golden

ritualz – gOth bb

Однажды утром Намджун просыпается полубогом. Это случается тысячу жизней назад, в одной из его бесконечных, сжирающих друг друга, как Уроборос, реинкарнаций. Он встает с постели и чувствует теплую кровь, толчками вытекающую из носа. Зеркало не отражает ничего, кроме его растрепанных тёмных волос и болезненно бледной, какой-то серой кожи. На кухне он разбивает чашку. Под его руками дохнут рыбки, а электроприборы дымятся и выходят из строя. По ночам Намджун чувствует, как внутри его тела что-то живет своей жизнью, ходит ходуном под плотной кожей, перетекает из артерии в артерию и выстуживает кровь, наполняя его самого чем-то металлическим и ярким, как вспышка молнии. В одну из самых холодных ночей ноября Намджун проваливается в другое измерение, в мир, текущий внутри него. Он бесконечно долго бродит по холодному песку под низким, свинцово-серым небом и не знает, как вернуться обратно. Когда его выплевывает наружу, девушка, с которой Намджун живет последние несколько месяцев, тихо плачет и показывает стигматы на обеих руках. Он чувствует запах крови и слышит, как тошнотворно трещит кожа, расходясь в стороны и выпуская наружу нежно-розовое мясо. * Он ненавидит себя, но учится жить на изнанке своего мира, в котором часовая стрелка двигается в том же ритме, что и у всех. Намджун носит перчатки без пальцев и длинные рукава, пряча черно-золотую вязь по плечам от самых запястий. Он не гладит чужих щеночков и не ложится в постель с теми, кто ему нравится. До тех пор, пока не встречает Ким Сокджина. * Кожа Джина похожа на жидкое золото — как то, которым изувечены руки и спина Намджуна. В феврале они часто гуляют по пустынным темным улицам до тех пор, пока Сокджин не замерзнет и не станет отогревать свои губы с помощью чужих. Намджун чувствует привкус крови в каждом их поцелуе. Сокджин не видит, как покрывается коррозией металлическая ручка его входной двери, за которую хватается забывший свои перчатки Намджун. Во время секса старший (в людском исчислении) всегда очень громко и жалобно стонет, потому что неизменно оказывается больно. Это случается в час, когда рождается первый мартовский день. В квартире Джина совсем по-мертвецки тихо, и даже ветер из приоткрытой форточки не колышет занавески. Намджун слушает свое тяжелое дыхание и биение чужого сердца. Его зрачки растворяются в туманной темноте радужки. Рука, которой до этого он поглаживал напряженную, влажную от пота спину Джина, скользит вниз, пальцы отсчитывают ребра и прирастают к груди — там, где тяжело сжимается живое сердце. Намджун закрывает глаза и слышит, как биение становится реже, и отнимает руку только тогда, когда Джин под ним дергается и давится воздухом. * Яркое весеннее солнце отражается в грязно-белых, исчезающих уже сугробах, дробится на осколки-отблески в каждой капельке тающего льда. Намджуну невыносимо больно смотреть на то, как все вокруг оживает, и почти нечем дышать. В воздухе пахнет весной и любовью. Ночами Намджун сбегает внутрь себя, где месяцами меряет шагами пустыню, в которой нет совсем, совсем, совсем ничего. Когда он возвращается, оказывается, что прошло не больше пары часов. Часто ему кажется, что грустно улыбающийся Сокджин что-то знает. Рано утром, когда небо еще окрашено трогательно-розовым, Джин садится ему на колени и целует до тех пор, пока жизнь не уходит из него до последней капли. Намджун облизывает пересохшие губы. Змей пожирает свой хвост. * В этом перерождении он уже полноценный бог. Бог Разрушения, которому принесли жертву человеческой жизнью. Тонкий пугающий узор ложится вдоль позвоночника Намджуна, завершая собой броню. Его волосы теперь — пепельно-серые. Влажная темнота глаз выцветает в мёртвый металл. Намджуну кажется, что его тошнит, но очень скоро он понимает, что организму просто не от чего избавляться. Внутри него мерно тикают часы, отсчитывающие секунды и одновременно — столетия. Он закутывается в черную мешковатую куртку и выходит под проливной апрельский дождь. Намджун не знает, где он. Он сглатывает и, не позволяя себе лязгать и скрежетать, трогает стоящего на остановке парня за плечо с тихим: — Эй, извини. Тот оборачивается и улыбается слегка удивленной и бесконечно мягкой улыбкой, которую в прошлой жизни Намджун сцеловывал с этих губ. Он отчетливо чувствует запах разрушения и видит тем, другим своим зрением, как под его пальцами чернеют и крошатся клетки внутри любимого и однажды уничтоженного им тела. Намджун убирает руку и, еще раз извинившись, уходит прочь.