Путешествие в никуда

Сегодня 22 октября 2006 года - самый важная и, одновременно, бессмысленная дата. Я внимательно всматриваюсь в иллюминатор, стараясь не пропустить ни одной мельчайшей детали. Уже долгое время мы летели над лазурной морской пучиной, что не только не умиротворяло, но и придавало чувство растерянности. Я долго не мог найти себе места, точно так же, как потом долго не мог прийти в себя от счастья, когда увидел неровную береговую линию. Это был не просто кусочек суши, это маленький осколок моего сердца, который я потерял и уже не смогу найти. Я был уже прилично утоплен полетом, к тому же чувствовал себя абсолютно разбитым. Но на какую-то долю секунды я действительно поверил, что вернулся домой. От этой спасительной, обнадеживающей мысли по телу разошлось приятное тепло. На протяжении всего полёта я порывался закурить - абсурдное желание -  но сейчас навязчивая идея куда-то пропала. Хотя сигарет все-таки хотелось, ибо густой дым в лёгких всегда придаёт уверенности, которой не хватало. А ведь до отъезда я никогда и не пробовал курить... По сути, ничего примечательного в небе не наблюдалось, облака были на удивление редкими, но завораживали необычной формой.  Казалось, я давно уже не видел ничего настолько прекрасного. Но на деле, я просто разучился различать красоту в повседневной жизни и воспринимал её исключительно в чистом виде. Полёт выдался спокойный, если не сказать скучный. Я старался держать себя в руках, но душу переполняла глубочайшая ярость. Однако, в тот миг, когда я впервые разглядел очертания полуострова, все резко переменилось. Внезапно мне стало в разы легче дышать, изображение за стеклом стало насыщеннее, воздух - прозрачнее. Вопреки тому, что уже темнело, я жадно разглядывал мельчайшие детали угрюмого пейзажа. Даже тучный мужчина средних лет сидящий рядом, перестал так раздражать меня своим храпом. Наверное, этот чудак отдыхал вместе с семьей в Турции - красивой стране, которая прячет боль и нищету на фасадами дорогих отелей. Интересно, принес ли ему удовольствие этот отпуск? Было очевидно, что денег у бедолаги едва хватило на стандартный номер в приличной гостинице с тремя звездочками на вывеске. Да и отпуск в конце октября указывал на ничтожность этого человека, которого любой встречный сочтет жалким и откровенно отвратительным. Рубашка, которую не стирали уже неделю - видимо, потому, что она у него одна, - вся была в пятнах разнообразного происхождения. Но самым раздражающим был его одеколон - дешёвый, удушающий цитрусовый запах, который меньше всего мог подойти такому, и без того не вызывающему уважения существу. Господи, да этот толстяк даже не смог достать место рядом со своей женой, сидящей в другом конце салона! Попросить меня пересесть, вероятно, было выше его сил и смелости. Способен ли этот слабейший представитель одного из низших сословий вызывать что-либо кроме жалости? Зависит только от того, кому адресован вопрос. Никто не спорит, что кислотно-оранжевый галстук, дешёвые туфли из кожзама и пиджак, пропитанный запахами самых обнищалых проулков Стамбула не способны расположить и вызвать уважение. Вот он возвращается из ненавистного ему отпуска и как никогда нуждается в отдыхе. Но в то же время уже завтра он будет вынужден заявится в офис, дабы продолжить зарабатывать на следующие такие же "каникулы". Ему не знакомы понятия, вроде семейного счастья, он не видит смысла в саморазвитии. Он влечёт своё бессмысленное существование в затхлой хрущевке без ремонта едва сводя концы с концами. Да и зачем ему такая жена, если она открыто его ненавидит и изменяет несчастному при первом удобном случае? Как назло, мужчина повернулся и захрапел в разы громче, чем прервал не только мои размышления, но и сон рядом сидящей девушки. А ведь где-то в глубинах этой бесформенной массы прячутся осколки его человеческой души, которую убило в нем общество. Точно так же, как и сам мужчина целыми днями прячется в некоем подвальном помещении, именуемом "рабочим местом". Его без преувеличения можно назвать ничтожеством, пустым местом, если хотите. Он значит для мира не больше, чем песчинка на заброшенном пляже в одном из пригородов Бердянска. В принципе, как и каждый второй пассажир рейса Стамбул-Донецк, так уж повелось. Но самое страшное то, что его, чёрт возьми, это устраивает! Таких людей: слабых, безвольных, равнодушных и элементарно глупых -  неказистые авторы часто противопоставляют главным героям. Почти все они - выходцы из СССР, большинство с дипломами о высшем образовании. Но на пост-советском пространстве образование не нужно: ты или бандит, или еврей, или безмозглая серая масса. И ни в одном из этих случаев ламинированная цветная картонка не сыграет существенной роли. Лишь иногда людей вроде сидящего рядом туриста посещает чувство разбитости и опустошенности. Им нехватает тех стремлений и амбиций, которые придавали их жизням краски в юности. Есть ли у этих животных хоть какая-то мало-мальски важная цель в жизни? А есть ли она, собственно говоря, у меня? Такие мысли больше не наводят грусть или удрученность и уже давно. Скорее состояние на грани беспомощности и какой-то возвышенности, когда в полной мере осознаешь абсурдность происходящего. Франц Кафка 21-ого века, по-другому и не скажешь. Хотя раньше мне было горько признавать, что моё будущее не лучше чем у храпящего импотента в нестираной рубашке. А может даже в сотни раз хуже и паскудней, ибо их жизни построены на монотонности, размерености и стабильности, а я просто хочу выжить. Мои друзья и знакомые стали для меня всего-навсего частью экосистемы, родина значит теперь лишь пятно на карте. Не существует пейзажа, которым я мог бы восхищаться, девушки, которую я мог бы полюбить, ничего. Безразличие - это то, чего я всю жизнь так боялся. Кажется, все, что гложет меня сегодня - это чувство вины. Без сомнения этих людей без лиц и имен сломило государство, общество, режим. Больно представить, сколько поколений сильных, умных, свободных славян уже погублено и скольких светлых душ мы ещё недосчитаемся. Им не хватило воли противостоять пропаганде, которой позавидовал бы сам Пауль Геббельс, они превратились в животных. Я же умудрился сломить себя сам. Выбор мне не составил особого труда: или это была бы моя мать, или же я. Мне не представилось возможным насладится юностью, ощутить опьяняющий запах свободы. Когда мне пошёл третий десяток, моя, казалось бы ещё невинная детская душа пренадлежала старику-отшельнику. Будучи в плену обстоятельств, я принял это, как должное. Меня плавно начинало клонить в сон, но я всячески стремился не угодить в  объятия Морфея. Я вообще редко спал в последнее время, так как даже состояние приятнейшей полудремы сопровождалось чрезмерной активностью сознания. Проще говоря, меня посещали самые зверские и извращенные кошмары, не знакомые даже героинщикам в завязке. И это лишь одно из причин, по которым не брезгую различными психотропными в-вами. А кто от них откажется, когда твой главный враг - твоя собственная память, убивающая тебя воспоминаниями.Так у меня появлянтся шанс хоть на пару часов погрузится в абсолютно бессознательное состояние, которое не грозит мне ни снами ни галлюцинациями. Не сложно догадаться, что в самолёт я их не взял. Когда до прибытия оставалось чуть менее часа, наступила глубокая, чёрная ночь. Создавалось впечатление, что если разбить стекло и потрогать воздух, он окажется плотным. Несмотря на накрывавший меня сон и спутанность сознания, от идеи разбивать иллюминатор я отказался сразу. Мне было уже все равно, куда я летел, откуда, да и, собственно говоря, зачем. Я долгое время был никем в одном из пригородов турецкой столицы, глупо полагать, что здесь, в Украине, что-то изменится. По салону быстро распространилась необъяснимая суета, свойственная нашему менталитету. Люди начали судорожно собираться (хотя собирать, по большому счету, им было нечего), переспрашивать что-то у рядом сидящих, донимать стюартов. Последние, однако, тоже не отличались расторопностью, что неудивительно. На этом сказывался поздний час, да и сами по себе стюардессы в третьем классе не пестрили манерами. Насколько же тесно стало в самолете от столь бурного беспокойства! Лишь одна девушка в передней часть сидела неподвижно, направив свой утомленный взгляд куда-то вовне. Она разительно отличалась от любого другого пассажира - я это видел, а скорее даже чувствовал. Ей было около 25 - чуть меньше, чем мне самому - и она была до безобразия красива. Судя по худобе и очертаниям лица, в прошлом она наркоманка, что, в принципе, свойственно представителям её профессии. Зачем она летит обратно на родину, зачем возвращаться туда, где тебя никто и ничто не ждёт? Просто чтобы в этом убедиться и поставить на своей, казалось бы, перспективной судьбе жирный крест. Меня можно поспешно осудить за преждевременные и необоснованные выводы о её судьбе и мотивах. К тому же, почти каждый задался вопросом, с чего это я обвинил сию особу в проституции?  Цинизм, с которым эти мысли мелькали в моей голове, удивил даже меня самого и оставил крайн неприятный осадок. Итак, молодая, привлекательная девушка одета в старую поношенную толстовку и джинсы, на ней нет ни капли макияжа. В то же время, прическа и маникюр явно сделаны в салоне, причем заведение не из дешевых. Это очевидно не отпуск и не деловая поездка, причины столь долгого путешествия лежат куда глубже. Она бежит от самой себя в поисках той маленькой девочки, которая уехала на заработки несколько лет назад, или хотя бы того, что от неё осталось. Возможно, она хочет увидеть свою семью, пройтись по улицам родного города.  И вернуться она хочет не очередной Элеонорой или Изабеллой, а настоящим человеком. А я её чертовски хорошо понимаю. Через неделю будет ровно 7 лет, как я сам бросил все, сорвался и улетел. Я решил, или я найду какую-никакую, но работу, или сопьюсь и встречу свой конец в грязном проулке либо одном из сотен притонов. И спустя пропитаные потом, кровью и слезами годы каторги, я все еще жив, чему в глубине души до сих пор удивляюсь. Только сейчас, глядя в серовато-синее небо над чернеющей бездной, я понимаю, что моей смерти мать бы не пережила. Но сейчас мне уже все равно. Внезапно организм решил оторвать меня от неприятных размышлений, вызвав очередной беспричинный приступ удушья. Вот у меня начинает кружиться голова и мне прилично не хватает воздуха, что причиняет некий дискомфорт. Легкие предчувствуют свежесть ночного ветерка, которой я смогу насладиться, прогуливаясь по ночному городу. Радует, что там, ровно как и в аэропорту, я буду один. Мы стремительно идём на посадку, отчего симптомы бессонницы, кислородного голодания и элементарная ломка проявляются сильнее. Я едва помню, как люди толпой повалили из салона, сбивая с ног любого, кто встанет на пути. Даже мой храпящий сосед проснулся от шума и, вскочив как ужаленный, направился к выходу. Жена его уже давным-давно вышла и, что маловероятно, уже его ищет. А я сидел неподвижно, и чем больше мне хотелось вырваться из этой железной клетки, тем меньше я хотел вставать. Я едва не потерял рассудок, взглянув на эту землю из иллюминатора. Что же будет, когда я почувствую её у себя под ногами? Загадочная девушка тоже не сдвинулась с места, и, думаю, не стоит объяснять, почему. Несчастен человек, которому дано испытывать одновременно безграничную любовь и всесильную ненависть. А моё отношение к Донецку, это чёрной дыре посреди Европы нельзя описать по-другому. Я думаю, что все, кто когда-либо здесь был, или слышал об этом месте меня поймут. Этот город сочетает в себе несочетаемое: несметные богатства и дичайшую бедность, безжалостных бандитов и честнейших шахтеров. Я могу его ненавидеть, но любить обязан. 00.05, 23 октября, 2006 Я последним выхожу из самолета и вдыхаю холодный ночной воздух, черезчур резкий и непривычный для меня. Я стою на твёрдой земле и жадно вдыхаю дым, доносящийся с заводов. Только на миг, хоть и уже не впервые, я почувствовал себя настоящим, живым человеком. Мне показалось, что я дома, а в действительности, я ещё никогда не чувствовал себя таким потерянным. За долгие или не очень годы - ибо я уже потерял чувство времени - я каким-то невообразимым образом разучился плакать. Поэтому я просто бился с истерике внутри оцепеневшего тела, стоя посреди взлетной полосы одного из крупнейших аэропортов страны. Начался проливной дождь. Один вопрос внезапно меня заинтересовал, ровно как и работников аэропорта, с подозрением за мной наблюдавших. Если задуматься, кто я на самом деле такой, и как меня, чёрт возьми, сюда занесло?