Ежик в тумане, или Тяжелые будни финансового директора

Ежик в тумане или Тяжелые будни финансового директора Максим       Я сидел за компом и тупо пялился в квартальный финансовый отчет. Тупо, потому что мысли мои витали далеко от работы и очень близко к члену, которому в этой жизни, как и мне, собственно, жилось ни хрена не сладко. Туман тоскливой повседневности окутывал меня, и ни одного лучика света в нем не было. Ау! Есть кто живой? И тишина в ответ. Я перестал пялиться в бук и откинулся на спинку самого удобного кожаного кресла в мире. Ептыть… вот бы сейчас сюда любимого: страстного, отзывчивого и любящего так сильно, чтобы у него вставал при одном только взгляде на меня. Но, увы и ах, не было у меня любимого, да что там, даже любовника не было. Не то, чтобы никогда, но лет десять как минимум.       Беда сия со мной приключилась, потому что все эти годы я упорно шел к невидимой в тумане цели и делал карьеру. Придурок, бля, мозгоеб и зануда. Денег у меня теперь — хоть жопой ешь, репутация — комар носа не подточит, власть — выше только владелец нашего охрененски международного холдинга. Иногда мне казалось, что лишь я один и знаю, сколько у Босса денег. Он сам, например, уже давно на все это забил, свалив дела на меня. Генеральные директора и президенты приходили и уходили, а я оставался. Я да главбух - старая прожженная перечница, мой лютый враг и верный соратник в борьбе со всякими наглыми пришельцами. — Максим Валерьевич, к вам директор и начальники отделов из ИТ Департамента защищать корректировку проектов и бюджетов на этот год пришли, — заглянула ко мне Галочка.       Похлопала кокетливо глазками, подмахнула задом и испарилась, а я с трудом сдержал желание матерно выругаться. Вот бля, кругом одни натуралы! Продыху от них нет. Господи, есть же где-то на планете рай для таких неправильных пидоргов, как я?! Ну почему мне в секретарши лесби не попалась? Была бы моя воля, я в отдел кадров такую бы заявку и отправил: хочу оголтелую лесби в секретарши! Она бы мигом всех девиц вокруг разогнала. Я на вешающихся мне на шею женщин скоро бросаться начну, и вовсе не для того, чтобы их трахнуть. Наоборот! Раньше мне на них было фиолетово, а теперь ощутимо подташнивало, так что я старался близко к особям противоположного пола без веской причины не подходить. Мысли потекли по знакомому кругу, вызывая стойкое желание разбить о чью-нибудь голову бук (мужскую, понятное дело), а потом этого кого-то затрахать до полусмерти.       Я наблюдал за собирающимися за переговорным столом парнями. Натуралы, бля, все как один! Тоска! У всех дети, жены и прочие домашние зверюшки, а у меня даже кота не было. Я в командировку уеду, кто его кормить будет? Я прошелся по итишникам взглядом, выискивая жертву для буйных фантазий, которые ожили бы в моей голове на время их бесполезной болтовни, но даже здесь меня ждало разочарование, потому что мечтать было не о ком. У одних животики или даже животищщи, у других мусор и сопли разве что не на голове, еще один вроде ничего, но у него руки вечно потные и изо рта воняет.       Я вот натуралов не понимаю. Ну как можно так похабно к своим телам относиться? Если не ради женщин, то ради себя любимых можно же постараться! Где их самоуважение? В этом вопросе я геев на сто процентов поддерживал, а потому регулярно посещал тренажерный зал, бассейн и спа-салон, так что тело у меня было заебись. Некому вот только меня ебать было, не-ко-му. А самому себя — стремно. Я хоть и пидорг, но не конченый извращенец! Всякого рода забавы с членовидными предметами, плетками и веревками на дух не переношу. Да и не пассив я, как меня ни крути.       Дверь открылась, и в нее запорхнул наш знаменитый гениальный программер Пашуля. Бля, вот тут и начинались мои разногласия с правильными геями, потому что Пашуля был самым что ни на есть ярким их представителем и прямой моей противоположностью. Он был блядуном-гомиком, этакой шлюшкой неопределенного пола с причиндалами между ног: одевался в облипушечные одежки, рассказывал всем и каждому, какой он геистый гей, не переставая, нес всякую херню вроде минет-кларнет-туалет, манерно поджимал ручонки и обожал красить губы. Если бы не гениальные мозги, я давно бы выгнал его к чертовой матери, чтобы гомосятину в офисе не разводил, натуралов идиотскими предложениями не пугал и женщин от работы болтовней не отвлекал. Из-за таких, как Пашуля, мне, одинокому несчастному пидоргу, жилось еще хреновее. Он, бля, может ко всем клеиться, а я нет! Трахается круглосуточно, а я только и могу изредка подрочить перед телевизором, глядя на порнушку. Я Пашулю всей душой ненавидел.       Да что там, я всех ненавидел, потому что никто не хотел заниматься со мной сексом. Конечно, в этом были виноваты не все вокруг, а я сам, но обвинять других гораздо легче и приятнее, чем себя, это даже ежи в лесу знают. Пашуля прошелся с объятиями и лобызаниями по всем присутствующим, покосился на меня, но благоразумно сложил свои шлюшные конечности на груди и уселся на свободный стул подальше от моего конца стола. Он думал, что я — заклятый гомофоб, старался мне на глаза лишний раз не попадаться, но взглядом все равно раздевал (когда думал, что я этого не вижу). Казалось бы, вот оно, само же в руки падает, бери, пользуйся, но от Пашули и ему подобных меня тошнило еще сильнее, чем от женщин. Манерные, свихнувшиеся на сексе гомики: липкие, томные и лживые насквозь, они торчали в гей-клубах, трахались в подворотнях и туалетах, сосали члены, как леденцы, и давали всем, кто только соглашался их брать. Ф-у-у, меня аж передернуло.       Последний раз я был в подобном заведении больше десяти лет назад, в бытность свою студентом, и тогда за меня думал мой ненасытный член. Я чуть улыбнулся, вспоминая счастливые времена. Тогда я мог позволить себе если не все, то многое. Теперь я даже шлюху себе позволить не мог. Земля, она такая круглая и маленькая, что того и гляди, лбом с соседом столкнешься. Да и не верил я им всем ни на грош, слишком уж известной фигурой был. Меня столько раз пытались шантажировать, что я считать перестал. И поводы давать тоже. Безупречный финансовый директор. Заключенный я, а не директор. Бля-я-я-я, скоро удавлюсь с тоски.       Я устало обвел итишников взглядом. Они мгновенно притихли и как-то разом выцвели. Ептыть! Я ж не монстр, ребята, просто страшно хочу иметь любимого мужчину!!! Во всех смыслах этого слова. У меня хронический недотрах и недолюб. Спасите меня, люди добрыые-е-е! — Добрый вечер, господа. Рад вас снова видеть, — улыбнулся я парням и, вуаля, они расцвели, зашуршали, расслабились и приготовились вешать мне лапшу на уши. Наивные дурачки. Все уже давно решено без них. — Начнем? — Максим Валерьевич, не все еще собрались, — преданно глядя мне в глаза, сказал Тимур.       Он у них за главного. Я приподнял бровь в удивлении, и парень (хотя, какой он парень? Сто двадцать кило веса в тридцать лет делали из него раскормленного поросенка, хорошо хоть всегда чистого и жизнерадостно-розового) поспешил закончить мысль: — У нас новый специалист по обеспечению информационной безопасности финансовых операций. Второй месяц работает, не освоился еще. Буквально пару минут, если позволите. Я бы хотел, чтобы он комментировал наши предложения по ходу дела. — Времени нет ждать, Тимур, — с легким сожалением в голосе сказал я.       Открыл рот, чтобы начать совещание, но дверь распахнулась и явила мне ЕГО. Высокий, ладно сбитый крепыш с невероятными зелеными глазами и рыжими вьющимися волосами мило покраснел под моим пристальным взглядом, пробормотал извинения и поспешил усесться за стол. Выбора у него особого не было, так что пришлось ему расположиться ко мне ближе всех, и я смог рассмотреть его во всех подробностях. Проглотил слюну, милостиво разрешил Тимуру начинать и сделал задумчивое лицо. Делал я его целых три часа, за которые произошло целых два интересных события: во-первых, Рыжик оказался парнем не промах и уделал всех начальников отделов подчистую раньше меня, а во-вторых, пока он с ними спорил, я успел активно поработать: рукой, в штанах и под столом. К сожалению, в своих штанах, а не в Рыжиковых.       Когда до финиша мне оставалось совсем чуть-чуть, он словно почувствовал что-то — вскинул на меня свои ведьмовские глазищи, неловко улыбнулся и сломал карандаш, что держал в руках, пополам. Я выдохнул так громко, что все сразу заткнулись. — Простите, Максим Валерьевич, мы увлеклись, — покаялся Тимур, — но теперь вы понимаете, почему я пригласил Александра. — Понимаю, Тимур, еще как понимаю, — сказал я и перевел взгляд на Рыжика. — Добро пожаловать, Александр. Надеюсь, ты задержишься у нас если не навсегда, то очень надолго. — Навсегда, говорите? — переспросил Рыжик. Забавно пощипал светлую бровь и искренне мне улыбнулся. — Очень заманчивое предложение. Я подумаю, Максим Валерьевич. — Подумай, — согласился я.       Пожал протянутую руку, отчаянно жалея, что до этого трудился над собой левой, а не правой рукой и не смогу оставить на его ладони свой запах (мда… крышка-то у чайника свистит, однако), и отпустил всех работать. Рыжик шел к двери последним, так что я успел еще разок разложить его на столе, трахнуть во все щели и облизать с ног до головы. Дверь за ним закрылась, а я откинулся на стуле, довел себя до изнеможения и обреченно прикрыл глаза. Похоже, я получил, что хотел, — любимого мужчину, но мне, как истинному пидоргу, опять не повезло, а потому любоваться на него я буду молча и издалека. Обручальное кольцо на пальце Рыжика все решило за меня. За что мне это? За что? Ненавижу натуралов. Ненавижу! …       Будь проклят тот день, когда на этот свет появилась Потапова! Ну почему она родилась 1 марта, а не 29 февраля? Нам вполне хватило бы празднования ее Дня Рождения раз в четыре года, ибо в этот ужасный день все в офисе сходили с ума. Марья Петровна, главный бухгалтер и главная гадюка нашего серпентария, была законченной стервой. Если меня считали бездушным, но крайне симпатичным Драконом и ненавидели любя, то ее, кроме как "Исчадие Ада", не называли и пылали к ней исключительно лютой ненавистью. Потапова была теткой умной, знала это не хуже меня, а потому наслаждалась унижением всех вокруг в свой День Рождения от души. Я не участвовал в общих поздравлениях и приходил к ней ближе к вечеру, когда гадюка, насытившись и выпустив почти весь свой яд, блаженно вкушала дары коллег, поставщиков, покупателей и даже чиновников. Вручал ей огромный букет алых роз, целовал в подтянутую в очередной раз щечку и убирался к себе в кабинет без особого ущерба для гордости.       В этот раз все пошло наперекосяк с самого утра, потому что Галочка попала в больницу. Москва, ептыть! Едешь, никому не мешаешь, и тут вдруг бах! Какой-нибудь мудак на навороченной тачиле прилетает тебе в бок, а потом начинает качать права и разводить на бабло. Меня такие беды миновали, потому как связываться с Porsche Cayenne с синей мигалкой на крыше (подарок Босса на мой тридцатипятилетний юбилей) не желали даже самые отмороженные отморозки. Галочке, на ее маленьком Форде, не повезло. Недоумок на Ниссане Наварро решил, что светофор ему не указ, и буквально вмял ее в дорожное ограждение. Она попала в больницу с сотрясением мозга, а я попал под раздачу, потому что, как всегда в Великий День Рождения Потаповой, все в офисе стояли на ушах: на встречи и совещания приходили не вовремя, занимались делами через пень колоду и вели себя просто безобразно. — Максим Валерьевич, можно к вам?       Бля, кругом одни натуралы! Это когда-нибудь кончится или нет? Очередной проситель бочком пробрался в мой кабинет и принялся стенать о том, что было бы неплохо повысить ему зарплату. Я послушал его пять минут и предложил за такие деньги поработать моим личным помощником. Он побледнел и дематериализовался, добавив свою порцию в огромную кучу виртуального дерьма, что скопилась в моем кабинете за сегодняшнее утро. Этот конченый натурал был всего лишь одним из целого стада баранов, которые взрывали мне мозг идиотскими просьбами, вопросами и предложениями, нагло пользуясь отсутствием неумолимой Галочки в моей приемной и полным беспределом в офисе.       Грандиозные приготовления к поздравлению поразили меня своей масштабностью и заставили уйти в глубокую несознанку. Ближе к четырем вечера я отбился от посетителей, заперся в кабинете на ключ и затаился, потому что быть напарником генерального директора (читай — главного клоуна) в предстоящем цирковом шоу не собирался. Сегодня у Потаповой был не просто День Рождения, а юбилей — ей стукнуло полтинник. Судя по тому, что она пришла во всем белом, приложило ее годами прямо по голове и весьма нехило. Невинная овечка, бля! Лучше бы в красном пришла. Она у людей столько крови выпила — всем вампирам вселенной упиться можно. — Максим Валерьевич, зайдите ко мне срочно.       Звонок коммуникатора вырвал меня из упорядоченного мира финансовых махинаций и вернул в гудящий безумием офис. Бля, вот только генерального директора мне сейчас и не хватало! Сегодня же никто не работает, чего ему от меня надо? У нас миллионы долларов на кипрских счетах зависли, переговоры в самом разгаре, нервы посетителями повыдерганы почти все, а тут он со своими приказами. Но штатное расписание ведь никто не отменял. Пришлось подчиниться. Зашел к директору, услышал его новое идиотское распоряжение и вежливо, но вполне очевидно, послал на хуй (на мой, понятное дело). Он обиделся и подставляться не захотел. Жаль. Этому агрессивному натуралу горячий член в заднице и хорошая порка точно не помешают. — Максим Валерьевич, я хочу получить схему ухода от налогов на ГОКе в понятном мне виде по электронной почте до завтрашнего утра.       По легко доступной любому продвинутому хакеру электронке?! В понятном тебе виде? Ты же дебил, раз очевидных вещей не понимаешь! А я не учитель в школе для умственно отсталых. — Я все понимаю, вы — один из самых старых сотрудников нашей компании, но из нас двоих генеральный директор здесь я.       Я — старый?! Да я самый молодой из всех финансовых директоров в подобных холдингах во всем мире! Мне всего тридцать шесть! Я проглотил матюки, вежливо улыбнулся и пошел к себе, мечтая подвесить этого не в меру тупого недоумка за яйца на люстре в главном холле. Натурал, бля! Конченый! Пора его убирать, надоел! Завтра же на него Потапову натравлю. И тут до меня дошло, что время почти шесть, что у нее День Рождения, а букета у меня нет. Мне аж поплохело. Такого очевидного оскорбления она мне ни за что не простит. — Максим Валерьевич, вам плохо?       Нет, бля, мне хорошо! Стою тут, рядом с туалетом, весь из себя бледный и замученный, опираясь на стенку рукой, только потому что ноги от счастья отнялись! Повернул голову и наткнулся взглядом на итишного поросенка Тимура. Он был таким безобидно-розовым и огромным, что мое бешенство просто-напросто утонуло в многослойных складках его тушки и погасло, уступив место усталости и отчаянию. Почему мне все время попадается на глаза поросенок и только раз в пятилетку Рыжик? Я за полтора месяца, прошедших с нашей первой встречи, его пару раз мельком видел. — Я могу вам помочь? — не отставал от меня Тимур. — Букет из 101 розы достанешь через двадцать минут — премию выпишу в размере месячного оклада, — грустно ответил я.       А чего веселого? Все цветочные киоски в округе наверняка пусты, ведь у Потаповой сегодня День Рождения, а эта беда похлеще 8-го марта. — Не вопрос, все оформлю в лучшем виде, — неожиданно ответил Тимур, вытащил из кармана телефон и бодро зашевелил булками к себе в отдел, вопя в трубку на весь коридор: — Санек, ты в офис едешь? Спасай! Дело жизни и смерти…       Я не поверил Тимуру и неизвестному Саньку ни на грош и пошел в кабинет искать срочную службу доставки цветов, но заняться этим обреченным на провал делом не удалось, потому что мне позвонил Босс. Слегка попинал ногами по почкам за то, что я надерзил генеральному директору (Ах ты ж, скотина! Так ты не только натурал, но еще и стукач?! За это ты, драгоценный мой начальник, огребешь отдельно), и попросил потерпеть его еще полгода. Я тяжело вздохнул и согласился. Как будто у меня выбор был! Думать о том, на хрена Боссу сдался этот недоумок, не хотелось. Меньше знаешь — крепче спишь. Босс любил с сильными мира сего в шахматы людьми играть. Раз мне не позволил директора убрать, значит, подставит и уберет его сам. Срок тоже понятен, так что оставалось только время тянуть.       Я откинулся на спинку моего любимого кресла, увидел, что время без пяти минут шесть, и на секунду прикрыл глаза рукой, понимая, что пора идти к Потаповой даже без цветов. Катастрофа! Достал из стола бутылку Asti Martini и двинулся на казнь, но дверь распахнулась и явила мне ЕГО. Нельзя же так со мной!!! Два месяца ни одним глазком — и тут такое! Кожаная куртка и джинсы облепили Рыжика плотнее некуда, влажные локоны на лбу скрутились в колечки, а на светлой коже выступили конопушки. Раскрасневшийся, распаленный и слегка расхристанный, он смотрел на меня смеющимися зелеными глазами и сжимал в руках огромный букет роз. — Ты пришел ко мне с предложением, от которого я не смогу отказаться? — не слишком умно пошутил я, с ужасом понимая, что одно неловкое движение — и я наброшусь на Рыжика с поцелуями. Он жестоко покраснел и… Санек       Я растерялся. Я растерялся так, что даже не смог ему ответить. Кровь хлынула к щекам, а в голове зашумело. Максим Валерьевич стоял совсем недалеко от меня, сжимая в руке бутылку шампанского, вроде бы такой же, как всегда: элегантный, безупречный и насмешливый, но… Но в глазах у него веселья не было, а было… Мне даже страшно стало от того, что там было. Правду говорят: в тихом омуте черти водятся! Я вручил ему букет и рванул из кабинета со всех ног. Максим       Бля, ну что я за невезучий пидорг-то за такой? Ни себе, ни людям! Не успел даже поцелуем себя порадовать, а золотце свое напугал. Спалился, как последний натурал! Рыжик убежал от меня в прямом смысле слова, а я пошел к Потаповой, зачем-то оставляя на столе две вытащенные из букета розы. Гадюка, увидев меня, спрятала раздвоенный язык и предложила распить бутылку шампанского, что было явным отступлением от правил и знаком ее хорошего ко мне отношения. Бля, и что делать? Змеиные глаза потрепанной годами и жизнью Белоснежки смотрели на меня в упор и обещали все муки ада, если я откажусь. Придется пить, хоть мне и нельзя. Я пьянею с первого же глотка. Яойский бог! Услышь меня и не дай наделать глупостей, я тебя умоляю! …       Стенки коридора мягко качались в такт моим шагам. Не, я все-таки крут! Напоить Потапову до невменяемости всего за час — это надо уметь. А она вполне себе нормальной становится, когда выпьет. Моя симпатичная старенькая подружка гадючка. Мы с ней славно повеселились, вспоминая самых забавных жертв наших репрессий. Та-а-ак, а какого хера на моем столе две розы лежат? Меня что уже, кто-то похоронил? Да хрен вам всем! Я живее всех живых! И тут я вспомнил, что цветы мне подарил Рыжик. Мальчик мой, любимый, золотце… Ик… Ой, бля… растащило-то меня как, а? Нельзя мне шампанское пить, не-ль-зя. Ладно, что у нас там по расписанию? Ах да, домой пора ехать. Я взял цветы в руку и с трудом надел пальто. Ненавижу розы: колючие, длинные, за подкладку цепляются и в рукав ни хера не пролазят. Чуть не сломал!       Подлая дверь приложила меня по лбу и сбила с мысли, отправляя вместо лифта вглубь офиса к итишникам. Мне ж вторая роза не нужна, я ее моему золотцу обратно подарю. Порадую мальчишку. Та-а-ак, и где же в этом невероятном бардаке обитает Рыжик? Нет, итишники все-таки поросята, все в своего начальника. Вроде серьезные люди, начальники, а все равно весь кабинет в проводах, гудящих железках и грудах металлолома. Свинарник, ептыть, самый настоящий! Ну за каким хером надо по полу провода раскладывать? Чуть не упал! — Максим Валерьевич?       Рыжик. Ах, ты ж мой недосягаемый натуральчик! Так бы и съел. Встань из-за стола, не таись, я хочу видеть тебя целиком. Вот, умничка, совсем другое дело. Глаза свои ведьмовские от меня не прячь, золотце, я ж те щас подарок делать буду. Ай! Роза, бля, сволочь колючая, не отцепляется. Уфф, получилось. Одна ему, одна мне. Лучше бы, конечно, и ее, и Рыжика ко мне домой отвезти, но, наверное, не сегодня. Что-то пол подо мной слишком сильно качается, да и вид у моего мальчика какой-то зашуганный. — Не смотри на меня так, Рыжик. Я не хотел тебя напугать.       Ой, а рука-то у меня какая самостоятельная, а? Прям как и не моя вовсе — тянется к конопушкам на симпатичном лице, и остановить ее невозможно. Ох! Так и знал. Кожа на ощупь такая нежная, что аж яйца свело. Тщательно выбритая щека и мягкие губы под пальцами так и манят целовать их до бесконечности. А что? Отличная идея! — Максим Валерьевич, не надо, — увернулся от моих губ Рыжик. — Не надо, так не надо.       Подумайте, какая цаца! Я тут, понимаешь, а он! Обида понесла меня на выход. Точнее закружила. Ох, не надо было мне так резко поворачиваться. Где-то тут стол был, опереться на него, что ли? А то так и буду на одном месте кружиться, как юла. А я не юла! Я этот, как его, большой и зубастый, а, Дракон! Ай, больно! Роза, бля, поганка колючая! Какой дебил цветы на стол бросил? Я ж упаду, если держаться не буду. — Я помогу вам, ладно?       Рыжик. Золотце мое, конечно помогай. Куда поведешь, туда и пойду. Я ж с тобой хоть на край света! Ох, ты ж ептыть! Какие у тебя сильные руки и горячее тело! Поскорее бы до постели добраться. А вообще, какого хера мы друг друга за талию держим, а не за задницы? Прицел сбился? Щас поправим. Вот, так гораздо лучше. Мммм, какая же у тебя упругая попка! Может, хватит уже идти? На фига нам кровать? Мы ж не дамы, в конце-то концов. — Максим, перестань, ну пожалуйста, пойдем! Ты же себе завтра этого ни за что не простишь. Возьми себя в руки. — Отличная мысль! — согласился я, начиная жестокую войну со своим ремнем. — Твою мать, Макс, придурок, я не это имел в виду. — Рыжик, глупенький мой мальчик, ну что ты делаешь? Ты должен расстегивать ремень, а не застегивать. Как я до твоей упругой попки сквозь брюки доберусь? — Ты меня достал.       Уй-й-й, больно-то к… Санек — Твою мать! Больно-то как! — взвыл я, подхватывая осевшего на пол Максима Валерьевича.       Хотя… какой он мне теперь Максим Валерьевич? Я потряс отбитую руку, пошевелил пальцами… вроде все в порядке. Челюсть у Макса оказалась просто каменной. Я воровато огляделся по сторонам, с трудом взвалил его на плечи и потащил к лифту. Господи, не дай никому нас увидеть! Никогда от грязи не отмоемся. Я-то ладно, мне похер, кто и что обо мне подумает, а вот ему точно нет. Он же кардинал Ришелье, безупречный финансовый директор и главный кукловод в нашем холдинге. Его репутация для него все.       Лифт открыл двери на первом этаже, и я поманил к себе хорошо мне знакомого по работе охранника Димку, с трудом удерживая Макса у стенки рукой и коленом. — Что с Драконом, Санек? — распереживался Димка, подхватывая пьяного в зюзю финансового директора за талию и помогая вытаскивать его в холл. — Потапова напоила, подставить хочет, — трагическим шепотом сказал я.       Охранник заиграл желваками, заскрипел зубами и закипел в негодовании. — Сучка старая! Ни черта у нее не выйдет. Я записи с камер удалю, если доступ дашь, никто ничего не узнает.       Я облегченно выдохнул. Финансового директора в нашем холдинге знали все сотрудники до единого, боялись до дрожи в коленках, но при этом уважали и зла не желали. Он был Драконом и почти что Богом. Парил в небесах: властный, жестокий и безупречный, не обращал внимания на простых смертных и, если не попадаться ему на пути, не делал никому ничего плохого. В отличие от Потаповой, которая умудрялась доставать всех и вся, начиная с уборщиц и заканчивая генеральным директором и членами совета директоров. Она была везде и нигде одновременно, ни хрена не делала и совала нос куда не надо изо дня в день. Гадюка! Дракон же только и делал, что работал в своем кабинете с утра и до позднего вечера или таскался по командировкам. Женщины наши по нему с ума сходили (красивый он все-таки мужик, да и холостой, что немаловажно), а он их не замечал и ни одного повода для сплетен за все годы работы так никому и не дал.       Внутри у меня все скрутило от смущения и… непонятного чего-то. Теперь ясно, почему Макс женщин не замечал! Кто бы мог подумать, что наш образцово-показательный финансовый директор — гей? — Санек, вези Максима Валерьевича домой на его машине, иначе вопросы задавать будут. Да и до твоей его тащить нельзя: далеко и слишком заметно, — сказал Димка.       Мы прислонили Макса к двери перед выходом на стоянку, и я послушно принялся искать ключи, шаря по всем его карманам. Как назло, они обнаружились в переднем кармане брюк. Я залез туда рукой, и, конечно же, задел все еще не успокоившийся член моего неудавшегося соблазнителя. Макс застонал, а меня бросило в жар. Он с ума сошел так сексуально стонать!!! — Эк, его, беднягу, развезло! — порозовел Димка, пряча глаза и обхватывая Максима как-то уж слишком неприлично. — Димка, ты чего к нему прилип, а? Руки с его задницы убери! — вскипел я.       Будут тут всякие непонятные личности моего поклонника лапать! Еще чего! Димка смутился, поспешно переместил руки с ягодиц Макса на талию, но зато прижался к его ноге пахом. Твою мать! Я уставился на охранника в упор. — Ты что — гей? — Санек, сдурел? — жалобно посмотрел на меня Димка, неосознанно лаская рубашку на плоском животе Макса ладонью. — Понятно, — помрачнел я, ускорился до невозможности и в два счета запихнул Дракона в его шикарный Porsche.       В машине Макс пришел в себя. Частично. Сказал адрес, а потом всю дорогу ласкал меня глазами, а себя рукой. Хорошо хоть через брюки. Розу из второй руки он так и не выпустил. …       В квартиру к нему мы зашли в обнимку, потому что после теплой машины, холодного весеннего ветра и теплого лифта его опять развезло. Я сгрузил Макса на диван в первой попавшейся комнате и попытался отобрать розу, но мне это не удалось. — Максим, ну чего ты в нее вцепился? Отдай, поранишься же! — Я уже поранился, — отозвался он, сильнее стискивая кулак и разглядывая меня в упор.       Если бы можно было трахать глазами, Макс отымел бы меня во все щели давным-давно. — Зачем она тебе? — не оставлял попытки я. Капля крови стекла по стеблю и упала на светлую кожаную обивку. — Максим! Отдай розу немедленно! — Ты мне ее подарил, а теперь забрать хочешь? Жадина! — обиделся он и так забавно надулся, что я расхохотался.       Упал рядом с ним на диван, обнял за плечи и прижал его к себе: колючего снаружи и по-детски беззащитного внутри. — Придурок ты, Макс. Ежик в тумане. Давай сюда розу, я ее в воду поставлю. — Я не Ежик, Рыжик, — еще больше насупился он, но послушно раскрыл в кровь исколотую острыми шипами ладонь. — А я не Рыжик, Ежик, — улыбнулся я.       Положил розу на диван и … облизал его ладонь языком. Несколько раз. Только чтобы кровь убрать, понятное дело. Жалко мне этого романтичного, потерявшегося в любовном тумане придурка. — Ры-ы-ыж-и-и-ик, — взвыл Макс, — не могу больше, блядь, сделай же что-нибудь! Хватит меня мучить!!!       От этого животного стона меня жестоко сплющило и нещадно растаращило, так что я схватил его за волосы и поцеловал в губы. Он ответил, но уже через минуту вырвался, закинул голову к потолку, зажмуривая глаза, и облегченно застонал, ритмично стискивая пах рукой. — Ты доволен? — спросил я пару минут спустя, неловко ерзая на диване. Член неприятно давил на ширинку джинсов и успокаиваться без разрядки не желал. — Да, — выдохнул он. Сполз головой мне на колени и уснул. — Макс! У тебя совесть есть? Я что здесь, до завтра сидеть должен? У меня пожар в штанах, а ты разлегся тут на мне, как на подушке! — возмутился я, но ему было на мои мучения плевать.       Он спал и так светло улыбался, что я передумал ругаться. Ежик же, ну как на него можно ругаться? Осторожно сгрузил его на диван, устроил поудобнее, поставил розу в большую кружку и ушел, чтобы никогда больше сюда не возвращаться. Я не Рыжик и не гей. Нечего мне здесь делать. Максим       Бля, кругом одни натуралы! Что ни день, то новое дерьмо на голову падает. Стрелки на часах ползли к девяти вечера, на улице висел мокрый зловещий туман, а мой бук страшно тупил и подделывать результаты финансовой отчетности не хотел. Вот за что мне это? У меня и так вариантов пять этой отчетности было, так нет! Сиди, сочиняй еще один для генерального директора, чтоб у него яйца отсохли. Да если б не Босс, хрен бы я стал такой херней заниматься! Я исправил в экселевской таблице парочку формул, бук натужно взвыл и завис. — Слышь, железяка ржавая, я ж тебя выкину, — пригрозил я своему верному товарищу.       Он прошел со мной огонь воду и медные трубы и был мне чрезвычайно дорог, но сегодня мое терпение было на исходе. Экран бука ответил мне песочными часами. Бля, скотина своенравная! Терпеть не могу, когда он так делает! Сидеть в кресле не было никаких сил, и я принялся наворачивать круги по кабинету. Окно. За ним серая мгла, такая же беспросветная, как мое бытие. Запертый на замок шкаф. Такой же двуликий, как моя суть: снаружи блеск и великолепие, а внутри — тайны, пороки и компромат. Ваза из-под цветов, наполненная водой до половины и трагически пустая. Такая же несчастная и одинокая, как я. Кому она нужна, кроме розы? Да и розе она, в общем-то, нахер не нужна.       Я споткнулся о ковер и спохватился. Бля-я-я… эк меня приложило-то! Я железный пидорг или гей недоделанный? Вот только гомосятины мне для полного счастья и не хватало! Платочек розовый в руки, чтобы слюни и сопли утирать, шарфик голубенький на плечи, чтобы ловчее меня держать было, и гигантский член в задницу, чтобы уж наверняка. Тьфу! Чур меня, чур! Я вернулся к буку, но там ничего не изменилось. Как и в моей жизни.       Второго марта я на работу не вышел, потому что приходил в себя после первого: переваривал то, что натворил, вспоминал сладкие губы Рыжика, наши жаркие обнимашки на диване, и дрочил, глядя на розу в кружке. А 3-го пришел в офис и узнал, что Санек взял две недели за свой счет. Намек был очевиден: посмею повторить или хотя бы намекнуть, и он исчезнет из моей жизни навсегда. И я, несгибаемый железный пидорг, чуть не заревел, как самый распоследний анимешный гей. На хера меня Рыжик так страстно целовал? Ежиком называл? Вот на хера?! Чтобы я потом всю жизнь воспоминаниями мучился?       Ненавижу натуралов! Ненавижу! Жалостливые говнюки. Все и всегда делают только наполовину. Женщин имеют в одну дырку, хотя перед глазами скачет вторая, и залезть в нее хочется до умопомрачения. Верность не хранят даже самим себе, тайком от жены и детей трахаясь с секретаршами и молоденькими любовницами. Да они и работают-то только наполовину, решая семейные проблемы, вместо того чтобы делами заниматься.       Взять хоть Рыжика, который после возвращения работой, казалось, вообще не занимался, а только и делал, что за Галочкой ухлестывал. Третью неделю подряд он то и дело приходил ей помогать (у нее же сотрясение мозга было!), «лечил» ее компьютер, наклонялся над секретарским столом так, что мне был прекрасно виден его шикарный зад, и мило с ней хихикал. У него же кольцо на пальце, черт возьми! Неужели в наше время только я один знаю, что это такое — преданность? Он вился около Галочки, как навозная муха возле уборной, и явно нарывался на неприятности. Я молчал, ревновал и ждал, когда Санек одумается, но он продолжал гнуть свое, и терпение мое было на исходе.       Бук в очередной раз нагло перевернул часы на экране и вывел меня из себя окончательно. Я сдернул его со стола и швырнул в открытые двери со всей дури. — Блядь, сука любимая, все нервы мне вымотал!       Мой вопль и звук разбившегося о стену бука эхом разлетелись по пустынным коридорам. Бляяяя, вот что любовь с людьми делает. Был нормальным пидоргом, а стал истеричным гомиком. Если так дальше пойдет, превращусь в жуткий гибрид Потаповой и Пашули и выебу мозги всему холдингу. Я тяжело вздохнул и пошел собирать осколки бука, а то стыда не оберешься. — Максим Валерьевич? Что случилось? С вами все в порядке?       О! Явился, не запылился. Рыжик возник в дверях кабинета, глядя на меня наивными глазами опытного преступника и всем своим «ничегомеждунаминебыло» видом провоцируя на необдуманные поступки. Я прям вскипел. Выпорю! Как есть выпорю — ремнем, да со всего маху, чтобы впредь неповадно было. Уволится — ну и хер с ним! Хоть задницей своей шикарной перед моим носом вилять перестанет. — Нет, со мной не все в порядке, — сказал я, схватил Рыжика за шкирку, закинул в кабинет и закрыл за собой дверь на ключ, — но скоро будет. — Максим Валерьевич, что это вы такое задумали? — отпрыгнул за мой стол Санек. — Скоро узнаешь, — пообещал я, стаскивая пиджак.       Рыжик окатил меня внимательным взглядом, облизал губы и спрятался за мое любимое кресло. — Максим, не надо. — Что не надо? — спросил я, снимая галстук и вытаскивая из брюк ремень. — Ну, вот этого — не надо, — неуверенно ответил Санек, настороженно следя не за ремнем в моей руке, а за моим пахом. Я аж остановился. — Ты что думаешь, я тебя трахать собираюсь?       Он жестоко покраснел, вцепился в кресло пальцами и жалобно посмотрел мне в глаза. — Да. — Да нахер ты мне такой сдался! — заорал я и кинулся к нему с ремнем наперевес. — Блядун! Взрослый мужик, а мозгов так и не нажил! Свербит в паху — женой займись, идиот. — Макс, ай! Прекрати, ой! — Отец тебя в детстве мало лупил, так я исправлю! — шлеп, шлеп, шлеп. — АЙ! Ой! Макс, придурок, хватит!       Санек носился по кабинету, смеялся и только изредка попадался под мою горячую руку. — Не смей изменять жене, не смей крутить у меня перед носом своей шикарной задницей, не смей сводить меня с ум…       Договорить он мне не дал: неожиданно остановился, выхватил ремень и огрел по заднице меня. Я аж воздухом подавился. — Да как ты посмел!!! — Не ори на меня, Ежик, — сурово сказал Рыжик, многозначительно поигрывая моим ремнем.       Я посмотрел на него: растерзанного, разгоряченного беготней, запыхавшегося и возбужденного донельзя и решил, что сегодня буду самым настоящим пидоргом. Схватил его за шею, впечатал в стену всем телом и принялся целовать, сдирая с него одежду к чертовой матери. Он думал, я буду его трахать? Я не собирался, но теперь передумал. Зачем разочаровывать человека? - Макс, что… — поцелуй.       Долой куртку и рубашку. Так и знал, что Рыжик великолепен. Засос в шею, в ключицу, цепочка укусов от сильного плеча до уха. Довольный стон в ответ. Прекрасно! — Перестань, не делай так бо… — поцелуй.       К черту ремень и джинсы. Иди ко мне, малыш, я знаю, ты ждешь ласки. Ого! Ни хера себе малыш! Ладно, так и быть, поцелую я тебя. Ты же сдал своего хозяина с потрохами. Заодно джинсы с плавками с Рыжика стяну. — Ежи-и-ик, сумасше-е-е-едший… — выгнулся мне навстречу мой потерявший голову мальчик. Вцепился в волосы, закрыл глаза, засадил мне в рот по самое не балуйся и кончил.       Я отплевался, поднялся с колен и решил, что с Рыжика на сегодня хватит, пора подумать и о себе. Потянул его вниз, но он вцепился в мои плечи, распахнул ошалелые глаза и замотал головой. — Нет. Я так не хочу. Я не могу!!! — Я тебе шею сверну, — озверел я. — Ты что о себе возом… — Ты придурок, Макс, — оборвал меня Рыжик. — Я же сказал: не так! — А как? — жестоко затупил я.       Он страшно покраснел, а я принялся виновато целовать выступившие конопушки, бешено бьющуюся жилку на шее, постепенно поворачивая его лицом к столу. — Кто из нас гей? Ты или я? — возмутился Санек, послушно опуская руки на столешницу. — Никто, — честно ответил я, прижимаясь к широкой спине и ягодицам всем телом. Кожа к коже. Щека к щеке. Блаженство. — Ты — натурал, а я — пидорг. — Кто? — довольно простонал Рыжик, прогибаясь в пояснице от моего наглого пальца, не слишком вежливо орудующего в его анусе. У меня больше не было сил терпеть, так что… — Сейчас узнаешь, — пообещал я, подготовился и залез в него целиком.       С уговорами, ласками, подсказками, обещаниями и прочей ерундой, но все равно недостаточно медленно для того, чтобы ему не было больно. — Ты мужик, Санек? — сдерживаясь из последних сил, спросил я.       Контроль над телом стремительно ослабевал. Прости меня, мой любимый мальчик. Прости. — Мужик, — ответил Рыжик и уронил голову на руки. — Тогда терпи. Санек — Прости, золотце мое. Ты такой красивый, такой узкий и гладкий, что у меня просто сносит крышу. Прости, мальчик мой, прости, я ждал тебя так долго! Слишком долго, любимый. Прости.       Ежик шептал и жестоко втрахивал меня в стол, а я кусал кулак, чтобы не орать от боли во весь голос. Он не гей, он пидорг, и этим все сказано. Не знаю, сколько он меня порол, мне было не до того. Я бы, может, и вырвался, не думаю, чтобы Макс стал удерживать меня силой, но его отчаянный шепот раз за разом оставлял меня там, где я был. Боль постепенно становилась все более терпимой, а Ежик — спокойным, так что когда он кончил, я чувствовал себя вполне сносно. Пошевелился, намекая, что пора бы меня разогнуть, и он скатился на стол. Лег на спину, прикрывая лицо руками, и я впервые увидел его обнаженным. Твою мать!       Я сменил ориентацию раз и навсегда, прогулявшись глазами по безупречным линиям его в меру накачанного и чертовски красивого тела. Этот умный, ироничный, страстный и невероятно романтичный мужчина любил меня до безумия, а я… я простил ему мою порванную задницу и собирался подставиться снова сразу, как только она заживет. В следующий раз Макс наверняка доставит мне массу удовольствия. — Ежик, хватит валяться, — сказал я, проводя рукой по его ноге от колена к паху. — Пора нам отсюда сваливать.       Макс убрал руки от лица, виновато улыбнулся… а потом наткнулся на кровь на своем члене и побелел, как полотно. Ужас и вина в его глазах подсказали мне, что сейчас на меня обрушится поток извинений, признаний и прочих прелестей… но я ошибался, потому что Максим Валерьевич был не геем, а законченным пидоргом. Придурок! Он сполз со стола, выпрямился во весь рост, заледенел и сказал: — Я никогда больше не прикоснусь к тебе, Александр. Возвращайся к жене и постарайся забыть о том, что здесь сегодня произошло. Мне очень жаль, что так получилось. — У меня нет жены! — Это неважно теперь, — заиграл желваками Макс.       Я замахнулся и хорошо поставленным хуком справа отправил его на пол. …       На работе я появился только две недели спустя. Задница моя зажила через три дня, а все остальное время я валялся в постели, плевал в потолок и думал о будущем. Ладно, кого я обманываю? Я думал о прошлом. Вспоминал Ежика у своих ног, его страстные поцелуи, губы и руки, ласкающие меня везде. Я систематизировал все, что знал о нем, что подслушал и увидел в те три недели, что крутился возле моей бывшей жены Галочки в надежде на то, что Макс выйдет и поговорит со мной по нормальному. Он не вышел. Придурок отмороженный! Чтоб ему не спалось и икалось! Все у него не как у людей. За это время я понял почти все о нем, о своей жизни и о себе самом, кроме одного: как Ежик умудрился заставить меня полюбить его, ни разу не поговорив со мной толком?! Так или иначе, но теперь я прекрасно понимал разницу между словами влюбиться, хотеть и любить. Макса я любил — всем сердцем и до конца моих дней, несмотря на все его закидоны.       Офис встретил меня настороженной тишиной и растерянными лицами коллег. Нехорошие подозрения превратились в уверенность, когда навстречу мне попалась зареванная Галочка. Увидела меня и кинулась мне на шею. — Санек! Это катастрофа! Дракон собрался увольняться! — затараторила она. Я похолодел. Как увольняться? Зачем? — Ему генеральный даже заявление подписал! Но Потапова такую бучу подняла, что просто конец света. Забрала у директора заявление, порвала на клочки и бросила их Максиму Валерьевичу в лицо. Он написал заяву на отпуск и уехал, а к Потаповой вечером скорая приезжала. У нее от нервов чуть сердечный приступ не случился. — И долго наш загадочный Дракон в отпуске пробыть собирается? — спросил я. — Полгода.       Э нет! Так не пойдет. Я успокоил Галочку, с трудом дотянул до конца рабочего дня и поехал домой собирать вещи. Хватит Ежику блуждать в тумане в гордом одиночестве. Если он не может найти правильную дорогу сам, значит, я ему помогу. Максим — А нам все равно, а нам все равно, ик, не боимся мы, ик, м-м-м-м. козу.       Шампанское кончилось на самом интересном месте. Я заглянул в бар и обнаружил там только текилу. Бля, с нее меня сразу унесет. Может, душ горячий принять, чтобы алкоголь по телу разогнать? Или Ежика в тумане еще раз посмотреть? Я его наизусть выучил, но это ведь неважно. Да что в этом мире вообще важно? Что свято и неприкосновенно? Тем более для такого злобного пидорга, как я? Теперь уже ничего. Ик. — Я свободен, словно, ик, птица в ахуе.       Свободен — не то слово! Я нахер никому не нужен! Вот это вернее. У всех есть друзья, а у меня только враги. — Звонок звенит нет слада, мозги тебя отпустят, так надо…       Бля, правда звонок звенит. Кто это ко мне пришел? У меня ж друзей нету. Любимый, правда, есть, но я его изнасиловал и порвал на кусочки, так что он у меня теперь гипотин… гипоро… гипотерми… теоретический, короче, и ко мне прийти не может. Я потер скулу. Рыжик, ептыть, у меня молодец, хоть и теоретический. Два раза мне морду набил. Настоящий мужик, хоть и натурал. — Последний звонок, простые слёзы…       Не, ну я же не натурал, так что слезы были. Да еще какие! Сам видел, когда лбом в зеркало стучался от стыда за себя и от безысходности. А еще пепел был, чтобы голову посыпать. Ха-ха- ик —ха! Кучу бумаги сжег, а пепла получилось фиг да маленько. Да и тот больше на пол попал, чем на голову. — Твой звонок раздался ночью…       Ох, ептыть, ночь — это страшно. Ночью приходит Рыжик и пытает меня каленым железом, рвет мое тело на части и изгаляется надо мной, как хочет. Кричит в ухо и бьет в челюсть. Ногой. Для разнообразия, наверное. Но сердце болит так сильно, что его пытки мне не страшны. — Ежи-и-ик! — бам, бам, бам. — Ежи-и-и-ик!!!       Крики от двери. Странно. Зато звонить перестали. Это плюс. — Ежи-и-ик! — бам, бам, бам. — Чего орешь? — возмутился я, открывая одну дверь и упираясь лбом в другую. Для устойчивости. — Ежик? — Меня здесь нет. — А где ты есть? — Меня нигде нет. — Так не бывает, Ежик, — сказал кто-то Рыжиковским голосом из-за двери. — Если тебя нет у себя дома, то ты у меня. Но у меня тебя нет, так что, наверное, я просто приходил не в тот дом. — Ни хера не понял, — сказал я. — Нет меня. — Ну, раз тебя нет, я буду тебя звать, тебе надоест слушать мои крики, и ты найдешься. — Думаешь? — усомнился я. — Уверен, — сказал этот нагло косивший под Рыжика кто-то, а потом заорал так, что у меня чуть перепонки не лопнули. — Е-е-е-ежи-и-и-и-ик!!! — Блядь, хватит орать! — возмутился я и открыл дверь. В коридоре стоял Рыжик с объемистым рюкзаком за спиной и двумя большими сумками в руках. — Все, допился. Глюки ко мне пришли. — Да как скажешь, — улыбнулся глюк и нагло протиснулся мимо меня в квартиру.       Я закрыл двери и, покачиваясь, поплелся за ним. — Тебе чего надо? — Я здесь жить буду, — заявил наглый глюк, сгрузил рюкзак на пол, скинул кроссовки и пошел вглубь квартиры. — Где у тебя ванная? — Там, — ткнул пальцем я. — А тебе зачем? — Тебя помыть, — решительно сказал глюк.       Схватил меня за плечо и потащил в ванную, где бесцеремонно раздел и принялся шарить по мне руками. Я прикрыл пах одной рукой и надавал ему по конечностям другой. Он в ответ больно шлепнул меня по заднице и ласково поцеловал в плечо. — Перестань безобразничать! — Это ты перестань! Ты хоть и похож на Рыжика, но ты — не он, так что убери от меня руки. — А почему я — не он? — рассмеялся глюк, включая душ и запихивая меня туда со страшной силой. — Он красивее, — мечтательно закатил глаза я и чуть не навернулся, запнувшись о порожек. — В том, что я устал и выгляжу, как побитая собака, ты виноват, — сказал глюк, обхватывая меня за талию и мотыляя под водой черт знает как. — Да, я виноват, — закручинился я, подставляя ласковым рукам голову и шею. — Мне до конца своих дней теперь не отмыться. Только такой пидорг, как я, мог изнасиловать любимого мужчину. — Я не об этом! Я тебя давно уже за это простил, придурок. Возьми себя в руки! — возмутился… Рыжик?! — Санек? — слишком резко повернулся к нему я, поскользнулся, приложился виском о какую-то хрень на стене и сполз на пол. — Твою мать, Макс! Ну что ты творишь?! …       Там-там-там, там-тарам, там-тарам. Ептыть! Босс звонит. Ай, да ну нахер все. Не буду я трубку брать, все равно мне ему сказать нечего. Теплая рука, а за ней тяжелое тело переползли через меня в сторону телефона. Странно. Я сплю не один? — Алло? Максим? Он спит. Нет, рядом. А зачем он вам? Кто я? Александр, его личный помощник. Да, очень личный. Да. В одной постели. А? Я люблю его и занимаюсь с ним в этой постели сексом, так достаточно конкретно? Он? Конечно в курсе! Как вы себе представляете секс с ним без него? Не переживайте вы так, я не собираюсь портить ему жизнь, наоборот. Да, буду жить с Ежиком… э-э-э-э… с Максимом у него дома. Не смейтесь! Да, тот самый, из тумана. Босс, а может, вы как-нибудь к нам в гости приедете? Посидим, чай попьем, поговорим. Сейчас не лучшее время с ним разговаривать, поверьте, я его вчера из душа лично выковыривал. Кто гостей не любит? Макс? Да бросьте! Он просто хорошо притворяется. На работу выпнуть? Думаете надо? Ну хоть недельку! Ладно, ладно, пять дней, я понял. Что? Мне зарплату? А зачем? Макс со мной натурой расплачиваться будет, а работа у меня своя есть, не переживайте. Да, взаимно. До связи.       Я лежал на постели и смотрел на беззаботно болтающего по моему телефону Рыжика. Просто смотрел, потому что воздух в легких закончился в самом начале его разговора с Боссом. Санек бросил телефон на тумбочку, похрустел шеей и улегся мне на грудь, по-хозяйски устраивая ногу между моих ног и обнимая меня за плечи. — Любимый… — выдавил я хриплым шепотом, проводя по его шикарному обнаженному телу руками. Он поерзал. — Спи, рано еще, потом поговорим. — Ты сдурел? Я не собираюсь с тобой разговаривать в ближайшие пару часов так точно! — Вот и молодец. — Я не молодец, мальчик мой, я пидорг, а это значит… — Что мне повезло? — приподнялся надо мной Санек. Перекинул ногу и сел на меня верхом. Провел руками по груди, поцеловал пару раз, будя во мне зверя, и неумело поерзал на моих бедрах. — Покатай меня, большая черепаха. Только без фанатизма, ладно? — Ладно.       Я свое золотце покатал так, что укатал подчистую. Он охрип, порвал в трех местах простыню и вымазал в сперме всю постель и пару подушек впридачу, а потом подгреб меня под себя, пообещал оторвать голову, если проснется, а меня рядом не будет, и уснул. А я… я растекался под Рыжиком липким желе, гладил его, целовал и превращался из заблудившегося в тумане Ежика в довольного жизнью человека, у которого есть дом, семья, друзья и любимая работа… но для полного счастья мне кое-чего не хватало.       Я провел рукой по шикарной заднице Рыжика… он не отреагировал. Я вывернулся из-под него и навис сверху, ритмично вжимаясь в его ягодицы пахом… — Ты все-таки пидорг. Мы же только что заснули! — сонно отозвался на мои грязные приставания Санек.       Я в ответ забрался в него по самое не балуйся. — Да. Мало того, я озабоченный сексом пидорг, и намерен оторваться за многолетнее воздержание по полной программе, а потому предлагаю провести медовый месяц в уютном голубом отеле в Европе. — Заманчивое предложение, но мне надо подумать, — выдохнул Рыжик, сгребая простынь в руках и поднимая бедра выше. — По мне так песок и пальмы на маленьком острове в Тихом океане гораздо интереснее! Там нам не придется одеваться, а ты сможешь пить шампанское и приставать ко мне в общественных местах без ущерба для своей репутации. — Там не будет общественных мест, — рассмеялся я, поцеловал его в плечо, дотянулся до телефона и набрал знакомый номер. — Вот и я о том же! — Босс, мне нужен отпуск, — сказал я спокойным голосом, вбивая любимого в постель медленно и длинно. Кто сказал, что мужчины не могут делать два дела одновременно? Может, натуралы и не могут, но я же не они! — Полагаю, на месяц? — рассмеялся Босс. — Твой любимый — просто нечто. Он намеренно сдал тебя с потрохами и пригласил меня к вам в гости. Ты в курсе? — Да, Санек у меня такой, решительный, — улыбнулся я, прижимаясь к нему всем телом и обхватывая за шею рукой.       Зарылся в рыжие волосы на затылке носом и принялся водить бедрами по его ягодицам по кругу, забравшись в них на всю длину. Он застонал вслух: — Ежи-ик, хватит болтать! Делом займись! — Береги Санька, Максим, — рассмеялся Босс, — и езжай в отпуск. С Потаповой я сам поговорю. — За это отдельное спасибо, — сказал я, с трудом удерживая рвущийся наружу стон. Рыжик не терял время даром. Еще пара минут в таком темпе, и я потеряю разум надолго.— Меня она за отпуск и за Санька точно бы покусала. — Хва-тит бол-тать! — громко застонал Рыжик. — Босс! Если вы не извращенец, то повесите трубку немедленно.       Босс отключился, даже не попрощавшись, а я принялся усиленно готовиться к первому за все время моей работы отпуску. Прощайте туман, одиночество и размеренные серые будни. Теперь в моей жизни будут солнце, секс и решительный Рыжик, который любит меня таким, какой я есть, и никогда больше не позволит мне заблудиться.