Я и моя Любовь

Мы просыпаемся вместе. Вместе не высыпаемся. Я хмурюсь, торопливо собирая портфель на работу и рассматривая в зеркале трехмесячную щетину. "Может быть, завтра. Да. Завтра разберусь и со щетиной. И с кроватью, которую не расправлял уже три ночи кряду, засыпая в том, в чем ходил на работу. Но завтра. Все завтра." Хорошее это слово - "завтра". Она сонно мешает ложкой сахар в чае. Её белая кожа - единственное светлое в нашей задымленной кухне. Вечно Она так: никуда не торопится. Но я лучше промолчу. В конце концов, Она может себе это позволить. *** Снег летит комьями в лицо. Зарываясь в два капюшона и стараясь преодолеть порывы ветра, я добираюсь до остановки. До автобуса, который всегда опаздывает. До работы, на которую из-за него опаздываю я. Она сидит, уставившись в окно, и рисует странные рисунки на запотевшем стекле. И будто бы не замечает ни обычной утренней давки, ни жуткого запаха перегара близ сидящих пассажиров. Я стою рядом, крепко сжимая поручень. Мы слушаем одну музыку, из одного плеера. Переключаем то Она, то я. Ей не нравятся мои громкие бессмысленные песни: Она не понимает, что в них можно забыться от всего. Я не люблю Её мелодичную грустную музыку: у меня от нее болит сердце. Хотя что это я говорю: ведь сердце так не болит. Однако есть песни, которые нравятся нам обоим. Сейчас это ZAZ – Le long de la route. Она смотрит на меня и улыбается. Большая вязаная шапка смешно падает ей на глаза. Я позволяю себе лишь слегка улыбнутся и утыкаюсь в созерцание однообразного пейзажа за окном. *** Весь день я тону в кипе бумаг. Или бегаю по объектам - как получится. Я настолько зарываюсь в работу, что не вижу ничего вокруг. Но все-таки все время ощущаю, что Она здесь. Иногда уголком глаза я вижу, как мелькнет рядом прядь Её волос. Иногда Её теплые пальцы погладят меня по плечу. А иногда Она встает рядом и не отходит. Дышит мне в шею упрямым теплым дыханием. Что-то рассказывает, но я стараюсь не слушать. В общем, Она тоже не слушает мои рассказы об уравнениях Эйнштейна и о том, что черной дыры в теории не существует. В такие моменты я совершенно не могу работать. Это как пытаться уснуть в комнате с комаром, который все не замолчит и жужжит над ухом. Хотя... Вру. Это просто что-то щемит внутри. Словно чешется сердце. Голова погружается в туман, и я теряю обрывки мыслей, после чего ещё долго не могу соединить их воедино. Тогда я ухожу курить. Шершавой ладонью ощущая Её мягкие пальцы, которые пытаются меня задержать. Потом я возвращаюсь. Она сидит, уткнувшись в книгу. Видимо, обижается. Я делаю нам кофе и молча оставляю чашку рядом с Ней на столе. Молча сажусь и продолжаю работать. Теперь мой мозг по прежде способен выстраивать рациональные логические цепочки. "И слава Богу". - Так всегда думаю я. *** По вечерам, когда мы возвращаемся домой, Она часто включает меланхоличную музыку. Я не протестую. Слишком устал, чтобы протестовать. Теперь я тоже сижу на сидении рядом с Ней, прикрыв глаза и скрестив в замок руки. Огромная, обросшая щетиной, скала. Иногда я ощущаю, как Её голова опускается на мое плечо. И снова не нахожу возражений. По вечерам Она почему-то особенно грустна. Тихонько толкаю Её, предупреждая о том, что нам скоро выходить. Она берет меня за руку, и по Её просьбе мы идем немного большим путем: Ей хочется прогуляться перед приходом домой. Я устал, но неведомое чувство берет надо мной верх. *** Она всегда сидит допоздна. Мне по воле случая приходится сидеть вместе с Ней. Хотя я бы все отдал за то, чтобы забыться сном. Побывать на одной из планет других систем. Пройтись по бескрайним тундрам Йеллоустоунского парка. Посидеть у костра. Послушать вой волков. Она дотрагивается до моей щетины и качает головой. Стряхиваю Её руку и иду делать кофе. Всегда нам. Даже если Она меня ненавидит. А такое случается. И часто. Иногда Она кричит на меня. Рвет на себе волосы и разбрасывает по дому вещи. Она говорит, что Её жизнь бессмысленна. Я говорю ей: - С точки зрения вселенной все бессмысленно. Она говорит: - Я тебя ненавижу. Говорит, что ненавидит свою жизнь и хочет умереть. Что хочет, чтобы я умер вместе с Ней. И я понимаю, что так оно и будет. В любом случае. Когда умрет Она, меня здесь тоже уже не будет. В такие моменты истерик Она таскает у меня сигареты. Курит и плачет. Мы кричим друг на друга так, что вылетают стены. Она ломает в истерике пальцы. И бьет меня. Набрасывается с кулаками. Но болит всегда между ребер. Её веки опухают. Искусанные в кровь губы до сих чуть дрожат. Она лежит на кровати, закрыв руками лицо. Я подхожу, падаю рядом и утыкаюсь лицом в Её колени. Целую холодную кожу. Слезы разрезают мои щеки. И иглами обжигают Её колени. Я шепчу: - Прости меня. Я не хотел, чтобы все так вышло. Она запускает пальцы в мои взмокшие волосы и шепчет: - Мы совсем никому не нужны. *** Со временем наше дыхание становится тише. - Мне... Знаешь, мне рассказывали о сублимации. - Это что-то вроде, когда перенаправляешь свою энергию в нужное русло? - Да что-то в этом роде. Они сказали, что я должен перенаправить Тебя в профессию. Тогда мы сможем принести кому-нибудь пользу. Тогда мы будем кому-нибудь нужны. - Господи, можно перенаправить свое либидо, гнев, страсть, но Я - другое. Ты ведь знаешь... - Думаешь, Ты - особенная? - едва не захожусь в новой истерике, - нам ясно дали понять, что "Такие Мы" не нужны. - ...- Чувствую, как тяжелые капли падают с Её глаз. - Ты особенная. Особенная... Я знаю, знаю... - шепчу и нежно глажу Её по волосам, успокаивая. - У меня кроме Тебя больше никого нет. - У меня теперь тоже. - Я бы правда хотел, чтобы она вернулась. Правда... Но я ничего не могу сделать. Я все испортил. Все... Её руки нежно вплетаются в мои волосы. Я обнимаю её ещё крепче. Мы никогда не замечаем, как засыпаем. И как снова просыпаемся вместе. Как снова вместе не высыпаемся.