***
1979 год
– Опять сопли на кулак наматываешь, – Беллатрикс перегибается через спинку дивана и смотрит на Нарциссу испытующим взглядом. – Пять лет женаты – и ничего не меняется. Ты вечно в слезах. Роди ему ребенка, и всё наладится, слышала – это помогает. – Просто что-то в глаз попало. Она никогда не плачет. По крайней мере, так считают окружающие – все, кроме Беллатрикс. Та умудряется всякий раз застать Нарциссу с красными глазами. Хоть и видятся сестры в последнее время нечасто. – Что на этот раз? Нарцисса молчит. Она стирает слезинку, глядя в зеркальце, старается не смотреть на припухший нос и дрожащие губы. Всё внимание выше, к глазам, не смазать макияж – полный дом гостей, а она так хотела выглядеть идеально. – Он тебя бьет, что ли? – Что за чушь ты несешь, Белла? – Нарцисса поворачивается и смотрит на сестру с возмущением. – Я просто пытаюсь понять. Ты живешь, как во дворце. Супруг у тебя – кровь с молоком, притом чистая кровь. Любая под него лечь готова, а ты ноешь. – Замолчи! Белла подходит к зеркалу и поправляет прическу. Смолянисто-черные волосы похожи на тугие пружины – того и гляди уколешься. – Тогда в чем проблема? – Они смотрят, – Нарцисса расправляет платье, руки дрожат, а плечи опускаются – снова хочется плакать. – Они на меня смотрят как на проклятую, будто у меня кто-то умер. Или я сама больная и скоро умру. Волосы Нарциссы спускаются по плечам мягкими волнами, она заправляет прядь за ухо. Беллатрикс улыбается. – А чего ж ты хотела, сестренка? Чтобы гости восторгались твоими новыми шторами? Ты – главный цирковой номер этого вечера. – Но я не прошу, чтобы меня жалели! Не надо. Меня. Жалеть, – Нарцисса чеканит слова, потому что слезы душат, мешая говорить складно. – У меня всё хорошо, понимаешь? – Они просто догадываются, каково это, когда твой муж два раза в неделю исчезает из дома. И ищи-свищи его, где хочешь. – Но я знаю… – О да, ты знаешь, где он проводит время. И с кем. И чем занимается в этом своем элитном клубе. Только все те дурёхи чистокровные считают, что он у тебя хуже пропойцы. Уж лучше бы пил! Или все деньги на квиддичном тотализаторе спускал. Даже борделями их не удивишь. А здесь… В наше время лучше быть женой Пожирателя смерти, чем дуэлянта. Нарцисса закусывает губу и смотрит на сестру. Она пытается подобрать слова, чтобы объяснить – нет в этом ничего дурного. – Да чем лучше-то! Ты же знаешь, у Лорда может быть всякое… Никто не застрахован. Беллатрикс хохочет. – Нарцисса, ты такая наивная, только подумай: когда мужья уходят ночью, потому что Темный Лорд призывает – это нормально. Потому что у нас есть общая цель. А когда Люциус тащится в этот закрытый клуб, в любую свободную минуту, всем ясно – он на этом помешан. Зависимость, а не обязанность! Он же повернут на своих дуэлях. Надеюсь, он скоро станет посвящать Лорду куда больше личного времени. Тебя бесит, что они так смотрят? Да они всё ждут, когда ты траур наденешь. Или когда у Люциуса крыша поедет и он тебя до смерти запытает, как тот… как его? – Хватит! Она не хочет никого слушать, потому что окружающим просто не понять. Нарцисса откладывает зеркальце на трюмо (хотя так хочется швырнуть им в стену) и поднимается, поправляя платье. – Я не страдаю из-за увлечений Люциуса. И не запрещаю ему. Это его личное дело. Беллатрикс всматривается в лицо сестры и морщится. – Ну и дура.***
1970 год
– Как ты только до этого додумался? – интересуется Нарцисса. Она сидит на диване в гостиной Слизерина, поджав под себя ноги. – В правилах школы почерпнул, где еще, – Люциус довольно улыбается. – В строке «грозит отчислением». – По-моему, это глупость. Я просто не понимаю… – Мы учимся, Нарцисса. Нам никогда не покажут здесь настоящую дуэль. Как можно научиться искусству боя, если на ЗОТИ мы только Экспеллиармус отрабатываем? Ты кроме него хоть что-то знаешь? – Знаю. В отличие от некоторых я учу. Эванеско, Инкарцеро… – Это защитная магия. А как ты будешь нападать? – Зачем? – тихо интересуется Нарцисса, поправляя галстук. Люциус качает головой. Она напрочь отказывается понимать его стремление быть во всем лучшим. Самым сильным, самым ловким, изворотливым и умным, чтобы добиться всего, как отец, дед, как все его предки – настоящие Малфои. – Чтобы всегда получать то, чего желаешь. Найти границу собственной силы. – Люциус, есть законы. – Знаю, – он придвигается ближе, как бы невзначай касаясь ее колена. – Для меня нет законов, есть сила. Министерство просто хочет всех контролировать, но это невозможно. Мы сильнее, чем мы думаем, Нарцисса. Мы способны на большее! Нарцисса смущается, краснея, но не отстраняется. – А если кто-то узнает, если тебя выгонят из школы? – Не выгонят. Я тщательно проработал правила, продумал все детали, так что о Дуэльном клубе никто не узнает. Пойми, мне это необходимо… – Люциус улыбается, потому что замечает мурашки на ее шее, и осторожно касается этого места губами. Ему можно, родители уже спланировали их свадьбу. – Люциус… – бормочет Нарцисса, перебирая его волосы. – Это опасно? – Для меня нет. Послушай, – он тянется к книге, припрятанной за подушкой, пролистывает страницы. – Существует три типа дуэли: состязательная, карательная и дуэль чести. Состязательная и карательная – это мелочи. В первой главное – обезоружить противника. Да ты знаешь, в эти игры мы играли на ЗОТИ. Вторая продолжается до первой капли крови. Видишь, здесь нет ничего страшного, главное – контролировать себя и своего соперника. Нарцисса хмурится, а Люциус улыбается, понимая, что она беспокоится за него, и это греет душу сильнее камина в гостиной и теплого пледа на их ногах. – А дуэль чести? – До смерти одного из противников. Нарцисса смотрит обеспокоенно: – Люциус… – Не бойся, я не думаю, что будут вызовы на дуэль чести. Должна быть веская причина, например, оскорбление чистокровного рода. А еще необходимо искренне желать возмездия, чтобы магия приняла дань – каплю крови того, кто вызывает на битву. Это происходит не всегда. Лишь в том случае, когда оба участника готовы забрать друг у друга жизнь за честь. Ты только представь, как сильно нужно ненавидеть кого-то. Нарцисса кивает и гладит его ладонь, но молчит. О чем она думает, Люциус не знает, но по телу бродит адреналин. Идея кажется ему невероятно увлекательной – забыты уроки, работа старосты и команда по квиддичу. Все его мысли уже две недели сосредоточены на новой занятной игре. – Ты уверен, что это просто игра? – Конечно. Никто не пострадает. Максимум – пара синяков.***
1971 год
Нарцисса не может уснуть. Теперь каждый раз, когда по школьному радио вдруг передают прогноз погоды, она вздрагивает, предвкушая бессонную ночь. Это их сигнал. Ровно в три часа ночи, когда сон младшекурсников самый сладкий, а никто из учителей в коридор и носа не высунет, члены дуэльного клуба поднимаются на подиум, чтобы бросить жребий. Некоторые пары известны еще перед началом дуэли: кто-то отдавил кому-то ногу, не позволил ответить на зельеварении или увел девушку, остальные же вытягивают имена оппонентов из большой шкатулки. Так мелкие школьные обиды перерастают в настоящие, почти взрослые дуэли. Люциус всегда берет с собой зелья – вдруг кто-то поранится. И не зря. «Первая капля крови» слишком часто перерастает в глубокие раны. Так продолжается уже три месяца, минуло Рождество, а учителя всё еще ничего не замечают. Люциус словно завораживает их – ответственный, умный, всегда готов прийти на помощь любому. Первокурсникам он кажется идолом – ему можно поклоняться, делать всё, чтобы заслужить одобрение. Вот только Люциус никак не может найти общий язык с Августом Руквудом – шестикурсником со Слизерина. Этого полноватого подростка он называет глупцом, зазнайкой. Нарцисса то и дело слышит гневные тирады о нагретом местечке загонщика в «Холихедских гарпиях», куда собирается определить того отец после школы. Всё это Нарциссе не нравится, она видит, как раздражается Люциус. В последнее время Руквуд – его постоянный оппонент в карательной дуэли. Несколько дней назад Люциус явился в комнату весь в крови. Кровь принадлежала не ему, это было очевидно, но Люциус казался донельзя возбужденным и довольным. Нарцисса боялась спрашивать, потому что страшнее всего на свете было получить ответ: ее жених убийца – он прикончил Августа Руквуда. Угадать имя его последнего соперника было нетрудно. Задыхаясь от липкого страха, Нарцисса спросила: "Кто?", но получила лишь краткое: "Он живой. Я немного увлекся". После той ночи Нарцисса и вовсе не может сомкнуть глаз. Ей всюду мерещатся каменные стены Азкабана - тюрьмы, в которую она станет приходить в надежде вымолить свидание. Хотя бы одно за десятки лет заключения. Во что превратится ее жизнь? В бесконечное ожидание? Думать об этом Нарцисса не хочет. Так же как она не желает представлять, на что способен Руквуд, как он может отомстить Люциусу за раны. В спальне всё еще темно, девочки спят очень тихо – никто не храпит, не бормочет во сне. Только Нарцисса хрупкой тенью бродит у окна. Она приглядывается к темным макушкам деревьев, надеясь, что совсем скоро солнце вынырнет из плотной стаи облаков. Это будет означать только одно: можно навестить Люциуса. Члены дуэльного клуба разбредутся по комнатам, всё закончится, чтобы повториться вновь. Нарцисса спускается в гостиную. Спальня мальчиков на противоположной стороне. Сейчас там нет никого: Нотт, Гойл, Лестрейндж, Крэбб – все проводят время в дуэльном клубе. Зато когда они вернутся, можно будет забраться в кровать Люциуса, прижаться к его разгоряченной коже и слушать рассказы о заклинаниях, о дуэлях, победах и проигрышах. Нарциссе неловко от того, что делает с ней Люциус под одеялом, накрывая ее губы ладонью, чтобы никого не разбудить. Но это лучше, чем гадать до утра – жив ли? Зачем только она разрешила ему играть в эти взрослые игры?***
Люциус шагает по коридору, пытаясь разыскать пропавших ребят. В мужских спальнях снова пустуют кровати – куда они отправились после отбоя? В библиотеке слышны голоса. Люциус ухмыляется: неужели слизеринцы настолько полюбили читать? – «Я весь горю! И наши тела сплелись бы как…» Постой ты, не могу прочитать… А, неважно. Вот самое интересное: «Но вкладывать деньги в сомнительные политические прожекты без собственной выгоды я не намерен. Вот если бы Ваше Величество согласились отдать мне руку и сердце…» – Жмот! – парни смеются, а Люциус останавливается перед библиотечными стеллажами. Он прислушивается, пытаясь понять, что заставило пятерых слизеринцев так шуметь в полночь. – А вот еще отличный момент: «Прошу вас убедиться, что подобный брачный контракт пойдет на пользу стране». – Ага, сначала выклянчил у нее полмиллиона фунтов, а потом – польза стране. – Что здесь происходит? Что за сборище? Мистер Руквуд, мистер Бэгмен? Нотт? Мне начать снимать баллы с собственного факультета? – А вот и он, – все дружно хихикают, а щеки Люциуса белеют. – Мне повторить свой вопрос? – Слушай, тут Руквуд откопал кое-что про некого Люциуса Малфоя… – Первого, – добавляет Бэгмен, вызывающе улыбаясь. – Похоже, твой прадед. Или прапрадед. – Жмот такой, – Руквуд качает головой, причмокивая. – Ах, вот как вы свои денежки накопили. Воровали да у магглов клянчили. Даже у королевы он успел попросить. В обмен на руку и сердце. Дружный хохот заставляет тело Люциуса мгновенно напрячься. Он бледнеет сильнее, а по спине пробегает холодок. – Что. Ты. Несешь? – Я нашел это письмо в Отделе тайн. Вернее, мой отец нашел. Далеко же твой папочка запрятал тайны вашего продажного семейства. – Как ты смеешь? – Люциус вырывает палочку и в два счета припечатывает Руквуда к стеллажу. Огромная конструкция угрожающе пошатывается, одна из книг падает на пол. – Тише, вы что! – шикает Нотт, оглядываясь по сторонам. – Всё, хватит, Люц, он же пошутил. Но Малфой не сводит взгляда с Руквуда. У того одутловатое лицо напоминает хэллоуинскую тыкву – злобная улыбка, горящие глаза. – Что ты мне сделаешь? – Дуэль, – бормочет Люциус онемевшими губами. – Дуэль чести. Я, Люциус Малфой, вызываю тебя, Август Руквуд, на дуэль чести! – он взмахивает палочкой, и капля крови срывается с кончика пальца, падая на серый ковер. Улыбка Руквуда уже не такая задорная, а в глазах плещется страх. Люциус до последнего думает, что не получится, пока не видит, как капля крови исчезает с ковра и серо-зеленое сияние поднимается вверх. – Я, Август Руквуд, принимаю вызов. Протяни руку, идиот, – бормочет Руквуд, стягивая перчатку. Люциус старается сосредоточиться, но пальцы дрожат. Он сжимает теплые и пухлые пальцы Августа. – Остановите это, – шепчет Гойл. – Вы свихнулись, придурки? – Уже поздно, – Люциус наблюдает, как сияние опутывает их руки тонкими серебристыми нитями. Они тают, окрашиваясь в алый цвет. Время идет, но нужные слова никак не находятся. Все молчат, понимая, что уже поздно что-то обсуждать – вызов принят. – До смерти, да? – Нотт сжимает плечо Люциуса. – Да. – Не хочу умирать, – бормочет Руквуд, глядя Малфою в глаза. Тот и сам не знает, что сказать, он просто мотает головой, пытаясь прогнать дурные мысли. – Руку отпусти! – Это обязательно? – встревоженно спрашивает Бэгмен. Люциус молчит, потому что и сам не знает ответа. – А если не до смерти? – Нотт выглядит полным олухом. Рыжие волосы растрепались, по щеке скользит не то пот, не то слезы. – Да не знаю я! – не выдерживает Люциус и вырывает из рук Руквуда злосчастное письмо. – Ты нас угробил, – подытоживает Гойл. – Прекрати истерику. – Нас из школы выставят, – продолжает тот. – Меня отец убьет. Люциус не слушает. Он прячет письмо в карман, убирает палочку на место и наступает ногой на ковер, в то самое место, где только что была капля крови, втайне надеясь, что она просто впиталась и все еще там. Что дань не принята – дуэли не будет. – Думаешь, мы должны сделать это сейчас? Они с Руквудом шагают по коридору, стараясь не шуметь. – Нет. Не сегодня. – Я не о сегодня. Я о… Мы можем сделать это позже. Спустя несколько лет. – Это бесчестно. – Я знаю. Но хочу жить, – уверенно подытоживает Руквуд. – Ты сильнее. И так понятно, кто победит. Люциус и сам понимает, что итог битвы предрешен. Только паршивое ощущение собственной никчемности накатывает ледяными волнами. Сильнее-то сильнее, а если не повезет? – Надо узнать, – бормочет Люциус и останавливается у двери в гостиную. – Надо просто узнать, какие условия. И всё будет ясно. – Что будет ясно? – Можно ли… потом. – Дурак ты, – фыркает Руквуд и шагает вперед. – Дурак. У тебя же невеста. Тут Люциус вспоминает о Нарциссе и понимает, что действительно влип. Он до последнего сомневается, сказать или нет. Только слухи его опережают.***
– Ты его убьешь, – Нарцисса смотрит перед собой. На ней чужая ночная рубашка, сползающая с плеч, и теплые носки. Она собиралась в спешке и теперь сама не знает, куда так торопилась. Люциус молчит, устроившись на подоконнике. Его соседи исчезли, как только увидели Нарциссу у двери. – Кто тебе сказал? – Руди. – И зачем? – Потому что Белла просила его ничего от меня не скрывать. Если что-то случится с тобой. – Тряпка, – бормочет Люциус. Нарцисса вглядывается его силуэт в проеме окна. – Ты его убьешь, Люци. И попадешь в Азкабан. – Не попаду. Никто не узнает, что он мертв. Мы найдем способ избавиться от тела. Это нетрудно, есть подходящие чары. – Ты не хочешь его убивать. – Не хочу. – Ты поэтому такой?.. Время тянется, словно патока. Нарцисса поджимает под себя ноги, но они мерзнут, несмотря на теплые носки. Люциус молчит. – Не поэтому, – наконец отвечает он, а Нарцисса напряженно пытается вспомнить, какой вопрос задавала, и интересуется наобум: – А почему? – Потому что боюсь умереть. От этих слов Нарциссе становится жутко. Сердце стучит, как у загнанного зайца, а на глаза наворачиваются слезы. – Нет, нет, – шепчет она. – Не говори так. Ты сильнее его, это все знают. Руквуд умрет. Мне даже Гойл это сказал. Скажи, что просто боишься убить… Что ты не убийца. Люциус поворачивает голову, он смотрит на нее в упор, но полумрак скрывает его взгляд. Кажется, что глаз у него нет вовсе – вместо них бездонные темные дыры. Нарцисса вздрагивает и обнимает подушку. – Я не боюсь убивать. Я боюсь умереть, разве это не логично? Этого она слышать не хочет. Стараясь заглушить слезы, Нарцисса забирается под одеяло, прячет голову под подушку, чтобы никто не видел и не слышал ее истерики. Ведь она не истеричка и никогда не плакала перед мужчиной. Проходит несколько напряженных секунд, и прохладные руки касаются ее бедер, вытягивают Нарциссу из-под одеяла рывком, убирают прочь всё лишнее. Она напряженно откашливается, понимая лишь сейчас, что воздуха под подушкой не было совсем, а теперь он появился и можно дышать, но страшно. Она всхлипывает и прижимается к Люциусу, дрожа всем телом. – Но я не умру, – изрекает он удивленно. – Оплакивай Руквуда. Нарцисса прячет лицо на его груди и вдыхает запах Люциуса – пряный, с легкой имбирной горчинкой, пока слезы сами не перестают литься. Когда она наконец решается посмотреть в его глаза, в комнате уже светло. Солнце встало и заглядывает в окна, золотистые лучи трогают ее кожу, словно напоминая: а вот и рассвет, ночь закончилась. – Дуэль можно перенести? – Она должна состояться. Рано или поздно. Нас связывает магия. – А если не состоится, что тогда? Люциус молчит, долго, напряженно. Наконец произносит: – Тогда мы бесчестные… ничтожества. И мне стыдно за себя перед родом. Они бы не струсили, никто из них не струсил бы. Нарцисса хочет кричать: «Пусть! Оставайся бесчестным ничтожеством, ты нужен мне и таким, ведь лучше быть бесчестным, чем мертвым.» Хочет кричать, но молчит, потому что Люциус вдруг предупреждающе поднимает палец. – Он оскорбил мою семью. Этого я простить не могу. На его щеке танцуют золотые лучи солнца.***
«Форма одежды дуэлянта: черная мантия и белая рубашка с закатанными рукавами, чтобы уличить мошенника в обмане – вдруг он задумает спрятать что-то?» Люциус поправляет мантию, прячет палочку в карман на поясе. «Палочка должна быть как можно ближе к правой руке, если маг – правша». Между ними тридцать шагов. Руквуд тяжело дышит и смотрит на Люциуса с другого конца зала. – Сходитесь, – шепчет Лестрейндж и откашливается, повторяя увереннее и громче: – Сходитесь! «Для дуэли чести необходимо наличие двух независимых секундантов. По решению дуэлянтов при отсутствии должного судейства один из секундантов назначается рефери». Люциус шагает с достоинством, а Руквуд сбивается с шага. Они останавливаются друг напротив друга. – Поклоны… У Руквуда этот элемент выходит удачнее, а Люциус роняет палочку – она в первый раз в жизни выскальзывает из кармана на поясе. – Дурной знак, – подмечает Лестрейндж. – Заткнись… – палочка ловко возвращается на свое место, и Люциус кланяется снова. Бэгмен озирается по сторонам. Он пришел сыграть роль секунданта для Руквуда, только никак не может разобраться, что нужно делать. Чтобы не показаться лишним, он бормочет: – Пусть выживет сильнейший. Лестрейндж шикает: – Послал Мерлин дебила. Лучше вообще молчи. – Всё? – спрашивает Руквуд, замерший на расстоянии одного шага от Люциуса. – Да. Пошли, – фыркает Люциус. Время словно замедляется. Он поворачивается спиной к врагу, делает три размеренных шага и разворачивается. Его рука проворнее, заклинание слетает с кончика палочки: – Эварто статум! – Протего! Голоса сливаются, но Руквуд не успевает. Заклинание задевает его и отбрасывает назад, вместе с неумело выставленным щитом. Руквуд уже на ногах, и Люциус не успевает ровным счетом на долю секунды. – Только не… – Коньюнктивус! – Глаза застилает плотная пелена, в сердце рождается паника. Люциус моргает, пытаясь различить хоть что-то, но безуспешно. Он не видит, не видит, не видит ничего. – Мамочки, – шепчет Бэгмен. – Люц… Люциус взмахивает палочкой почти наугад, с кончика палочки слетают искры. – Импедимента! – ничего не выходит. Чужое заклинание жалит его в плечо, что-то горячее стекает по руке. – Мордред, да останови ты его! – в голосе Бэгмена слышатся нотки страха. – Заткнись! – Экспеллиармус! Инкарцеро! Ступефай! – Люциус взмахивает палочкой, рука помнит движения, но не выходит, не выходит ничего. Он ощущает Руквуда, тот совсем близко и замер, потому что сам не ожидал такой легкой победы. Он сомневается, следует ли добить жертву. Люциус бы не сомневался ни секунды. – Секо, – заклинание снова режет по руке. По той, которой нужно держать палочку. Пальцы сжимают рукоятку сильнее. Почему не работает магия? Под веками алые вспышки, в ушах шумит, и Люциус падает на колени, проваливаясь в собственный страх. – Август, не надо! …В саду мэнора Нарцисса завязывает ему глаза шелковой лентой. Они бегают между деревьев, и Люциус пытается отыскать ее на ощупь в темноте. – Акцио Нарцисса! Но под руки попадаются лишь нагретые солнцем стволы яблонь. Ветки бьют по лицу, а ее смех доносится откуда-то издалека – звонкий, мелодичный, родной. – Акцио! Акцио! Моя Нарцисса. – Ты должен видеть предмет, на который накладываешь чары, Люци. А ты меня не видишь. Ничего не выйдет. Ищи так. Люциус трясет головой и поднимается, судорожно перебирая в памяти заклинания, для которых цель не требуется. Те, для которых важна суть, сила… Как хорошо, что он всегда интересовался темной магией. На этот раз она приходит на выручку. – Адеско файр! – произносит Люциус из последних сил, стараясь акцентировать внимание на образе – огромный дракон с зубастой пастью. Сейчас главное – удержать его под контролем. Лестрейндж вскрикивает, Руквуд тоже, но громче, видимо, дракон задевает его крылом. – Фините! – кто-то, кажется, Бэгмен, снимает с Люциуса заклятие слепоты. Он моргает, стараясь не потерять контроль над огнем. Стены объяты пожаром, огненный дракон – жуткий в своем великолепии – возвышается над Руквудом и пышет жаром. Август из последних сил пытается удержать щит. – Черт, черт, черт, – бормочет Лестрейндж. Люциус взмахивает палочкой, направляя дракона прочь из комнаты – тот, поджигая по пути шторы, вылетает в открытое окно и мчится к Черному озеру. Руквуд падает на спину, раненный, но живой. – Идут! – в комнату врывается Нотт, смотрит ошалевшим взглядом на полыхающие стены и Люциуса. – Агуаменти! Агуаменти! – брызжет вода, но огонь разгорается сильнее. – Стой! Не поможет. Это темная магия! – Лестрейндж бросается к Люциусу. – Уходим! Оставь это всё, пусть горит! Надо сматываться! – Если бы я видел Руквуда, он бы уже сгорел, – шепчет Люциус из последних сил, потому что белая рубашка насквозь пропиталась кровь. – Знаю. Тем временем Бэгмен и Нотт пытаются выволочь Августа из комнаты. Его ноги заплетаются, а лицо покрыто красными волдырями. – Скорее, – Люциус еле идет, хватаясь за плечи Лестрейнджа. Путь до спальни кажется ему самым трудным в его жизни. Знакомый зеленый ковер, теплая кровать и одеяло, блаженная темнота. – Ну что там? Руквуд – труп? – спрашивает кто-то. – Спать! Всем спать, – бормочет Лестрейндж и тушит свет, спешно уничтожая следы крови на ковре. Где-то вдалеке хлопает дверь спальни шестого курса. Нотт и Руквуд тоже успели, добрались. Дверь распахивается снова через пару минут. Слагхорн освещает Люмосом комнату и оглядывает кровати. – Кто? Мальчишки приподнимаются, глядя на декана сонными глазами. Люциус очень старается сделать вид, что только проснулся. Но выходит с трудом. – Профессор? – Дуэль? Кто? Тишина в комнате кажется слишком единодушной. – Где-то была дуэль? – Дураки вы, дураки… мальчишки, – бормочет Слагхорн и качает головой. – Кого нет? Люциус ухмыляется, прислоняясь к спинке кровати и больше всего опасаясь, что одеяло быстро пропитается кровью. – Все на местах, профессор. Вы же видите. Это не мы, все спали. Может, шестой курс. – Может, – профессор проходит вдоль кроватей, приглядывается к каждому с неподдельным интересом. – Ладно. Спите. Но если я узнаю… Дверь захлопывается, заглушая стон Люциуса. Слизеринцы терпеливо ждут, зная, что Слагхорн не так уж прост – он вполне может караулить за дверью. Выдавать себя нельзя. Они прислушиваются к шагам и перестраховываются до тех пор, пока до них не доносится хлопок двери в спальне напротив. Слагхорн пошел проверять шестой курс. Слизеринцы тут же вскакивают с кроватей и стаскивают с Люциуса одеяло. – Надо к врачу. Точно надо к врачу. Помфри зовите! – Ты свихнулся?! Нам тогда всем конец! Блэк позови. Живо! Она знает, что делать! – Где зелья? – В тумбочке. Давай всё сюда. Люц, не отключайся. Ты слышишь? Не отклю…***
1979 год
В большой трапезной комнате сегодня шумно. Нарцисса садится рядом с мужем, ловя его осторожный взгляд. Гости за большим столом, похоже, скучают. Все взгляды тут же устремляются к Нарциссе. «Что там говорила сестра о цирковом номере?» – Простите, что задержалась. Мы с Беллатрикс беседовали. Люциус присматривается к ее глазам, пробегает взглядом по щекам и носу. Нарцисса не отворачивается, она ждет – поймет или нет? Она знает, что следов от слез не осталось – косметические чары всегда работают безотказно. Только и Люциуса обмануть не так просто. – Завтра у нас особенный гость, – виновато сообщает он и, опустив голову, рассматривает кольцо на её безымянном пальце. – Старый друг по Хогвартсу… Август Руквуд. От этого имени в душе Нарциссы что-то холодеет. – Он не был у нас, – шепчет Нарцисса, стараясь, чтобы никто из гостей не уловил этот тон, – ни разу. – Не был… – Но завтра он приедет. – Приедет, – спокойно повторяет Люциус, словно ожидая, что она прочтет между строк. Нарцисса читает. Она понимает: за ними должок – старый, жуткий должок. Ей не хотелось бы снова пережить это. Не сейчас, никогда. – Я беременна, Люциус, – шепчет Нарцисса сдавленным голосом, сердце стучит быстрее. Не так она хотела бы сообщить об этом и не сегодня, но выхода нет. – Перенеси визит Руквуда. Я не справлюсь, если… Люциус тоже умеет читать между строк. Он смотрит на нее удивленно и откидывается на спинку стула с едва заметной улыбкой. – Хорошо. Я перенесу встречу, – он осторожно берет ее за руку и сжимает пальцы. – Перенесу снова. На пару лет. Давно ты узнала? – Нет. Только вчера. Нарцисса закрывает глаза, наслаждаясь близостью супруга. И в этот момент ей всё равно, что гости снова смотрят на нее с жалостью. Она понимает: Август Руквуд не сидел сложа руки все эти годы. Теперь он сотрудник Отдела Тайн, а победить невыразимца в схватке не так просто. Да и за участие в дуэли еще ни один из них не оказался в Азкабане. Нарцисса ловит на себе счастливый взгляд супруга и кивает ему задумчиво. В это самое мгновение ей кажется, что когда-нибудь всё закончится: Люциус отдаст долг чести и вернется живым. Напротив садится Беллатрикс, она поднимает бокал во славу Темного Лорда, момент упущен, и уверенность утекает сквозь пальцы. Одно безумие в их семье сменяется другим, годы идут, а детская игра давно стала смыслом жизни. И вряд ли у нее будет скорый конец. – За Темного Лорда! За новое будущее!