кожей. Тело горит, перед глазами плывет, а туго завязанная лента давит на виски. Я лишь облизываю губы в предвкушении и неосознанно повторяю за Бэкки движения, потому что слишком соблазнительно. Тусклый свет маловаттной лампочки горит тёпло-жёлтым, падая лишь на левую сторону его полуобнаженного тела, красиво очерчивая изгибы тонкой талии и бедер, хрупких угловатых плеч. Бэкхён ведет руками от линии груди медленно вниз, наблюдая за мной, специально громко дышит и прикрывает глаза. Я всегда любил его голос, его вздохи и урчанье, когда я трогаю его, раздеваю, обнимаю. А сейчас меня лишают такой возможности, потому что я обещал. Я лишь ёрзаю на месте снова, не вправе даже руку поднять, словно связанный. - Нет, сначала смотри, - издевается Бэкхён, поддевая пальцами края кожаных штанов, ведет по кругу к массивной железной пуговице, под которой мощная грубая молния некрасиво топорщится. Мне почти плохо. Сильно сжимаю кулаки от безысходности и дикого желания. Тонкая хрустальная ножка с треском ломается, рассыпаясь осколками куда-то вниз, под ноги, а дурманящая рубиновая жидкость стекает между моими тесно сжатыми пальцами. У Бэкхёна получается криво ухмыльнуться и облизнуть губы до того, как я успеваю встать с кресла и грубо схватить его, уронить, наваливаясь сверху и прижать к холодному полу. - Ты зверь, Чанёль. Ненасытный, грубый, похотливый зверюга, - шипит Бэкхён, позволяя мне рвать чёрную и скользкую кожу штанов. – У тебя дурацкий, дурацкий, дурацкий характер, Чанёль! Бэкхён больно щипается и бьёт меня, шипит, рычит, извивается змеёй под моей грудью, но ему все равно нравится. И льстит, просто ужасно. Я знаю. - Ты сам виноват, Бэкхён – я предупреждал. Теперь терпи. Повязку с моих глаз Бэкки срывает сам, заставляя смотреть ему в глаза. Тонкими пальцами сжимает мой подбородок и шипит в лицо ругательства. Металлические шарики в его сосках задевают мои, когда наши груди соприкасаются, его кожа прохладная от испарины и чуть липкая. Бэкхён подо мной, полностью раскрыт, его ноги на моих плечах. Его нежная кожа на острых лопатках, спустя несколько минут покроется безобразными рваными царапинами, от того что я слишком тяжелый, двигаюсь в нём полноценно и глубоко. Сейчас непонятно, кто кого пытался дразнить с самого начала и что доказать. И это была не первая попытка оставаться нежными друг к другу с самого начала, потому что правда хотелось попробовать заняться красивым чувственным сексом или как сейчас это называется – любовью. Наверное, мы с Бэкхёном не такие и нам куда проще безудержно стирать в кровь спины на неровном холодном полу, нежели красиво стонать на белых чистых простынях в большой кровати. Мы оба знаем, что если я до мяса прокушу ему предплечье, когда меня уже трясет от первого оргазма, а он за это рассечет мне бровь одним ударом острых костяшек пальцев, то значит нам не всё равно. Это тоже любовь, может быть слишком грубая и извращенная, но всё же, любовь.