Ненависть

В 1844 году эта ненависть стоила пять долларов. Когда По пришёл к Гризвольду, дверь открыл он сам. Гризвольд самодовольно посмеивался и запахивал на себе халат, смотря, как дождевые потоки стекают по плечам его недруга. Разъяренный, униженный По сжимал зубы и вспоминал смертельно больную Виргинию, а монеты позвякивали в кармане, и было уже всё равно, что с полей цилиндра льётся вода. Пусть только Виргиния улыбнётся. Пусть только хватит денег и на еду, и на дрова. Как это мало – пять долларов. Через год он вернулся, и Гризвольд, казалось, уже не был так груб. Он впустил его в свою гостиную, сам предложил вино, сигару и разговор. «Да-да, конечно, – говорил он, улыбался как-то таинственно и оглаживал густые бакенбарды, небрежно доставая из шкатулки пятьдесят долларов. – Как там ваша жена? Может быть, дать больше?» По казалось, что в третий раз он не вынесет. Или она. Кто-то из них двоих – точно. Потом Виргиния умерла. Её чудные серо-голубые глаза остекленели, а окоченевшие руки больше не гладили шерсть кота, которого По за недостатком дров заботливо подкладывал к Виргинии для тепла. «Помогите!» – хотелось крикнуть По, когда он вставал за кафедру для чтения очередной лекции, но он молча собирал листы бумаги и говорил какую-то малозначимую чушь. Не хватает тепла, не хватает вина. Где кот, неужто умер, миссис Клемм? Ха-ха! Легко тут жить, когда денег хватает либо на пойло, либо на еду, либо на дрова. Лучше выпить, Руфус, так проще забыть, что… А что забыть? Уже не помню, дружище! По плакал и смеялся, а Руфус Гризвольд с раздражением смахивал его руку со своего плеча. В 1849 году эта ненависть стоила один доллар – цену посмертного издания. Гризвольд щедро добавил в него и толику своей снисходительной жалости. Было легко писать про сумасшедшего пьяницу и обладателя немалого числа пороков, а ещё легче – про его странные и извращённые произведения. В камине, сворачиваясь чёрной стружкой и рассыпаясь, сгорали разгромные рецензии По на стихотворения Гризвольда. Вороша кочергой угли, Гризвольд думал: «Я вернул себе долг». Он повторял это днём, в редакции, и ночью; снова подходил к камину и доставал обрывки статей По, читая обглоданные пламенем фразы. Он ходил по спящему дому, слушал размеренное дыхание членов своей семьи и думал, что дал бы, чёрт побери, снова эти пятьдесят долларов за возможность вторично предложить По сигару и напряжённый диалог на страницах «Graham’s Magazine». Кажется, эта ненависть на самом деле была бесценной.