Предрассветное

Что-то горячее полилось на кожу. Оно показалось настолько обжигающим, что Хиномия от неожиданности вздрогнул. Хёбу тут же принялся успокаивать его, будто норовистого жеребца, который впервые в жизни оказался под седлом: — Ну-ну, спокойно. Это всего лишь масло. Ароматное кедровое масло из остывшей лампады, которую сам Хиномия погасил перед тем, как лечь спать. Как же вампир проник в келью? Повеяло свежестью и стало понятно: открытое на ночь окно не смогло стать преградой для Хёбу Кёске. — Ну как? Успокоился? — шепнул вампир спустя несколько минут. — Нет, — честно ответил Хиномия. Где уж тут быть спокойным? Руки и ноги оказались прижаты вампирской силой к кровати. Он не мог пошевелиться, хотя и старался. Тело будто не принадлежало ему, хотя он чувствовал все прикосновения каждой частицей своей плоти. О спокойствии не могло быть и речи! Хёбу Кёске лежал поверх него: головой — на его груди, руками опираясь на постель возле его раздвинутых ног, грудью и животом прикасаясь к тому... К тому, что Хиномия старался не называть. — Изыди, нечистый кровопийца! — приказал он в отчаянии. Хёбу не ответил, видимо, посчитав выше своего достоинства пререкаться. Вместо этого он налил на него ещё масла, а потом принялся размазывать, втирая в кожу медленными движениями, постепенно спускаясь от груди к животу. Масло было скользкое, тёплое, пахучее, и вместе с руками Хёбу словно льнуло к коже. Хиномия решил, что будет молиться, и закрыл глаза. Но в мыслях было пусто, ни одного слова божьего; их все словно вынесло вон болезненно-холодным ветром. Хёбу наклонил голову и подул в его пупок. Дыхание показалось огненным и опалило кожу, словно пламя. Хиномия вскрикнул. — Тише. А то тебя услышат, — шепнул вампир, и в его голосе заплясала насмешка. — Будь ты проклят, монстр, — прошептал Хиномия. — О, да, я уже проклят... — ответил Хёбу, проводя скользкой ладонью от живота — вниз, зарываясь пальцами в жёсткие курчавые волоски. Хиномия зашипел, замотал головой. — Неужто не нравится? — спросил Хёбу с удивлением. Чувствуя, как тело предаёт его, как кровь начинает ускорять свой ток в тех местах, где к нему прикасались, Хиномия старался молчать. Нравилось это ему или нет, эти ощущения были под запретом. — Нельзя... там... — произнёс он почти жалобно. Нет, он вовсе не собирался жаловаться вампиру. — Ты ещё девственник? От подобного вопроса у него мгновенно загорелись жаром щёки. Хёбу лениво погладил его, перебирая пальцами кудряшки волос. — Ты посмотри, как у тебя стоит... девственник Хиномия... С этими словами он наклонился и взял его член своим ртом. Губами. Хиномия ахнул. Скользкая рука принялась гладить его в самых потаённых местах, а языком Хёбу начал облизывать его так, как ребёнок лижет праздничный леденец. — Пусти, — взмолился Хиномия в потолок. На глазах наворачивались непрошеные слёзы отчаяния. — Так нельзя, пусти меня!.. Рот был горячий, жадный, голодный. Ощущая язык и изредка прикосновение зубов, Хиномия почти лишался чувств, так хорошо и так страшно ему было одновременно. Стыд накрыл его плотным душным одеялом, и избавиться от него не было никакой возможности. Руки вампира обхватили его бёдра, заставляя согнуть ноги в коленях и раздвинуть их ещё шире. Более унизительной позы Хиномия ещё не знал. Он мотал головой по подушке. — Прекрати. Хватит, — просил он безостановочно. — Господи боже мой, прекрати! И вампир вдруг прекратил. Выпустил его изо рта, придерживая рукой, и Хиномия ощутил, каким большим стал у него член, как вырос, распрямился, пока был у Хёбу во рту. Горячий, набухший дьявольским желанием, пульсирующий, словно от боли, чувствительный до малейших прикосновений. Член оказался таким длинным, что почти достигал навершием пупка. Хиномия стыдливо посмотрел вниз, безуспешно попытался прикрыться и отвернулся, снова уставившись в потолок. Вздохи, вырывающиеся из его горла, были похожи на всхлипы. Сейчас вампир оставит его так. Чтобы посмеяться над делом рук своих, над его унижением, над слабостью... Несколько томительных мгновений ничего не происходило. А потом Хёбу опустил голову между его расставленных ног и уткнулся в него лицом, вздыхая и постанывая. — Какой же ты красивый, — услышал Хиномия. А дальше его начали вылизывать. Яички поджались, когда Хёбу начал посасывать их, дразня нежную кожу. Он сжимал, бережно перекатывал их в руке, и Хиномия и сам не заметил, когда начал двигать бёдрами, подстраиваясь под прикосновения, не заметил даже, когда его ноги стали свободны. Дыхание Хёбу ласкало кожу запретным жаром, и слыша, как он втягивает носом его запах, Хиномия готов был потерять сознание. Он закрыл глаза, и перед внутренним взором всё заплясало цветными всполохами. — Прекрати, — в который раз взмолился Хиномия. Уже одно то, что он не думал сейчас о боге, было грехом. — Перестань это делать. — Я скоро, — шепнул Хёбу, мягко поглаживая внутреннюю поверхность его бёдер. Кожа от масла была скользкой. Он снова поднялся выше, короткими движениями языка вылизывая его плоть от самого корня до навершия, и Хиномия шипел от этих прикосновений. Скользкие пальцы обхватили его член и властно провели по нему от основания к самому началу. Хиномия издал вымученный стон. Сдерживать свой голос он уже не мог. Бёдра дрогнули и начали ритмично подаваться вверх. — Да, вот так, толкайся, — проговорил Хёбу и вновь склонился над его членом. И он снова и снова толкался в его рот, в руку, приближаясь к неизведанной грани острой боли, такой сладкой, словно это были врата рая. Шепча проклятия, Хиномия отпустил себя, взметаясь к этим вратам, к долгожданному освобождению. Экстаз пронзил тело, будто смертельный удар меча, выламывая его спину дугой и отнимая дыхание. — Ну вот... Ведь было хорошо? — спросил вампир, выпуская его и облизываясь. Хиномия, дрожа, смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова в ответ. Ошеломительное ощущение схлынуло, как волна, оставив его пустым и ослабленным. — ...ты... дьявол... — смог прошептать он наконец. — Так и есть, Хиномия, — легко согласился вампир, прикасаясь щекой к его бедру. Волосы у него были мягкие, как пух. Он поцеловал его пылающую кожу, потёрся о неё носом, лизнул. — Знал бы ты, как я тебя сейчас хочу, — томительно прошептал Хёбу, словно в горячечном бреду. — Хочу твоей крови, твоего тела, тебя... Твой экстаз — ничто по сравнению с моей жаждой... Хиномия смотрел на его ангельское лицо с прикрытыми глазами, на его грешные губы, зная, что под ними скрыты смертельно опасные клыки. И отчего-то не боялся. — Пожалуйста... — Хёбу приподнялся на руках выше, потянулся к его шее, провёл по ней пальцами, скользкими от масла. — Хотя бы немного... Хиномия ощутил, что руки его стали свободны. Хёбу лежал подле него на узкой постели, гладил его шею и глядел на него голодными глазами. — Нет. Нельзя, — Хиномия покачал головой и осторожно отодвинулся, насколько позволяла ширина кровати. Вжался в стену спиной, разглядывая лежащего вампира. В своей жажде Хёбу казался утомлённым и разомлевшим. Совершенно бесстыдным. Искушающе греховным. Он ничего не делал, просто лежал, словно вручал власть над собою в чужие руки. Хиномия потянулся и дотронулся до его лба. Тонкие и густые волосы скрывали старый шрам. Вампир закрыл глаза и повёл носом, словно мог чувствовать запах желанной крови, что текла в сосудах человеческого тела. Как мог такой монстр знать о его теле то, что Хиномия и сам не знал? Запретное знание для того, кто жизнь свою посвятил богу. И тогда Хиномия решился. Он никому не будет должен, ничего. Он медленно вытянул из-под подушки серебряный кинжал. Рукоять кинжала была отлита в форме распятия. Ощутив приближение креста, Хёбу только нахмурил брови, но даже глаз не раскрыл. Что это? Осознание собственной силы или просто глупое доверие? Но ведь когда-то давно вампир говорил, что больше не верит людям. Острым лезвием Хиномия полоснул себя по запястью, вскрывая вены. Он знал, что прикосновение к порезу, нанесённому освящённым оружием, будет неприятно вампиру. — Пей, — приказал он, повернув руку и поднося её к тонким губам. Кровь закапала, полилась на простыни. Хёбу с удивлением распахнул глаза, раскрыл рот и приник губами к запястью. Застонал, как от боли, но не отпустил. И дрожал, делая первый глоток. — Не вздумай укусить, — предупредил Хиномия, занося кинжал над его сердцем. Хёбу всхлипнул, поглаживая его руку, сплетая его пальцы со своими. Губы обжигали. Порез горел огнём, когда по нему скользил жадный язык. Хиномия ощущал каждый глоток. Тянущее ощущение, когда вампир высасывал кровь, наполняло тревогой. Если его пронзят клыки, будет поздно; он превратится в такого же кровопийцу, как и тот, что сейчас лежал на кровати рядом. Время больше не измерялось минутами; оно текло дыханиями и глотками, оно сочилось каплями пота по спине и дрожало трепетом длинных ресниц прикрытых в экстазе глаз. Наконец Хёбу отстранился от раны. Хиномия с удивлением посмотрел на запястье: пореза больше не было, он затянулся, и на руке осталась лишь полоска свежего шрама. Удивительно, что прикосновение вампира заживляло раны... — А теперь выметайся отсюда, — приказал Хиномия, борясь с головокружением. Сколько же крови из него вытянули? Он мотнул головой к окну. — Уходи, как пришёл. Хёбу, прищурившись, посмотрел на него снизу вверх. Словно прикидывал, пронзит ли Хиномия его кинжалом или не сможет. — Меня это не убьёт, знаешь ли, — прошептал он, проводя пальцем по тонкому лезвию. Капля его крови размазалась по металлу, почти тут же запекаясь. Хиномия сдался. Глубоко вздохнул и отбросил кинжал на подушку. — Тогда просто — уходи. Скоро рассвет. Я ничего более не смогу тебе дать... — О, нет, — прошептал Хёбу, вдруг поднимаясь и садясь. — Сможешь... Больше, мой маленький церковник; намного больше. Его глаза полыхнули синим отблеском, и Хиномия ощутил, как в нём снова ворочается страх к нечеловеческому, потустороннему. — Солнце встаёт, вампир. Беги в укрытие. — Это прозвучало, быть может, более грубо, чем он сам того хотел, но сейчас у него не было сил скрывать свои чувства. Если Хёбу и уловил его страх, так тому и быть. Тонкая полоска зари алела на горизонте. Занавески трепетали от утреннего ветра. Хиномия и не заметил, как рассвело. Казалось, они провели вместе всего несколько минут. Хёбу легко поднялся с разворошённой постели и подошёл к раскрытому окну. На фоне серого утра, в своих неизменных чёрных одеждах, он казался просто мальчишкой. Кому и когда понадобилось обращать в вампира такого, как он? Юношу, почти ребёнка. Хиномия содрогнулся. Миг — и Хёбу не стало. Он не растворялся в воздухе, не таял медленным туманом, он просто исчез, будто его тут и не было. Первый робкий луч солнца осветил келью. Хиномия лёг на кровать, повернулся на бок и прикрыл глаза. Сегодня он будет молиться. Он не должен терять свою веру. Это единственное, что у него есть. Он будет молиться о многом...

11.03.2014 года.