Дом. В котором. Который. И

Что ни день, его взгляд всё ласковей и смурней. Смерть глядит сквозь него, а он говорит о ней — говорит ей, что он не знал своего лица, говорит ей, что умирает без близнеца. А близнец у него — искра, что зажглась сама, и такие согреют — или сведут с ума. И она разожгла в нём жизнь, пробудив пожар, и она обожгла, а после — она ушла. * * * У меня их здесь восемь, восемь, ты слышишь, слышишь? Я их люблю. А ночью, склоняясь ниже, я их целую и вижу тебя на крыше. Я их люблю, особенно дочек — рыжих. * * * Смерть-то ведь, в сущности, это сплошной процесс. Рыжий почти что выгорел и облез, вот, обнажилось трепетное нутро. Кто угадает, что там найдут потом. * * * Я порой сижу у постелей Спящих. Я насквозь больной, я совсем лежачий, я еще мертвее, чем был тот мальчик, кем я был, который во мне уснул. Вот, ещё осталось немного лоска, правда, голос хрипло звучит и плоско. Это твой акцент вылезает, тёзка*? Нет, Изнанка дёргает за блесну... Я однажды вспомню, как это было. Серый Дом, она, голоса и сила, я лежу и вижу, моя Могила... Может быть, я тоже усну... усну... * * * И бежит дорожка, бежит по кругу — вот мертвец впервые встречает друга, монохром, как губка, вбирает рыжий. И из белых стен выбегая выше, они дарят краску и слово Дому. И сюжет рисуется так знакомо, будто нет ему ни конца, ни края — смерть стирает белым, опять стирает... * * * Знаешь, а он меня рисовал однажды — пеплом и ржавчиной, стёклышком, шерстью влажной. А потом посмотрел и замазал всё белой краской. Он мне дал чистый лист. Ведь так начинались сказки.