Лента

      …До праздника Весны остается еще неделя, а уже вовсю стучат молотки, хрустит под сапогами рабочих слипшийся в серые комки снег. Город готовится: медленно растет на площади сцена, а перед ней освобождается место для сожжения чучела Зимы.       Родители уехали за товарами для праздника, Магда осталась за старшую. Стоит за прилавком, и делать совершенно нечего: в окно не видно площади, только молотки вдалеке переговариваются: "Тюк-тюк, тюк-тюк". Покупателей нет, все придут только через два дня, принято так.       Тихо звякает звонок на прилавке. Девушка чуть не подскакивает на стуле: скучала-скучала и задремала, видимо.       — Ох, извините! —улыбается Магда покупателю, а сама думает: "Как же я так не услышала звона колокольчиков над дверью?". — Могу вам чем-нибудь помочь?       Так в их городке не одеваются. Куртка вроде охотничья, но на месте привычных нашивок видно только мелкие дырочки старых стежков, да и ткань так выцвела, что даже не понять, какого оттенка она была. Из нагрудного кармана, который недавно чинили толстыми черными нитками, торчит абсолютно новая трубка, а за спиной — что за чудеса? — арбалет. Все охотники давно пользуются ружьями.       — Пожалуй, — указательным пальцем он приподнимает полы шляпы и ухмыляется в аккуратную бороду. Судя по одежде, ему должно быть лет шестьдесят, но Магда с удивлением видит, что перед ней стоит молодой мужчина. Он прищуривается, будто плохо видит, обшаривает взглядом полки. — Нитки покрепче. Три катушки. Черные.       Говорит он чуть хрипловато и еле слышно фыркает после каждой фразы, точно с людьми ему общаться непривычно и неловко.       — А есть у вас широкие ленты? Голубые.       Магда молча снимает с полки мотки лент: от бледно-василькового до синего. Отвечать покупателю ей не хочется, этот насмешливый взгляд изучает ее как очередной товар в лавке, его даже распутным назвать сложно: так смотрят на корову, прикидывая, много ли она будет давать молока.       Мужчина тыкает пальцем в лазурную ленту:       — Вот эту. Два метра.       Магда чуть наклоняется и запускает руки под прилавок, чтобы достать линейку и ножницы, и успевает заметить, как рука незнакомца тянется к ней…       — Тюк… тюк…       "Нет, это не тот звук…" — думает Магда, а дальше мысли спутываются в панике: она не может пошевелить ни руками, ни ногами. Голову ломит, эта ломота лучится от затылка, ушей, подбородка и сходится на лбу. Стоит девушке нахмуриться — и она не может сдержать стон.       Звуки ударов прерываются, Магда слышит хрустящие шаги и уже через пару секунд жмурится от света солнца. "Охотник" откинул мешковину и смотрит на нее, теперь в его глазах нет ничего, так смотрят… нет, так никто не смотрит. Разве что мертвецы.       "Отпустите меня! Что вам нужно?!" — хочет закричать девушка, но слова застревают даже не в горле, а в голове, разрозненными буквами.       Незнакомец небрежно стаскивает Магду с телеги, на которой она, оказывается, лежала, и кидает на землю рядом с нарубленными дровами. Не спеша достает трубку, набивает ее чем-то пахучим. Навязчивый сладкий дымок вьется вокруг него, он стоит и оглядывает поляну, обступившие ее дубы, изъеденную дождем каменную статую в ее центре. Охотник достает из-за пазухи лазурный моток, отрезает о лезвие топора длинную ленту, продолжая курить, перевязывает ей волосы Магды. Девушка не выдерживает и начинает хныкать.       — Ш… ш… — успокаивает он. Берет топор и одним отработанным ударом отрубает ей голову.       Голова лежит у подножья статуи, в темных волосах девушки не видно ни капли крови, лишь на лазурной ленточке краснеют три пятнышка. Раз, два, три — выстроились в линию, будто солдаты, несущие караул. Но караульный здесь только один, он смотрит, как кровь из тела впитывается в землю, чувствует легкую дрожь. Она изнутри или снаружи? Сладкий дым завивается в маленькие вихри, и вот уже из вихрей проступает женский силуэт.       — Себастьян… — потрескивают голыми ветками дубы. — Подойди…       Он делает шаг вперед и становится на колени, трубка падает на землю. Силуэт протягивает ему дымчатую ладонь, на ощупь она твердая и холодная, пористая, выщербленная дождем и ветром. Себастьян осторожно касается ее губами, хотя ему хочется схватить, сжать ее и целовать, целовать, но госпоже это причинит боль.       — Ты все так же со мной… Себастьян…       Она отводит руку, делает едва заметный взмах, и из тела девушки ежом вырывается десяток черных арбалетных болтов. Еще десяток и еще, пока плоть не истончается настолько, что сквозь нее начинают белеть кости, а потом и они рассыпаются белым порошком.       — Мой верный охотник…       — Твой верный охотник, только твой! — клянется Себастьян и шепчет слова на незнакомом языке, значения которых даже сам не знает. Когда он замолкает, силуэт исчезает. Остается только закопать голову между корней дубов и собрать стрелы.       …и повязать лазурную ленту на рукав.