У вулканцев нет богов

Первое, что Спок замечает в этом, другом капитане - темные, другие глаза. Лишь потом - более острые скулы, синяки под глазами и черную форму, обтянувшую намного более худощавое тело. Форма застегнута неровно и не всегда правильно, и смотрит этот Кирк неровно и неправильно, вглядывается глубже, голову наклоняет сильнее. Указательный палец медленно и неровно касается нижней губы, ложится на нее, будто в жесте тишины, и опускается вниз, оставляя рот слегка открытым. - Спок? - спрашивает он певуче медленно. - Ты странный. Удивительно, что он вообще может что-то застегивать и как-то двигаться. В таком состоянии. Темный - не цвет. Темный - это зрачки под стимулятором. Спок не знает, под каким, и не уверен, что хочет знать. - А где твоя борода? - все так же певуче спрашивает капитан тоном любопытного ребенка. Ему плевать, что его высокие ботинки стоят в луже крови, что вокруг них три трупа, и все пали от его руки. Как он стреляет в таком состоянии - а стреляет он точно, Спок видел, - загадка. Его рука решительно ложится на щеку Спока и ведет к уху, на лице - задумчивость. Спок замирает, слыша отголоски волшебного пения сирен в голове капитана. Становится ясно, что принимает этот Кирк. Как он еще соображает в таком состоянии? - Джим, - раздается голос сзади, голос знакомый, но чужой и полный тщательно скрытой ярости. - Где твоя охрана? Кирк медленно поворачивается, щурится и послушно отходит от Спока. Джим. Звучит почти как пощечина. Или как знак с красной предупреждающей каймой. Или как звон цепи на шее. Или как молитва. Спок поражается всем этим метафорам, рожденным от реакции на свой собственный голос - или не свой, своего двойника, оказавшегося рядом с капитаном. Подарив настороженный и почти не удивленный взгляд, чужой Спок - теперь очень даже известно, чей, виднее и быть не может, - спешно, отточенным движением, выдающим привычку, застегивает на форме капитана все пуговицы так, как надо, встряхивает за плечи, без капли брезгливости вытирает тонкую ниточку слюны из приоткрытого рта. Даже отсюда Споку видно, что этот жест вызывает в его двойнике эмоции - и ни одна из них даже отдаленно не похожа на отвращение. Становится ясно, как этот Джеймс Кирк вообще может жить с тем, что поет у него в голове. Неясно только, как при всем этом он еще может сосредотачиваться на реальном мире. А он может. В глазах становится видна голубая радужка, взгляд приобретает осмысленность. И этот взгляд нехорошо смотрит на Спока. - Ты ликвидировал последних мятежников? - спрашивает Кирк у своего старпома. Двойник вулканца кивает, видимо, вопрос для обоих риторический. - Сколько осталось верными? - Триста сорок пять, не считая нас и его. - Скотти? - Лично убил восемь инженеров-бунтовщиков, остальных отправил в камеру агонии. - Прекрасно, - отпечатывает капитан без всякой эмоциональной подоплеки. - Кто он такой, Спок? У него странная реакция на меня. Голубые глаза, все еще слабо видные за темным зрачком, режут, ухитряясь гладить, у Спока сдвиг реальностей и крушение картин мира. Вулканская сторона в перезагрузке, человеческая сочиняет поэмы и метафоры. Возможно, его просто задело волной наркотического опьянения от капитана. Или от взгляда капитана. Или от прикосновения капитана. Или от хлесткого «Джим» тоном отца, брата и мужа. Двойник морщится - самому Споку это очень хорошо видно. - Он из другой вселенной. Такое уже бывало. - Действительно? Ах да, я, наверное, как всегда забыл, - смеется Кирк. - Конечно, Джим, - подтверждает двойник, и эта ложь слетает с языка так естественно, словно всегда там была. Или может его двойник верит в нее больше, чем во что-то еще. Верит в капитана. Пение сирен в голове часто отъедает куски памяти - им обоим должно быть это известно. А потом двойник аккуратно берет руку Кирка в свою: - Тебе лучше вернуться на мостик и сделать заявление. Охрана! - зовет он в коммуникатор, - Капитана - на мостик. Отвечаете лично. Кирк кивает, улыбается открыто и нежно и проводит по ребру ладони двойника неожиданно четким движением двух пальцев. Спока пронзает понимание: его двойник верит не в капитана. Он верит в Джима. - Я настрою транспортатор, - поясняет двойник. - Иди за мной. По палубам все еще разлита кровь - теперь больше, чем когда Спок шел по ним. Бунт на корабле. Здесь совсем другие порядки. Здесь даже он сам - другой. Спок молчит, он слишком шокирован увиденным и не знает, что сказать. Не знает, какие слова могут заглушить ужас. У вулканцев нет богов. Никто не обещает им адские вертепы, но и молиться тоже некому. - Я видел, как ты на него смотрел, - говорит двойник, и затаенная ярость слышна в придыхании вулканской речи. - Не смей думать о нем плохо. Не смей вообще думать о нем. - Принятие наркотических веществ нерационально, - возражает Спок. Двойник с болью смотрит на него, от вулканца в нем - только внешность и манера речи. - Джим принес мне голову Нерона и спас мою мать, потому что плевал на рациональность, - поясняет он холодно. Спок вздрагивает. В этой вселенной мама жива - какая она? Как она смотрит на Кирка? Знает ли она? Понимает ли Сарек? - Ионный шторм все еще продолжается. Через минуту я завершу настройки, и ты вернешься к себе, - Спок не знал, что его голос может быть таким. Он все равно должен сказать это. - Если капитан не прекратит принимать наркотик, он умрет в лучшем случае через год и пять месяцев. В худшем… Грохот проломленной стены не дает ему закончить. Борода придает двойнику странные - земляне бы сказали, жестокие, - черты. Но взгляд выдает отчаяние. - Не смей говорить мне об этом. Отправляйся назад, в свою рациональную жизнь, - каждое слово четко, размеренно врезается в мраморные плиты, высекая искры и буквы, - Ты называешь его «капитан Кирк», потому что ничто больше не приходит тебе в голову. Ты проиграл, потому что я использую свой год и пять месяцев по назначению, а ты не сможешь понять даже за пять лет миссии. - Пять лет? - переспрашивает он. - Ты слышишь только это, - горечь в голосе кажется фантомной, но двойник слишком человек, так что Спок видит все эмоции как на ладони. - Через тридцать пять секунд ты будешь дома. Забудь, что вообще здесь был. Он уходит, оставляя Спока в одиночестве ждать перемещения. Вселенная гремит в ушах, мозг безуспешно пытается пристроить полученные данные хоть где-то, рассортировать хоть как-то. Спок понимает, что забыть было бы логичнее всего. Через минуту Спок смотрит в обеспокоенные голубые - с нормальным зрачком - глаза своего капитана, которого ему не приходило в голову звать Джимом, даже если тот очень просил. - Ты в порядке? - спрашивает он обеспокоенно. - Что случилось? Спок вздыхает, и даже дурак может услышать в его голосе облегчение, как-то связанное с долгим взглядом на Джеймса Кирка. У вулканцев нет богов. Но у его двойника из зеркальной вселенной - есть. У бога голубые глаза, большую часть времени затянутые черным. У бога плавные, слабо скоординированные движения, вечно неправильно застегнутая форма и открытый нежный взгляд. Бог умрет через год и пять месяцев. Спок слишком сильно рад, что родился в другой вселенной, чтобы тешить себя иллюзией, что он не скомпрометирован эмоционально той вселенной, тем собой, тем капитаном. То, что двойник был не совсем прав, Спок осознАет очень скоро - когда за холодным стеклом теплая рука будет тянуться к нему, борясь со смертью, когда слезы будут застилать глаза самым нелогичным образом. То, что двойник был совсем не прав, Спок осознает, когда голубые глаза сонно посмотрят на него из-под ресниц знакомым по другой вселенной, нежным и открытым взглядом, когда вулканец скажет «Джим» просто потому что ему захочется, без каких-либо логичных причин. И это «Джим» прозвучит как молитва в пустыне. У вулканцев нет богов. Но у Спока - есть. У бога ясные голубые глаза, стремительные движения и легкий характер, с каждой миссией обретающий вес опыта. У бога любопытные руки и нелогичная привычка постоянно касаться острых ушей Спока. Бог будет жить до тех пор, пока у Спока будут силы его любить.